Профессиональный гуманизм, запрещающий разум

Огрубляя, можно сказать, что критики Израиля делятся на две большие группы. 

Первая — это левые радикалы, борцы с империализмом и гегемонией «первого мира». В их логике Израиль — случайно уцелевший осколок машины колониального угнетения, который должен быть разрушен.

Это религиозные фанатики покруче любого хамасника, у них есть Священное Писание, и в этом Священном Писании сказано: угнетенный всегда прав. 

Спорить с фанатиками бессмысленно, хотя проследить, как фанатизм стал интеллектуальной модой, как захватил университеты, газеты, площади мегаполисов, было бы делом небесполезным и поучительным. Но это тема для отдельного разговора.

Интереснее вторая группа. Она состоит из людей, которые не сочувствуют террористам, не симпатизируют ХАМАС, но считают ответ Израиля на резню 7 октября чрезмерным и приведшим к недопустимым жертвам среди мирного населения. Они призывают к остановке войны, переговорам, политическому решению конфликта.

Многие в Израиле, включая официальных лиц, объясняют любые антиизраильские протесты антисемитизмом. Это объяснение неверно и, как любое неверное объяснение, вредно. Конечно, антисемитизм никуда не делся, многие люди не любят евреев и верят, что еврейские элиты захватили власть над миром. Но на самом деле даже буйные демонстранты, кричащие про Палестину от реки до моря и жгущие израильские флаги, далеко не всегда негативно настроены к евреям как таковым. Тем более обвинение в антисемитизме неприложимо к мирным обывателям, которым больно видеть по телевизору или в интернете разбомбленные кварталы Газы и плачущих голодных детей.

И тем не менее помянутая стена между израильтянами и «прогрессивной общественностью» лишь укрепляется.

Кстати, вот еще один момент, не очень понятный извне. Когда я говорю «израильтяне», я действительно имею в виду подавляющее большинство жителей страны, включая тех, кого здесь принято относить к левым, кто терпеть не может нынешнее правительство, требует сделки с ХАМАС ради освобождения заложников и жалеет о провале мирных переговоров 1990-х. И даже эти люди качают головами и крутят пальцем у виска, когда слышат аргументы, казалось бы, близких им по взглядам европейцев и американцев.

— Это война, — говорит израильтянин. — На ней всегда бывают невинные жертвы. Так она устроена. Да, надо стараться минимизировать их число. Но избежать их невозможно. Тем более когда боевые действия ведутся в плотной городской застройке. Когда школы превращены в штабы террористов и склады боеприпасов. Когда под больницами входы в тоннели. Когда боевики не носят военной формы и легко сливаются с гражданскими. 

— Если вы знаете, что ваши действия приведут к гибели гражданских, то не надо начинать, — возражает его оппонент. — Точечные операции спецслужб в жилых кварталах — это еще куда ни шло, но армия туда входить не должна. Тем более недопустимы бомбардировки — ведь они с неизбежностью приведут к массовым жертвам, разрушениям, потокам беженцев.

В этой точке сходятся два дискурса — правозащитный и обывательский. И те и другие говорят одно и то же: если цена войны — более или менее массовые жертвы среди гражданского населения, то такую войну не следует начинать и продолжать. Только обыватели выражают эту мысль более простым языком, а правозащитники — со специальной терминологией и ссылками на параграфы международных конвенций.

Иногда эта позиция доводится до логического предела (и это хорошо, я люблю, когда мысль додумывается до конца). Ну, например, спрашиваешь человека:

— А вот если в густонаселенном районе Ливана стоит ракетная установка, которая готовится дать залп по израильским городам, можно ее разбомбить или нет?

— Это действительно сложный вопрос, — отвечает твой собеседник. — Но, в конце концов, у Израиля хорошие ПВО и бомбоубежища.

Или недавние размышления уважаемого человека, одного из основателей Диссернета Андрея Ростовцева о том, как нехорошо проводить операцию по освобождению заложников, если при этом приходится убивать хозяев квартиры, где удерживаются заложники.

А вот очень показательный диалог того же Ростовцева с одним из комментаторов:

— Каким образом вы предлагаете уничтожить террористическую инфраструктуру, не разбомбив всё? Как это сделать по-другому?

— Не знаю. Для этого есть дипломатия. Но уничтожать мирных жителей — это никуда не годится. Тем и отличается цивилизованный человек от пещерного, что научился использовать преимущества диалога.

И это очень характерная реплика. 

— У вас есть право на самооборону, но так нельзя.

— Так нельзя, это мы уже поняли. А как можно?

— По-другому, без жертв среди мирного населения.

— Но так не бывает.

— Значит, никак.

Вариант:

— Надо создать палестинское государство.

— Ну хорошо, допустим, удастся преодолеть все территориальные и прочие разногласия, и такое государство будет создано. Власть в нем получат те же люди, что и сейчас, так что на следующий день туда начнут завозить оружие, а через палестино-израильскую границу станут просачиваться террористы. Израиль будет вынужден вводить войска, уничтожать боеприпасы и боевиков. То есть будет все то же самое. Тогда в чем смысл?

— Ну хотя бы попробуем!

