Великая трансформация и обратная сторона жизни

История Германии в ХХ веке

Т. I–II / пер. с немецкого К. Левинсона. — М.: Новое литературное обозрение, 2024. (Серия Historia mundi)

В издательстве «Новое литературное обозрение» начала выходить новая серия Historia mundi, и о первых двух книгах в ее составе хочется сказать особо: «История Германии в XX веке» Ульриха Херберта и «Преображение мира. История XIX столетия» Юргена Остерхаммеля. Книга Ульриха Херберта — первая за долгие годы полная история Германии XX века на русском языке (а в Германии она вышла шесть лет назад, что делает ее последним словом в историографии).

В последнее время на российском книжном рынке часто появляются книги об истории нацизма и Третьего рейха, но фундаментальный труд Ульриха Херберта отличается от всех них кардинально: это прежде всего история страны и народа, где основное внимание уделено не великим историческим потрясениям, но тому, как они влияли на общество. Одинаково важными являются и глубина стремительного падения периода национал-социализма, и медленный, но верный подъем после войны, связанный в первую очередь с именем Конрада Аденауэра.

Эта «История Германии» прослеживает четкое сцепление событий и исторических процессов и не отказывается от одного образа прошлого в пользу другого. Если говорить, к примеру, о самой известной для русского читателя теме — периоде национал-социализма — автор не уходит от нарратива об ответственности немцев за законный приход Гитлера к власти. Ключевую причину успеха нацистов на выборах он видит не только в крайне эффективной и жестокой электоральной кампании — и даже не в отдельных талантах Гитлера как политика-демагога (при всей их убедительности эти объяснения все-таки не дают понять главного). По его мнению, именно Гитлер лучше всего откликнулся на запрос готовой мобилизоваться части немецкого народа — а кроме того, перехватил важнейшую модернистскую и революционную риторику коммунистов.

Не идеализирует Ульрих Херберт и Веймарскую республику, и бисмарковскую Германию. При впервые открывшихся возможностях демократии Веймарская республика не смогла ими воспользоваться из-за турбулентности собственного политического режима. Проводившие жесткую политику репараций в первые годы существования республики бывшие союзники по Антанте также сыграли свою роль в росте национализма и реваншизма. Что же касается Германии до 1914 года, то в ней существовали уже весьма сильные националистические и антисемитские настроения (правда, еще весьма далекие от какой-либо организации), однако впервые получившие возможность влиять на политику через участие в парламентских выборах и разыгрывавшие карту «национального единения».

Впрочем, Ульрих Херберт подчеркивает и другую особенность политических процессов в Германии в первой половине XX века: почти ни в одной временной точке, за исключением рокового января 1933 года, они не были предсказуемы, и вряд ли кто-то мог быть уверенным в том, как именно развернется политическая ситуация. Эти неопределенность и возможность выбора давали пока еще очень умеренный опыт демократии. Частая смена канцлеров Веймарской республики могла свидетельствовать как о шаткости политической системы, так и о ее демократичности и открытости.

Особый интерес вызывают главы, написанные в жанре стоп-кадров: Германия в 1942 году, лето 1948 года («холодное» для Германии), переломный 1965 год, связанный, по мнению автора, с самым оптимистичным настроением общества послевоенного времени. В некоторых из этих глав общество оказывается неспособно как-то реагировать на происходящее в стране и в мире, в других, наоборот, показывает свой потенциал для изменений. И в этом, пожалуй, главный — и в общем-то оптимистичный — вывод «Истории Германии в XX веке»: исторический шанс на трансформацию остается всегда.

Преображение мира. История XIX столетия. 

Т. I–III / пер. с немецкого А. Ананьевой, К. Левинсона, Д. Сдвижкова. — М.: Новое литературное обозрение, 2024. (Серия Historia mundi)

Настолько же интересна и фундаментальная трилогия Юргена Остерхаммеля «Преображение мира. История XIX столетия». В отличие от истории Германии, с этой темой русскому читателю повезло — в его распоряжении есть одна из лучших историй XIX века выдающегося английского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Ей, в свою очередь, предшествовала многотомная «История XIX века» под редакцией французских классиков исторической науки Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо, впервые переведенная еще в древолюционной России, а впоследствии переизданная уже в 1930-е годы. Эти издания важны потому, что историки впервые сосредоточились именно на XIX веке как на стоящем особняком столетии.

В начале XX века, еще до Первой мировой войны, было модно подчеркивать различия: предшествующий век считался не таким «цивилизованным» и «прогрессивным», как наступивший. Разумеется, с течением времени картина усложнилась, и стало понятно, что XX век унаследовал от XIX не только великие достижения в науке и открытия в технике, но и противоречия в политике, экономике, социальной жизни — не говоря уже о главных идейных течениях. Историки стали акцентировать не разницу между веками, а находить (а иногда и привносить) в них много общего.

Упомянутый Эрик Хобсбаум разделял «длинный» XIX век (с 1789 по 1914) на три «эпохи»: 

• революций, 
• буржуазии, 
• империй. 

Несколько упрощая, можно сказать: он считал, что революции сформировали буржуазию, которая потребовала создания для себя империй — а их существование уже сделало неизбежной мировую войну.

