Новый роман Пелевина под названием «Круть» — логическое продолжение вселенной Трансгуманизма. Тем, кому понравился мир Доброго государства, Гольденштерна Прекрасного и баночных жителей, будет приятно вновь погрузиться в будущее и симуляции. А о тех, кто был возмущен предыдущими частями, Виктор Олегович заботится мало — мнение других беспокоит его не больше, чем разводы на стекле: неприятно, но привычно. За тридцать лет непрерывной творческой деятельности Пелевин научился не обращать внимание ни на критиков, ни на читателей, а ориентироваться исключительно на то, что нашептывают ему на ухо боги иронии и отваги.
В этот раз Пелевин предлагает читателям перенестись в сибирскую ветроколонию. Главный герой «Крути» — знакомый по «Путешествию в Элевсин» баночный оперативник Маркус Зоргенфрей. У него, как и у императора Порфирия, доброе сердце и короткая память — о предыдущих заданиях он помнит примерно ничего: корпорация Трансгуманизма каждый раз обнуляет его воспоминания, дабы Маркус смог сохранить рассудок.
Единственное, что он знает: за прошлый подвиг доблестному герою выдали еще двести лет баночной жизни и второй таер. Так что Маркус теперь — послушный винтик в механизме вселенной Трансгуманизма.
И если в прошлый раз начальник Маркуса отправлял героя в симуляцию Древнего Рима, то в новом задании предлагаются обновленные декорации и другие опасности.
В этот раз вселенной грозит возвращение в мезозойскую эру и столкновение с древним злом, демоном Ада в виде царя динозавров Ахилла, вселившегося в главного петуха Кукура в сибирской ветроколонии. Древнее зло мечтает вернуть мезозой и сделать динозавров снова великими.
Пересказывать сюжет романа нет никакого смысла, ибо пелевинская фантазия неистощима, беспощадна и амбициозна. Но внимательный читатель, конечно же, не удивится тому, что на сцене довольно скоро появятся куры-заточницы (читай: феминистки) со своими цугундерами (или нейрострапонами). К сожалению, тема, беспокоящая нашего единственного и неповторимого, остается неизменной — ибо кто еще может быть виноват в крушении планеты и бедах человечества? Так что безудержные шуточки на тему русских феминисток перекочевывают из романа в роман и остаются не то вечно зелеными, не то отравленными: «Снилось вчера, что я победила в бою последнего жреца патриархии. Меня призвал радужный свет, я пришла, совершила должное и скромно удалилась — но потеряла инструмент. Когда проснулась, он был рядом. Верить. Только верить! Русские феминистки спасут планету!»
Но феминистки феминистками, а Маркус должен во что бы то ни стало спасти мир, даже если придется пожертвовать собой. Адмирал-епископ Ломас, начальник Маркуса, детально инструктирует героя, посвящая его в сложные взаимоотношения героев. Чтобы понаблюдать за тем, что необходимо для развития сюжета и раскрытия преступления, Маркус поочередно «подключается» то к одному, то к другому персонажу и использует нейросети. Такой игровой прием: стать наблюдателем — фиксатором реальности, — кажется любопытным, но так как Пелевину порой изменяет вкус, он заваливает читателя пояснениями, гиперссылками и справочной информацией, которые лишь запутывают читателей, особенно тех, кто незнаком с предыдущими тремя книгами о вселенной Transhumanism Inc.
Единственный момент, когда становится действительно интересно следить за происходящим в романе, — это раскрытие любовной истории великого писателя Доброго государства Шарабана-Мухлюева и Рыбы / Варвары Цугундер.
То, что Виктор Олегович слабеет при упоминании русской литературы, мы догадывались, а вот что фантазирует о литературных критиках (вернее, об одной узнаваемой критикессе) в подобном ключе, стало неожиданным.
Собственно, с ней связана лучшая (и едва ли не единственная удачная) шутка всей «Крути» — стоп-слово «Янагихара». О, Янагихара, знала бы она, какая маленькая жизнь (и маленькая смерть) ее ждет!
В общем-то принцип, по которому писалась новая «Круть», раскрыт автором в романе на странице 355 и называется «дзуйхицу», то есть «вслед за кистью». Виктор Олегович, как и писатель Шарабан-Мухлюев, «пишет, не исправляя ничего, — туда, куда бежит мысль», туда и направляет свои фантазии. Медленно и верно он погружает читателя в ад, мезозой, на самое дно… А так хотелось бы все же вырваться на поверхность.