«Только не нужно называть нас нацистами»

Культпросвет

На Масленицу в Шарташском парке, что на окраине Екатеринбурга, было шумно и весело — гуляние было организовано местным отделением «Русской общины».

Когда я приехал, над лесом уже вовсю разливались народные мотивы, издали было слышно детский смех, а мимо меня по дороге, украшенной по бокам черными знаменами со всадником — это символ «Русской общины», — неспешной трусцой двигалась небольшая группка парней, около 10–12 человек. Худощавые, высокие, с лицами, закрытыми балаклавами. На каждом — камуфляж серо-песочного цвета, армейская бейсболка с символом Z, армейская разгрузка, на плече — шеврон с изображением коловрата. К тяжелому военному рюкзаку ведущего был прилажен флагшток с колышущемся на ветру черным флагом.

Скорее всего, подростки, они бежали на музыку. Увидев мою камеру, несколько человек разбежались по сторонам, давая понять, что даже в масках и бейсболках не желают попадать в объектив. Но другие, напротив, решили поприветствовать фотографа, взмахнув на камеру рукой.

В эпицентре праздника — невысокая сцена с колонками и микрофоном. На сцене распевали казацкие и народные песни четыре девушки в кокошниках и сарафанах. Потом еще на сцену вылез целый депутат Госдумы от партии «Единая Россия» — Сергей Чепиков. Из-за детского смеха и ветреной погоды дословно разобрать, что конкретно говорил парламентарий, было сложно. Доносились только обрывки фраз о единстве, исконных традициях, семье и патриотизме… Короче, на первый взгляд в парке происходила эпичная туса в лучших традициях самодеятельности глубоко провинциального дома культуры. Вот только публика собралась немного другая: среди пенсионеров и мамаш с детьми в разноцветных зимних комбинезонах — многочисленные крепкие молодые парни, вроде тех, что я встретил на дороге. Не помню, чтобы раньше такие мероприятия привлекали внимание подобной публики.

Одетые на фанатский манер ребята в черных футболках с логотипом «Русской общины» развлекались на Масленице наравне с детьми. Благо в этом плане община подготовила все необходимое.

но вскоре начавшийся турнир оборвался. В микрофоне послышался лихой, задорный и немного с хрипотцой голос массовика-затейника, седого казака в большой белой папахе.

— Выходи-становись, братской силушкой сразись, — завел он незатейливую присказку, словно с детского утренника с последующим чаепитием.

Бородатый дед разделил пришедших на две команды и призвал их крепко сомкнуть ряды: «Плечом к плечу, чтоб муха не прожужжала!»

Где-то сбоку от меня потянуло ароматом свежесваренного кофе, послышался хруст круассана: это гости, пережидавшие концерт народной казацкой самодеятельности в шумоизолированном кафе, хлынули на улицу своими глазами посмотреть на кулачный бой.

Спустя несколько мгновений на поляне выстроились две команды по 20–30 человек каждая. Казак скомандовал начинать бой, и шеренги, ударившись друг о друга пару раз, распались, а участники, задорно хохоча, начали метелить друг друга с агрессией, помноженной на собственную бесцельность…

К моему удивлению, тех, кому льющаяся через край традиционность не особо зашла, также оказалось немало. Люди тихо что-то обсуждали или просто скролили ленты в смартфонах. Среди таких вот не особо заинтересовавшихся «традиционной русской забавой» был и хозяин стола для армрестлинга, молодой светловолосый парень по имени Сергей. Координатор одного из районных отделений «Русской общины», тренер боевых искусств. Мы разговорились, и выяснилось, что у нас много общих точек.

— В 2017–2018 годах, когда были митинги за Навального, я многое не понимал и тоже там участвовал, — рассказывает мне Сергей. — Сейчас-то мне за это стыдно. Но я в их движении не состоял. Я просто приходил на митинги против коррупции. Тогда у меня мозгов не было, и я думал, что так надо. А когда началась СВО, мы начали собирать гуманитарку, тренировать ребят.

— А у тебя не было желания поехать туда самому?

— Было, и до того момента, пока я не начал работать с «Русской общиной», еще долго оставалось. Но теперь парни, которые там воюют, пишут мне и благодарят нас за то, что мы делаем здесь. Это очень важно. 

К нашему разговору присоединяется Виталий, невысокий, слегка полноватый дядька лет около 45–47. Рассказывает, что работает станочником на одном из городских предприятий. И является членом общины с августа 2023 года:

— Когда община у нас только появилась, это год назад, если не соврать, или может чуть меньше, первым про них узнал мой напарник. Он моложе, вечно в телеграме сидит, как что-то новое найдет — мне рассказывает. Ну вот, скинул как-то новость про «Русскую общину». Но не про нашу еще, а про какую-то московскую или питерскую, кому-то они там помогли. Ну и так промежду делом рассказывал. Потом они появились здесь, он мне: давай сходим. Я тогда не пошел, говорю: ну вот тебе интересно — ты и сходи. Он вернулся — давай руками махать, рассказывать.