Желание подчеркнуть преемственность или разрывы часто отражало не только личные точки зрения историков, но и политическую или идейную принадлежность. Несмотря на столь пристальное внимание к XIX веку, для историков и их читателей он воспринимался не столько сам по себе, сколько в связке с веком XX. Юрген Остерхаммель счастливо избежал обеих крайностей: теории преемственности и теории разрывов. Название всего труда, «Преображение мира», говорит само за себя.

По мнению автора, именно в XIX столетии произошла самая радикальная историческая трансформация Нового времени. Главное же, что это изменение случилось не только в привычной нам политической или социально-экономической истории — прежде всего оно проявилось в обществе. Множество людей не просто поменяли образ жизни, изменились (иногда неочевидно) их взгляды, мировоззрение, идеи. Если раньше для этого нужны были целые века (или даже тысячелетие), то великий сдвиг XIX века занял рекордные для истории какие-то десятки лет, сделав к тому же невозможным какое-либо движение назад.

Если некоторые изменения кажутся почти очевидными, то связи между другими предстают сложными и многослойными. Нанесение мира на карту, открытие всех уголков земного шара сделало пространство ближе, измеримее и доступнее. Многократно возросшие скорости перемещения в корне изменили способы путешествий — как и представления о них. Но вот постоянные встречи с «чужаками» (на улице, в новых общественных пространствах, в дороге, в городе и деревне) тоже меняли менталитет жителей — хотя прежде сфера общения, пожалуй, не находилась под таким сильным влиянием изменившихся обстоятельств. Напомню, что Юрген Остерхаммель пишет в основном о результатах изменений — и домысливать их происхождение едва ли не интереснее, чем читать о них.

Один из выводов автора вселяет осторожную надежду. По его мнению, великую трансформацию XIX столетия сделали возможной как стабильность одних государств (Англия), так и революции в других (Франция): значит, и для современности не все потеряно. Необходимым условием для изменений были, кажется, только национальные государства, казавшиеся (а иногда и бывшие на деле) устоявшимися. Государства-империи — в том числе и Россия — в этом «преображении» мира отстали от других.

И последнее: масштабная историческая эпопея Юргена Остерхаммеля деколониальна: в ней соседствуют нарративы о Европе, США, Азии и Латинской Америки. «Преображение» коснулось всех.

Мятежный ангел 

— М.: Альпина нон-фикшн, 2024.

Новую книгу Эмира Кустурицы можно отнести к жанру кинотекстов: действие и описание в ней прекрасно визуализируется, а авторские размышления можно представить в диалогах героев. Несмотря на прошедшие годы и мировую славу, режиссер постоянно возвращается к событиям своего детства, вступая в перекличку то с Андреем Тарковским, то с Федерико Феллини. Правда, в отличие от них, главной темой его детских воспоминаний остается война — в Югославии. Впрочем, в этом тексте он осмысляет ее с необычной точки зрения: нанесенная войной травма была так велика, что единственным способом изжить ее оставалось творчество.

Соответственно, и веселье, и смех в его картинах тоже служат как бы единственным противовесом ужасам войны. Кроме того, военное детство позволяет отчасти понять и его политические взгляды, и поддержку России. Нынешние события, кажется, служат для него продолжением «натовских бомбардировок Югославии», и это явление z-культуры еще надо осмыслить. Между строк читается, что война для него не кончилась.

Но эти размышления, конечно, не исчерпывают текста современного киноклассика: настолько же важное место в нем занимают кинематографические путевые заметки и размышления об искусстве — вплоть до Нобелевской премии по литературе, вручаемой Петеру Хандке. (Предваряя возможное недоумение: да, Эмир Кустурица остается «гражданином Европы» — и тем интереснее понять, как его взгляды не противоречат его восприятию себя как европейца.) В его текстах подкупает простота и полное отсутствие желания кому-либо угодить: перед нами один из искренних монологов современного художника со всеми достоинствами и недостатками.

Отбросы 

Издательство Chaosss Press, 2024.

Маленький роман американского писателя Юджена Мартена «Отбросы» — уникальная сатира на современное общество. Главный герой, Слоупер, живет с пожилой и больной матерью, иногда подглядывает за соседями и работает уборщиком в многоэтажном здании, где свои офисы размещает несколько компаний. Отбросы, мусор, отходы предстают этакими тайными следами человеческой деятельности на каждом из этажей. Их и должен убирать Слоупер в соответствии со строгими правилами, касающимися в том числе поведения, вплоть до запрета доедать выброшенную еду.

Неосознанно он подражает людям, которых видит прежде всего с обратной стороны их жизни и работы (Слоупер иногда подслушивает рабочие разговоры партнера в юридической фирме). Однажды он находит мертвое тело работавшей в офисе девушки, которая ему нравилась, — и несет его домой, причем ему даже в голову не приходит сообщить в полицию. С этого и начинаются его странные приключения.

Развернутая перед нами сатира (вообще редкий жанр в современной литературе) написана отстраненно, так что кажется, что направлена она даже не против какого-то определенного общественного порока, а против общества в целом. Герой-уборщик не способен на бунт в обычном смысле слова — хотя кажется, что неочевидный левый уклон в романе все-таки присутствует. Вместо бунта Слоупер мимикрирует, издевательски подражая офисным работникам. Он создает свой собственный мир, где также есть место отходам (и распределению по этажам) по образцу своего рабочего места. Ситуация, которая, наверно, должна была бы вызывать у читателя возмущение, описана как подчеркнуто нормальная, и это только усиливает впечатление от текста.