Тамара Корн. Фото: архив
В пятницу днем снова открылась дверца в стене. И мы нырнули туда, ни о чем не думая. Там были обшарпанные стены и массивные микрофоны на высоких стержнях. Перед микрофонами стояла женщина с короткой стрижкой и знакомым лицом. Это была Тамара Корн, странная звезда никогда не снятых фильмов, нежный голос прошлого в настоящем, любовь и тоска.
Плавно пела труба на заднем плане. Гавайская гитара сказала вечеру «здравствуй!». В рюмку полился коньяк. Тамара пела знаменитую вещь 1928 года, входящую во все антологии джаза и во все коллекции джазовых стандартов.
Но в ее исполнении ни сейчас, ни прежде никогда не было никакого иного времени, кроме настоящего. Все и всегда сегодня и сейчас, сегодня и сейчас идет 1928 год, в моде пиджаки с широкими плечами и короткие стрижки у женщин, высокие каблуки и джаз, узкие юбки и тихие вечерние струны.
В небе стремительно скользят маленькие бипланы. Пишущая машинка с овальными черными кнопками в серебристом ободке работает день и ночь под нервными пальцами молодого Скотта Фицджеральда. Любимая, возвращайся скорей ко мне, скоро вечер.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}