Мне, знаешь, в какой-то момент вообще показалось, что это либо бритоголовые, либо секта. Я поэтому до последнего и отнекивался. Но все равно на третий или четвертый раз он меня уболтал… Сходили — и в этом правда что-то есть. У нас же как? Вообще было не принято… такое. Кому-то помогать, кого-то поддерживать. Всегда было: твои проблемы — ты и решай. Но, видимо, после того, как СВО началась, и люди стали меняться, что ли.

— Как, по-вашему, они стали меняться? — спросил я.

Виталий на секунду задумался.

— Не знаю, дружнее, что ли, стали, сплоченнее… Вот я, к примеру. Не могу туда, на Украину, поехать. Потому что у меня мать больная, дети маленькие, их надо поднимать… И жена меня никуда не отпустит. А как парням помочь? Хочется ведь… Ну вот начали понемногу гуманитарку собирать. Кто раненый приходит — им помочь. Да и просто пообщаться, узнать, как там на самом деле. Нельзя же все время только телевизор смотреть. Раньше такого не было, потому что мы, как собаки, грызлись друг с другом… А мужики в общине разные: от во-о-от таких — Виталий потянул вверх руку — бизнесменов, коммерсантов, до обычных работяг. Бывает, на машине едешь, рядом тачка навороченная, с наклейкой нашей. Сигналим друг другу.

— А как у вас с политическими взглядами? Говорят, ваши ребята громили мемориалы Навального?

— Кто?

— Ну вот «Русская община».

— Да я не знаю. Мы же видишь как… Вообще в политику не лезем. А кто сказал, что это «Русская община»?

— Так сами общинники и говорят.

— Ну может, кто-то и громил, я не знаю, я там не участвовал, — осторожно ответил мне Виталий. — Но если хочешь знать мое мнение, я поддерживаю. Он же америкосовский. А америкосы здесь Майдан хотели устроить. Так что поделом.

Община спешит на помощь

Чтобы подобраться поближе к «общинникам», я скачал себе их приложение — это легко можно сделать в GooglePlay и Applestore.

На сегодняшний день в сообществе «Русской общины» в Екатеринбурге состоит более 11,5 тысячи человек, и рост численности не останавливается. Но небывалый рост аудитории объясним и, кажется, несет сугубо психологический характер: «Русская община» продвигает свое приложение как средство бесплатной психологической, физической и даже правовой поддержки. Под иконкой с синим логотипом в виде то ли ели, то ли листка прячутся новостной агрегатор, рекрутинговый центр и кнопка помощи. Чтобы стать частью «общины», необходимо выбрать свой город, внести личные данные — и после чего, как заявляют админы, пользователь приложения, считающий себя русским, может рассчитывать на офлайн помощь в своем регионе. 

И даже бесплатные психологи-волонтеры есть! Вот такое вот сообщество, выстроенное на идеалистических принципах взаимопомощи… На деле же приложение «Русской общины» похоже на общедомовой чат гипертрофированного масштаба.

Раздел «Работа» напоминает доску объявлений: тысячи сообщений с приглашением «общинников» (подчеркнуто русских, других тут нет) на низкоквалифицированные работы, однако есть среди них и предложения для потенциальных «партнеров в бизнесе».

Есть еще список ближайших мероприятий, преимущественно казацкого, околорелигиозного и православного окраса.

В разделе «Фронту» публикуются объявления о разнообразных сборах: на квадрокоптеры, машины, амуницию для отправки в зону СВО. К слову, сборы на суммы в 100, 200 и даже 400 тысяч рублей, как можно судить из публикуемых там же отчетов, закрываются в течение нескольких часов, максимум — дня.

Но вот чуть ниже — раздел «Помощь», где помимо просьб помочь с вывозом мусора порою встречаются вполне себе житейские драмы.

«Здравствуйте. Мне нужна помощь, — пишет девушка Кира. — Мой бывший сожитель оскорблял, унижал, угрожал расправой… Теперь преследует, даже была вынуждена уволиться с работы. Сегодня ходила писать заявление в полицию, заявление у меня не приняли. Он таджик, но гражданин России. Неужели в такой ситуации человек остается наедине с такой проблемой? Угроз нет в сообщениях, но он пытался выкинуть меня с балкона с пятого этажа, говорил, проломит голову монтировкой и закапает в лесу… Может быть, вы подскажете, что в таких случаях делать».

