Свободный полет больших крыльев

До 21 августа в галерее pop/off/art на Винзаводе проходит выставка Шамиля Шааева «Большие крылья нависали надо мной», созданная по мотивам автобиографии Рудольфа Нуреева — балетного танцовщика и одного из самых известных «невозвращенцев» в СССР. Мы посетили выставку и разобрались, чего в ней больше: балета или политики.

Рудольфа Нуреева, одного из самых известных танцовщиков балета не только в России, но и во всем мире, знают в том числе по скандальным гастролям в театр Парижской оперы в 1961 году, после которых он отказался возвращаться в СССР и попросил политического убежища в аэропорту Ле Бурже перед посадкой в самолет. «Я хочу остаться в вашей стране», — роковые слова, которые в один миг перевернули жизнь артиста навсегда. Его преследовали и запрещали видеться с родными, советская власть долгие годы не пускала его мать в Европу (как мы знаем, препятствование общению с родственниками — до сих пор распространенная форма политического насилия). Лишь в 1987 году Нуреев впервые приехал в Россию для того, чтобы попрощаться с умирающей матерью, но она его не узнала.

Талант Нуреева продолжает привлекать внимание к его фигуре до сих пор: о нем снимают кино, ему возводят памятники, посвящают пьесы и песни, называют его именем улицы. 

В частности, балет «Нуреев» в постановке Кирилла Серебренникова в Большом театре пытались отменить еще до того, как спектакль увидел свет. Премьера должна была состояться в июле 2017 года и завершить театральный сезон в Большом, но после одного из прогонов ее внезапно отменили. Тогда это объяснили тем, что спектакль отправили «на доработку», и через год он все-таки вышел. Его даже назвали главной (пусть и скандальной) премьерой сезона. Но в апреле 2023 года его отменили окончательно, а имя режиссера-постановщика навсегда исчезло с сайта театра — по словам директора театра Владимира Урина, решение было принято из-за закона о полном запрете пропаганды ЛГБТ*.

Тем удивительнее, что в 2024 году в модном московском пространстве возникла выставка «Большие крылья нависали надо мной», посвященная Нурееву, — да еще и созданная Шамилем Шааевым, россиянином, который живет во Франции. Все это кажется еще более невозможным, когда видишь саму выставку — это художественное исследование балета через политическую перспективу. И соотношение танца и политики здесь представлено, пожалуй, в равной степени. Название отсылает нас вовсе не к балету «Лебединое озеро», а к крыльям самолета, который должен был забрать Нуреева в Москву. Впрочем, название можно трактовать и более широко: всю жизнь над Нуреевым нависали «крылья», не дающие ему спокойно жить в эмиграции и одновременно не позволяющие вернуться в СССР.

Камерная выставка, состоящая всего из одного небольшого зала, вполне исчерпывающе описывает жизнь и творчество Нуреева в период эмиграции и до нее. 

Это отчетливо прослеживается в серии «Цветы цветут вечно»: она посвящена исследованию сценического костюма из «Лебединого озера», в котором Нуреев выступал в первые годы после того, как принял решение остаться в Европе. Нуреев выступал в этом костюме множество раз — и снаружи он был безупречен, а вот изнутри кишел заплатками и потертостями. Каждое выступление было своего рода раной, которую танцовщик из раза в раз залечивал.

Дмитрий Рябков в аннотации к выставке пишет об этой серии так: «Флорентийская лилия из узора костюма превращается в металлическую конструкцию, напоминающую ограждение. Этот элемент несет в себе двойственность: его декоративная форма сохраняет эстетическую привлекательность, но острые лепестки подчеркивают функцию защиты».

На мой взгляд, на эти решетки можно смотреть не только как на защиту, но и напротив — как на клетку, ведь эмиграция для Нуреева, по сути, стала добровольной тюрьмой. В воспоминаниях он писал, что не вернется в СССР, но и в другой стране никогда не будет счастлив. Поэтому выставка преимущественно состоит из темных тонов, работы выглядят депрессивно, но, безусловно, автор оставляет нам надежду, внося в экспозицию элементы ярких красок.

Их след можно найти в серии «17 упражнений»: здесь Шааев рассматривает тему контроля государства над телом человека, где сцена — единственный путь к свободе внутри самого себя. Автор выставки в своих работах часто обращается к телу, и вот что он говорит по этому поводу в интервью журналу «Сноб»:

Число «17» в названии серии отсылает к дате, когда Рудольф Нуреев принял самое судьбоносное решение в своей жизни — остаться во Франции, а также к его дню рождения и к дню рождения автора. В этой серии Шааев мастерски передает эмоциональные терзания героя экспозиции, который каждый зритель может трактовать по-своему. Есть нечто темное, что охватывает Нуреева в разной степени на протяжении всех его сомнений, но не исчезает и тогда, когда решение уже принято. У последней фигуры вырастают крылья — может, это и есть те крылья, что нависают над ним? А может быть, это некий злой рок, который пытается дотянуться до героя, — зло, которое преследовало Нуреева на протяжении всей его жизни.

Оно начало преследовать его еще до эмиграции — и даже раньше, чем в его голове родились мысли о ней. Это становится ясно из серии «Кировский театр», где Шамиль Шааев обращается к театральной архитектуре как к символическому пространству, сочетающему в себе черты одновременно храма и дворца, а внутренняя жизнь является отражением политической реальности. 

Именно их Шааев изображает как некую темную субстанцию. В автобиографии Нуреев часто с восхищением вспоминает интерьеры Мариинского театра (нынешнее название Театра им. Кирова), но внутренние процессы, происходящие там, ужасают.

В целом выставка — это палитра жизни Рудольфа Нуреева, полная взлетов и падений. Это высказывание о том, что жизнь в эмиграции не может быть простой и беззаботной, поскольку тоска по родине становится перманентной, а ощутить себя своим в чужой стране очень тяжело. Но в то же время само пространство экспозиции выглядит оплотом свободы, в котором зритель чувствует себя вне зоны действия пропаганды и получает глоток свежего воздуха для того, чтобы продолжать бороться.

К. Арарат

*Движение признано в России экстремистским и запрещено.