Надеть маску, чтобы сохранить себя

Это — субкультура

Прежде всего, это — не что-то абсолютно невиданное, а новая субкультура. Когда вы впервые вплотную столкнулись с представителями субкультур, задумались о них? Я — в начале двухтысячных. В вузе, где тогда преподавала, в школах, на улицах, в кафе. Они были и раньше, но теперь их уже было невозможно не заметить. Металлисты, панки, готы, эмо… Они были вызывающими; кого-то из старших раздражал их внешний вид, кому-то было интересно, но юные «неформалы» никого не оставляли равнодушными. А им того и надо было. Им было важно привлечь к себе внимание.

Они были нормальными молодыми людьми и подростками, как их ровесники, которые не входили ни в одну субкультуру. Как все молодые люди, они искали ответы на типичные для их возраста вопросы: «Кто я?» «Какой я?» «На кого я похож, на кого — нет?» «Кто мне близок?» «Кто — моя компания?» Людям вообще свойственно стремиться к принадлежности, хотеть быть принятыми и понятыми в каких-то общественных группах, но при этом хотеть быть собой, знать, в чем уникальны именно они. Присоединение к субкультуре удовлетворяло сразу обе потребности: в принадлежности (вот она, «своя стая») и в уникальности: интересы, символика, одежда отличаются от общепринятых. Обращаясь к субкультурам, молодые люди задумывались о своих ценностях, о своем характере («мне близка культура эмо, потому что я эмоциональная»), о своих вкусах (какая одежда, какая музыка нравится). Большие сборища «нефоров», шумные рок-концерты воодушевляли, пьянили единством.

По сравнению с популярными субкультурами недавнего прошлого, в новой субкультуре впечатляет ее — уже не молодежность, а детскость (не случайно в ней появились дети и много подростков, реже встречаются юноши и девушки), а прежние тусовки сменились квадробикой, где молодые люди соревнуются в беге и прыжках, подражают повадкам животных. Если раньше молодые люди, чувствуя, что в окружающей действительности им не хватает чего-то важного, удалялись в субкультуру в поисках других ценностей и взглядов, своего стиля, нового смысла жизни, то современные стали наряжаться животными и передвигаться, имитируя их походку. Помните старую детскую игру «Гигантские шаги»? «Ты сделай пять лошадиных шагов, ты — один слоновий, а ты — двадцать муравьиных!»

Кстати о детях

Что это такое для ребенка — нарядиться в костюм? Прежде всего — игра. Играть очень важно для детского развития. Ролевые игры помогают им узнавать себя и других. Себя — чтобы учиться иметь свое мнение, понимать, чего хотят именно они, какие у них вкусы и ценности. Других — чтобы научиться общаться. А животные? Образы животных в человеческой культуре — во многом о людях и человеческих качествах. Для кого что значит образ животного? Собака — верная? Верная и умная? Кошка — ласковая мурлыка? Или ласковая, но может за себя постоять?

Часто игра — способ самовыражения и возможность творчества. Это — доступная ребенку свобода. Помню свое советское детство и в нем Новый год в школе — единственный почти не идеологизированный праздник. С начала декабря маски появлялись в «Детском мире» вместе с елочными игрушками и мишурой. У меня была любимая маска кошки! Я сама ее выбрала, надевала дома при гостях. «Скажи «мяу»! — «Мяу!»

Маски и костюмы животных не были редкостью.

А вот и школьники тех лет, привыкшие (с детсада, кстати) ходить строем, маршировать четко в ногу, выкрикивая в ритм слова речовки. На призыв: «К борьбе за дело коммунистической партии Советского Союза будьте готовы!» мы хором выкрикивали: «Всегда готовы!», синхронно поднимая руки в салюте. Те же дети с радостью «превращались»! Это было весело: теперь ты — не пионер, а пират. Ну или заяц, или хитрая лиса. В стенах той самой школы, повседневно напоминающей, что надо «всегда выполнять законы пионеров Советского Союза», можно, смеясь, выбежать из актового зала и пройтись, как косолапый мишка. По коридору, где на стенах — портреты Ленина и пионеров-героев.

Многоликая регрессия

Есть такой психологический механизм — регрессия, когда человек временно начинает чувствовать и вести себя, как будто он младше, чем на самом деле. Переодевание в костюм как раз способствует регрессии, создавая игривую атмосферу со свойственной игре детскостью. Не только самые юные представители новой субкультуры, но и те, кто постарше, взрослые молодые люди, иногда охотно «впадают в детство».