«Так и пишите, что пытался сбросить с балкона, угрожает расправой, — советует общинник Сергей. — Можете немного приукрасить. Угроза убийством — уже статья. В полиции, естественно, будут отбрыкиваться».

Зато я обнаружил адрес отделения «Русской общины» в Екатеринбурге и имя его координатора.

«Мы — контрреволюционеры»

Офис свердловского отделения «Русской общины» расположился в бизнес-центре «Флитц», фактически в самом центре города. Просторный кабинет на 6-м этаже, с окнами на зоопарк и офис некогда гремевшего на всю страну издания Znak.com. Там внизу, как и два года назад, бликует на солнце красно-белая вывеска закрывшегося из-за военной цензуры независимого СМИ. «Все будет хорошо» — обещает нам эта вывеска, но уже как-то ей и не верится.

Позади меня хлопнула дверь, минута рефлексии закончилась. В офис зашел среднего роста крепкий парень в спортивном костюме и непроницаемо-черных солнцезащитных очках. Я сразу понял, что это и есть Игорь Черноскутов — координатор движения в Екатеринбурге. Молодой человек не стал снимать черные очки даже в помещении. Чуть позже я разглядел синеву гематомы, выползавшую из-под края очков.

— Что-то случилось? — аккуратно поинтересовался я у собеседника, надеясь услышать историю про какие-нибудь разборки.

— Да это пипец! Я ж в выходные к матушке ездил — у нее там алабай, мы с ним игрались — и он мне в глаз заехал. Пришлось все съемки отменять — попросил перенести на следующую неделю. Не могу же я в таком виде на камеру.

— Съемки?

— Ну да, на телевидении, должны были говорить про рабство. Но куда я теперь в таком виде, — грустно резюмировал Черноскутов и неожиданно перескочил на другую тему: — Если честно, ну вот по факту, только ты не обижайся, никто с тобой встречаться не хотел. Откуда ты вообще выплыл? Почему пришел? Мы тебя не знаем. Даже твои фотографии смотрели и не смогли определить твой психотип. Но все равно: если мы договорились, то должны встретиться.

Вот так, переборов свое недоверие, собеседник все же согласился на разговор, и, кажется, максимально откровенный. Первое, что он мне сообщил: 

— А враги и предатели — это кто? — поинтересовался я.

— Вырусь! — бросает Игорь без ненависти, а больше с какой-то брезгливостью. Заметив мое непонимание, Черноскутов решает внести ясность: — Вырусью мы называем «иноагентов», пособников иностранных спецслужб и либералов. Это не только те, кто уехал и поливает дерьмом страну, но и те, кто, находясь здесь, среди нас, сочувствует и помогает врагу.

— И как планируете с ними бороться?

— Как планируем? Мы не планируем — мы боремся… Мы живем в правовом поле и выступаем за то, чтобы те, кто здесь остался, несли ответственность по закону Российской Федерации. Если есть люди или организации, чья деятельность направлена на разлад в стране, пропаганду нетрадиционных ценностей, — община ставит в известность правоохранительные органы, и мы не позволяем им нарушать закон.

— Были уже какие-то примеры?

— Да. Вот недавно мы отменили концерт группы «Сансара». Наши юристы как граждане написали заявление о недопустимости исполнения песен этим артистом, выступившим с критикой СВО. А в феврале и марте мы убирали незаконные мемориалы (речь идет о стихийных мемориалах Навального. — Н. Т.). В группах выруси писали, что мы якобы устроили погромы. Но никто их не громил, никто им не мешал. Наши ребята просто следили, чтобы никто не мусорил. Мы приходили, убирали их цветы в мусор, собрали фотографии Навального…

— А чем помешали эти фотографии?

— В каком смысле чем?! Навальный — это уголовник, экстремист. На западные деньги он создал в России террористическую организацию! Все фотографии и портреты мы вывезли в гараж и там сожгли, че еще с ними делать? Нам они не нужны. А цветы выкинули в мусорку.

— Вам кажется разумным тратить время на такие акции? — завелся я. — Либеральная оппозиция — кто там? Школьники, студенты… Вся их борьба — это прийти на выборы и проголосовать, ну или постоять с плакатом.

