Никита Павлович — это ум, честь и совесть советского футбола. Наверное, нет ни одного болельщика (не важно, какой команды), который бы плохо высказался о форварде, по-рыцарски относившемся к соперникам и предельно корректно — к судьям. И нет ни одного футболиста и наставника, которого Симонян публично критиковал. А ведь заслуженный мастер спорта имеет полное право упрекать и укорять.
Он, владевший великолепным дриблингом и точным ударом с обеих ног, тонким позиционным чутьем и скоростью, красиво прожил 11 сезонов в «Спартаке» и является лучшим бомбардиром в истории клуба (160 мячей за 244 матча). Четыре раза становился чемпионом страны (1952, 1953, 1956, 1958), завоевал два национальных Кубка (1950, 1958) и трижды выигрывал звание лучшего бомбардира первенства (1949 год — 26 мячей; 1950 год — 34 мяча; 1953 год — 14 мячей). Кстати, его достижение от 1950 года продержалось 35 лет.
Повесив бутсы на гвоздь и превратившись в тренера, он дважды приводил любимую команду к чемпионству, а в 1973-м совершил невероятное: с ходу сотворил золотой дубль с ереванским «Араратом». К слову, в отечественном футболе он второй (после Николая Гуляева) обладатель почетного дубля (победитель чемпионата и Кубка страны в одном сезоне) как игрок (1958) и тренер (1973).
О нашем последнем здравствующем чемпионе олимпийского турнира — 1956, капитане и авторе первого гола сборной СССР на дебютном для нее мировом форуме — 1958 в Швеции известно, наверное, почти все. Но давайте в день рождения уникального и мудрого ветерана, который продолжает работать на посту первого вице-президента РФС, вспомним самые любопытные факты его биографии.
- На самом деле уроженец Армавира, проведший почти все детство в Абхазии, никакой не Никита Павлович. Из книги Симоняна «Футбол — только ли игра?»: «Родители дали мне имя Мкртыч. Но попробуй выкрикни его на поле… Пока произнесешь пять согласных, мяч окажется у противника.
— Почему меня так неудачно назвали? — спрашивал я у отца. — У тебя красивое имя, — отвечал он. Мкртыч — значит креститель. Меня это совсем не утешало, да и улица не замерла в почтении перед таким переводом. Она окрестила меня по-своему: Микита. «Микишка! Бей!»