Регрессия «включается» и начинает действовать бессознательно. Это защитный механизм, помогающий человеку психологически справляться с трудностями. Вот сорокалетние друзья детства встретились в кафе, повеселились. «Повспоминали, поприкалывались», посмеялись, как в детстве, расслабились, ненадолго забыв о взрослых проблемах и заботах. А вот трехлетка, который уже без уговоров соглашался идти в детсад, после рождения сестрички снова каждое утро упирается, не хочет идти, топает ногами и плачет. «Ну что ты как маленький?» Бывают и более тяжелые испытания. Я видела мальчика-первоклассника в день похорон его отца. Тогда еще людей хоронили со двора. Толпа народа, гроб, венки… А он покачивался на качелях и сосал печеньку. Что-то вроде: «Ничего не вижу, ничего не слышу, я маленький…» Что потом? Постепенно все пережил, выдержал вместе с мамой, снова стал «взрослым» семилеткой.

Сейчас, когда в большей или меньшей степени стресс испытывает все общество, дети и молодые люди вдруг начинают «перевоплощаться». Воображаемое превращение («это не я») временно ослабляет внутренний контроль и способствует регрессии. Образы зверей привлекательны, потому что они живут «по собственным правилам». 

Тогда важно корректно помочь ему успокоиться и остановиться, помочь переключить внимание, поговорить с ним.

«Правильный» и «неправильный» наряд

В обществе одежда и аксессуары часто не только могут, но и призваны стилизовать поведение. Военная форма пробуждает воинственность. Белые халаты медиков ассоциируются с оказанием помощи. В любой организации люди, которые носят одинаковую форменную одежду, начинают чувствовать некоторую общность. Когда в школах в 90-е годы стали отменять привычную всем форму, в обществе разгорелись споры. Те, кто был за школьную форму, говорили, что она способствует единству (и, конечно, дисциплине). Те, кто был против, вздохнули с облегчением: наконец-то дети не будут как «инкубаторские»! Конечно, те и другие были правы.

Карнавальный костюм или маска не является чем-то официально принятым в обществе, их можно выбрать, украсить по-своему. Поэтому легче позволить себе быть не таким, как все, и вести себя не так, как обычно. А также, возможно, выразить что-то глубоко личное. (Например, какой зверь кажется ребенку похожим на него по характеру? Лиса? Какой будет твоя лисичка? И вот множество разных лисьих «лиц»!)

Маска к тому же скрывает черты лица, способствуя деперсонализации и ослаблению личной ответственности. На ум приходит маска грабителя. Не случайно маски часто автоматически вызывают тревогу, пусть даже перед вами никакой не грабитель, а веселящийся ребенок. 

Маска — возможность позволить себе радость и веселье, которые в другой обстановке вызывают насмешки, а то и жестко наказываются. Кстати, в позднем Средневековье (где, простите, шаг вправо, шаг влево — костер) карнавалы давали ряженым возможность «выпустить пар», безудержно веселясь и отпуская шутки, которые им в повседневной жизни не простили бы. А потом вернуться в повседневную жизнь и вести себя пристойно. Зачастую чем жестче запреты, тем больше люди ценят подобные «лазейки».

Справиться со страхом

Переодевание в пугающий для человека (и особенно для ребенка) персонаж может стать способом справиться со своими страхами. Это старый известный неосознаваемый «способ» справиться со своим страхом: испугаться самому, напугать другого, посмотреть, как справится он, разделить страх с ним. Как в мультфильме про котенка по имени Гав: «Давай бояться вместе!» Когда-то дети рассказывали друг другу страшные истории: «В одном черном-черном доме жила черная-черная старуха…» Кстати, справиться со страхом гораздо легче, если знаешь, что он — придуманный. Тот же механизм действует, когда взрослые смотрят или показывают другим фильм ужасов. Когда-то кинорежиссера Хичкока, знаменитого автора триллеров, спросили, боялся ли он чего-то в жизни, и он ответил (ожидаемо), что всегда!

В выборе костюма может происходить идентификация: как с сильным и смелым персонажем (медведь, супермен), так и с самим страхом. В древности люди наряжались нечистью, чтобы отпугивать нечисть. (Отголоски этого обычая сохранились в современном праздновании Хэллоуина.) 

Испугавшись волка в мультфильме, трехлетняя девочка начинает подбегать к людям и рычать. Мама поясняет: «Она играет, что она — не Маша, а Волчище!» А, скажем, ребенок, который боится собак, может нарядиться собакой.

Костюмы часто используются для того, чтобы ярче выразить какое-то свое особенно ценимое или желательное для себя качество. Общеизвестно использование костюмов для подчеркивания своей женственности или мужественности. Когда-то девочка могла надеть костюм принцессы, теперь более модно — костюм кошечки. Помню, когда-то чуть ли не все мальчики хотели костюм Человека-паука. Родителям мог не понравиться выбор ребенка, говорили: «Зачем тебе Человек-паук, он же такой некрасивый». Но для мальчика этот выбор значил желание побыть в роли мужественного и могучего героя. Так же и образ зверя может быть выбран, потому что хочется быть сильным и смелым. Или ловким, или выносливым (вспомним упражнения квадроберов).

Когда это ненормально? Когда нормально?

