Последний самурай

Его нечеловеческая красота поначалу отпугивала продюсеров («Вы слишком хороши собой, карьеры не будет»). Но более чуткие режиссеры почувствовали в нем внутреннюю пластичность, способность к мимикрии, талант.

Сначала он стал романтическим героем, который пришел на смену герою плаща и шпаги Жерару Филиппу. Потом порвал амплуа и романтического героя, и героя-любовника, как тесный костюм. Начал играть психологически сложных, запутанных персонажей без дна.

У него не было актерского образования. Он учился профессии на съемочной площадке. И у него были великие учителя.

«На ярком солнце» — в лучшей, по мнению критиков, картине Рене Клемана, он сыграет мелкого беса в обличье ангела мистера Рипли, амбивалентного героя с двойным дном. «Актер с таким редким слухом — благодать для режиссера. Многие актеры усваивают лишь то, что их устраивает. Делон всегда был готов выполнить самые невероятные вещи, а ведь именно невероятные вещи способствуют развитию драмы», — напишет Клеман.

Мировая известность пришла с шедевром Лукино Висконти «Рокко и его братья», в котором Делон — сама гармония, чистый благородный мир князя Мышкина, в идеальном облике внутренняя красота, романтик, совершающий жертвоприношение. И при этом двойственная натура с почти физически ощутимым внутренним надломом.

А в «Затмении» Антониони Делон снова неузнаваем. Это какое-то кафкианское превращение: внешне привлекательное, но полое, бездушное существо — биржевого маклера с атрофированными чувствами, не способного любить.

В шедевре «Леопард» Лукино Висконти — о крахе итальянской аристократии Делон — молодой оппортунист и холодный циник князь Танкреди с пиратской черной повязкой, закрывающей глаз. И если бы «Леопард» состоял только из сорокапятиминутной сцены бала, где по зеркальной галерее палаццо Ганджи под музыку Верди кружатся, сжимая друг друга в объятиях, Делон с Кардинале, фильм хотелось бы смотреть и пересматривать без конца.

«Нет более глубокого одиночества, чем одиночество самурая, разве что, может быть, одиночество тигра в джунглях». Этот эпиграф, будто бы взятый из Кодекса самурая, Мельвиль выдумал для своего образцового неонуара «Самурай». Жеф Костелло Делона — идеальный убийца, о котором слагают легенды: скрытое очками невозмутимо спокойное лицо, светлый плащ с поднятым воротником и железобетонное алиби. Мельвиль говорил, что это «фильм о шизофренике, снятый параноиком», в нем продуман — придуман каждый жест, каждый взгляд. Мы смотрели на этого киллера и сочувствовали ему. А миг, когда в его револьвере не обнаруживалось патронов, внутренне аплодировали. Мы в нем не разочаровались.

Рассказывают, что Жан-Пьер Мельвиль пришел домой к Делону уговаривать его сниматься. Режиссер читал вслух собственноручно написанный сценарий, Делон сидел, опустив голову и закрыв лицо руками. В какой-то момент актер прервал Мельвиля: «Вы читаете уже семь с половиной минут, и до сих пор нет и намека на диалог. Достаточно. Я играю в этом фильме».

Рене Клеман, Микеланджело Антониони, Лукино Висконти, Жан-Пьер Мельвиль, Джозеф Лоузи, Луи Маль… Теперь он снова с вами.