Диалоги из драмы абсурда. Проблема в том, что для израильтян все это звучит немного по-другому. Примерно так: чтобы удовлетворить наши гуманистические инстинкты, вы должны лечь на пол и ждать, пока вас вырежут вместе с семьями. Поэтому любая реплика в защиту мирных жителей Газы воспринимается израильтянином как пожелание смерти ему лично и его близким. Несмотря на то что автор реплики, несомненно, ничего такого в виду не имел. Он добрый, милый и умный человек. Просто он за все хорошее и против всего плохого.

А здесь нет выбора между хорошим и плохим.

Есть выбор между плохим для тебя и плохим для другого.

Если ты против гибели мирных жителей с одной стороны — значит, ты за гибель мирных жителей с другой. Ну вот так обстоит дело в реальности. 

Это не просто разные позиции — это позиции, в основании которых лежит принципиально разная аксиоматика. А разная аксиоматика порождает разную оптику и разный язык. Например, там, где критик Израиля говорит про военное преступление, защитник видит удар по террористам, приведший, увы, к жертвам среди мирных жителей…

15 декабря 2023 года произошел один из самых страшных эпизодов войны в Газе. Израильские солдаты застрелили Самера Талалку, Алона Шамриза и Йотама Хаима — трех израильских заложников, сумевших сбежать после гибели охранявших их боевиков. Военнослужащий увидел группу приближавшихся людей, заподозрил угрозу и открыл огонь. Двое были убиты на месте, третий укрылся в соседнем здании. Оттуда он начал кричать на иврите: «Помогите! По мне стреляют!» Командир приказал прекратить огонь и сообщил человеку в здании, что он может выходить. Тот вышел — и был убит.

Расследование показало, что в первом случае стрелявший солдат имел ограниченный обзор и не видел, что идущие к нему люди размахивают белым флагом. А во втором — открывшие огонь не расслышали приказ из-за шума работавшего рядом танка.

Эта история потрясла Израиль. Ее долго обсуждали и в медиа, и в частных разговорах. Но никто, включая родственников погибших заложников, не использовал слова «преступление» и не требовал отдать стрелявших под суд. Всем было ясно, что у солдат не было злого умысла, а было лишь желание обезопасить себя. Все понимали, в каком состоянии после двух месяцев боев находятся военнослужащие, один из которых в решающий момент недослышал, а другой недовидел.

Мне кажется, эта трагедия и реакция на нее — идеальное объяснение того, что на самом деле происходит в Газе и на войне вообще.

Солдаты стреляют по своим. Ракета отклоняется от запланированной траектории и попадает в гражданский объект. Разведка наводит бомбардировщики на ложную цель. Танк наезжает на автомобиль с семьей, пытающейся выехать из зоны боевых действий. 

Впрочем, про это уже сказал Бродский, описывая загробную встречу маршала Жукова с солдатами, которых он посылал на верную гибель:

Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».

Но почему этого не понимают те, кто обвиняет Израиль? Мне кажется, тут несколько причин.

«Рационализация» стала словом ругательным. «Ты что, не видишь: кровь, слезы, крики? Как ты смеешь рационализировать это? Какое имеешь право спокойно рассуждать об этом кошмаре?» И что тут ответишь? «Да, знаете, я хотел бы рационально и с холодным носом обсудить, сколько детей допустимо убить в качестве сопутствующего ущерба при ликвидации подразделения террористов»? Сам же потом ночами спать не будешь после такого ответа. Да и понятно, что человек, эмпатично восклицающий: «Мне невыносимо на это смотреть! Прекратите убивать!», — всегда в более выигрышном положении, чем бесчувственный зануда, поправляющий очки-велосипед со словами: «А что, собственно говоря, происходит? Давайте проанализируем и обсудим все по порядку».

Говорят, что современности присуще клиповое мышление. Мне кажется, это незаслуженный комплимент. Клип — это все-таки какое-никакое движение. На самом деле точнее — говорить о мышлении фотографическом. Фотография — застывшее время, история без конца и начала, без причин и следствий. Маленький фрагмент пазла, притворяющийся целым. Высокое искусство и идеальный инструмент манипуляций. И даже если речь о двухминутном сюжете в теленовостях, о ролике в тик-токе — все равно это точно такие же фотографии, только с имитацией динамики.

Но основное объяснение еще проще. 

Как говорится, I have a dream. Нет, не мир во всем мире, гораздо приземленнее. Я мечтаю, чтобы профессиональных гуманистов в телестудиях по всему миру заменили военные эксперты. Которые рассказывали бы, что такое сопутствующий ущерб и какие пропорции в современных войнах считаются допустимыми. Объясняли, кто, когда и насколько успешно вел боевые действия, аналогичные войне в Газе, на территории с близкой плотностью населения. И разбирали бы конкретные решения израильского командования, пусть даже критикуя их. Потому что если профессионал говорит: «Да, эту операцию можно было провести так, чтобы погибло на 300 человек меньше», — это важно и заслуживает внимания. А «там гибнут люди, давайте немедленно прекратим» — просто бессмысленное колебание воздуха, позволяющее произносящим хорошо выглядеть в собственных глазах за чужой счет. За наш счет. За мой.

Есть такой известный стишок Евгения Лукина:

На излете века
взял и ниспроверг
злого человека
добрый человек.

Из гранатомета
шлеп его, козла!
Стало быть, добро-то
посильнее зла.

Очень остроумный текст. Проблема в том, что встреча добра со злом действительно часто выглядит именно так.