В фольклоре разных народов рассказывается о превращениях людей в животных, а потом снова в людей. Когда-то в давние времена это было больше, чем сказкой: люди в это верили. В частности, у европейских народов была распространена вера в оборотней, которые превращаются в волков и нападают на людей. В Средние века людей, которых подозревали в том, что они — оборотни, судили за колдовство и казнили. Преследованием «оборотней» общество, конечно, подкрепляло веру народа в то, что они существуют, и страх перед ними. В жизни средневекового человека было много несчастий: войны, голод, эпидемии… 

Известны истории о том, как человек действительно поверил, что он — животное, и начал себя вести соответствующим образом. В Библии рассказывается, как вавилонский царь Навуходоносор был наказан богом: царь сошел с ума, вообразил, что он вол, жил, как вол, семь лет, ходил на четвереньках и питался травой (Книга пророка Даниила 4:30). Конечно, Навуходоносор, если эта история правдива, — случай для психиатра. На самом деле клиническая ликантропия (бред превращения в животное в сочетании с поведением этого животного) встречается крайне редко, хоть и стала темой многих анекдотов. Ребенок-квадробер, конечно, знает, что он — человек, просто обожает играть в животное. Именно в этом смысле может утверждать: «Я — собака!»

В норме дети живут своей повседневной жизнью: учат уроки, или играют в футбол, или ходят в магазин… Так живет и обычный квадробер. При этом периодически возвращается к любимой игре, прекрасно понимая, что это — игра. А родители? Стоит ли родителям квадробера бить тревогу? Стоит в случае, если от этого увлечения стала страдать нормальная повседневная жизнь ребенка. Если он начал пропускать школу, гуляя где-то в своем наряде животного. Если забросил домашние дела, забыл о гигиене… Важно, чтобы родители вовремя обратили на это внимание. Может, они смогут со своим ребенком договориться и вместе наладить режим его повседневной жизни. Если нет — стоит обратиться к детскому психологу. Потому что иногда проблема реальна. Здесь дело не исключительно в квадробинге. (Например, то же самое может произойти в случае чрезмерного увлечения компьютерными играми, которые сами по себе могут быть совсем не плохим занятием.)

Что бы я сказала о родителях, которые включаются в игру и готовы водить ребенка на поводке? Иногда совместная игра может развлечь и ребенка, и родителя. Если это их сближает, укрепляет отношения, — почему бы и нет? Важный момент: именно от родителей ребенок учится распределять и планировать свое время. Именно от них узнает, где место игре и где ей не место. 

(Скажем, настоящая собака, задрав ногу, мочится у столбика, а человеку так поступать все-таки не надо.) Это — про человеческую жизнь и требования социума, про реальность. Наше свободное, игривое начало прекрасно, оно делает нас творческими. Но — при условии, что мы, зная меру, остаемся людьми.

Встречала в интернете мнение, что, участвуя в игре в собачку, родитель ребенка унижает. В каком случае? Если, например, родителям захотелось так развлечься, а ребенок этого не хотел. Если на семейном празднике сына заставят лаять, чтобы развлечь гостей. Или водили на поводке, сняли видео и выложили в интернет, не спросив ребенка. Родителям весело, а дочь плачет. Это унижения. Если ребенок сам захотел поиграть в модную игру, и родители ему подыграли — думаю, что в этом нет никакого унижения. Если у родителей хороший контакт с ребенком, меньше риск, что с поведением квадробера будут проблемы. Например, что изображающий собаку мальчик начнет нарушать общественный порядок, бросаясь и лая на прохожих. Кстати, обозначать границы дозволенного можно, продолжая играть в хозяина и собачку: ведь у хорошего собака воспитанная.

А подросток? Если взрослеющий ребенок стал квадробером, с ним бесполезно воевать. 

Лучшее, что вы можете сделать для того, чтобы этот период его жизни прошел благополучно, — попытаться понять. При этом продолжая обозначать границы дозволенного, ведь за подростка по-прежнему отвечают родители. И позволить ребенку самому себя контролировать, когда он станет совершеннолетним. Как представители других субкультур, ваш квадробер однажды просто «перерастает» свою беспокойную юность, будет вспоминать о ней: отчасти, может, со стыдом, но во многом — с теплотой. Часто бывшие представители субкультур с возрастом сохраняют старых хороших друзей — выходцев из той же компании.

Сам по себе расцвет этой новой субкультуры — не хорошо и не плохо. Конкретно у нас он говорит в том числе и о том, как дети и подростки психологически справляются с сильным стрессом, в котором находится общество. Бывает время, чтобы активно искать себя, бывает и другое — время — чтобы пережить стресс и внутренне сохраниться. Как в сказке, где герой спасся, превратившись в зверя, побыл им, а потом снова стал человеком, когда опасность миновала. Я бы предложила не призывать в новую субкультуру, но и не воевать с ней. Просто постараться понять, что для ее расцвета есть причины. Квадробинг все-таки создал возможность получить долю свободы в несвободной обстановке и долю безопасности в атмосфере тревоги и неизвестности будущего.

Татьяна Литвинова, психолог, кандидат философских наук