— Да видел. Цирк уродов… Но среди них есть те, кого засылают. У них уже и поддержка, и оружие. Либералы — это отрицалово. Добиваясь одного, они восстают против этого, начинают бороться с тем, чего раньше добивались, — и так по замкнутому кругу. Это дичь, — резюмировал свою позицию Игорь Черноскутов. — Мы всегда должны быть рядом, чтобы они не расслаблялись, а видели нас и понимали, что никакого переворота у них не выйдет. Ты же пойми: мы — контрреволюционеры, и наша задача сделать все, чтобы у них и мысли не было чего-то добиться и переломить ситуацию в свою пользу. А вообще, знаешь, после того, как мы повыкидывали портреты, нам удалось заслужить к себе нормальные отношения со стороны органов. А до этого, чтобы ты понимал, меня душили. Месяцами таскали по кабинетам, расспрашивали, кто мы и что, за что выступаем, кого поддерживаем… 

— А есть понимание, чего опасались органы?

— Я думаю, все это было просто потому, что мы были как новая организация. То есть никто этими проблемами не занимался, а появились мы. И как проходит какая-то новость, что где-то нерусский че-то там натворил — мы ее выпускаем. Всё — у них вопросы. У нас знаешь, еще какая была проблема: то, что мы неопытные были… Ну никто из нас общественными организациями вообще никогда не занимался, мы не разбирались досконально в деталях. И вот что-то произошло, мы текст выдали: там был гражданин, условно Узбекистана, — а мы написали про Таджикистан. И все! К нам сразу вопросы… И от диаспор, и от журналистов, и от сотрудников правоохранительных органов… Понимаешь, за каждое слово цепляются! Ну потом все уладили, убрали текст… Вот ты не знал, а по нам и ЦИПСа (центр информационно психологических спецопераций СБУ. — Н. Т.) регулярно работает. Ну как каким, стоит нам провести какое-нибудь мероприятие, они нас тут же начинают отрабатывать, по всем своим группам, каналам и СМИ, разгоняют, что мы нацисты. Им это нужно чтобы посеять межнациональную вражду.

«Русский мир» и «иностранные специалисты»

Сегодня в Свердловской области работают десятки спортивных залов, в которых тренируются представители «Русской общины». Исключением не стала и широко известная «Сортировка» — район, считающийся в городе мигрантским гетто.

Спортивный зал «Русь» расположен в подвале студенческого общежития железнодорожного техникума. Темное помещение с низким потолком, жаркий и влажный воздух. Видавшие лучшие времена боксерские груши, маты и зеркала. Днем в этом подземелье борьбой и боксом занимаются дети. С 20.00 и до половины десятого тут проходят тренировки «Русской общины» по рукопашному бою. Сегодня я застаю в зале порядка 30 «общинников».

Координатор микрорайона «Сортировка» Кирилл — среднего роста улыбчивый молодой человек около 30 лет. Короткая стрижка, модная футболка с мультяшным принтом — внешне координатор напоминает артиста, и внешность не обманывает: на досуге Кирилл — музыкант, читает рэп. Ну а так занимается интернет-маркетингом.

— Основной постулат общины — это взаимопомощь, говорит он, рассуждая о том, что привлекло его в «Русскую общину». — Это то, чего нашему обществу все время не хватало. Вот эти все основные принципы общины — они важны для нашего менталитета. Потому что ту парадигму, которая у нас сейчас есть, нужно менять. До всех событий люди привыкли жить вот так разрозненно, атомизированно. Повсюду культивировался менталитет «человек человеку волк». И вот сейчас тот самый момент, когда все нужно сделать по максиму. Начиная с себя и с семьи. То есть если сейчас, грубо говоря, ну семьи не будут рожать по три, а желательно еще больше детей, — то нас ну просто не станет! Это прозвучит страшно, но ребята, которые «иностранные специалисты», — они отлично размножаются.

— Скажи, пожалуйста, а сколько у тебя самого детей?

Кирилл немного потупился. Видно, что этот вопрос был для молодого человека неудобен.

— Пока что нисколько, но женюсь и будут.

— А как ты сам относишься к мигрантам?

— Я ко всем нормально отношусь, если человек нормальный. И речи нет, чтобы его как-нибудь притеснять. Главное, чтобы и он уважал наши правила и законы. 

Только не нужно сравнивать или называть нас нацистами, это некорректно. Если к нам приходят люди радикальных взглядов, мы стараемся их перевоспитать. Объяснить, что мы не против приезжих, мы за то, чтобы они уважали наши традицию и культуру и правильно вели себя в стране, которая их принимает.

Я хотел задать Кириллу вопрос про то, как соотносится с его словами тот январский рейд на стройку, в ходе которого его «сообщинники» унижали приезжих из Кыргызстана, но вдруг один из участников тренировки, схватившись за телефон, быстрым шагом отошел в дальний угол спортзала, о чем-то поговорил там несколько секунд и прокричал:

— Парни, собираемся, выезжаем!

— Что, движ какой-то? — одергивая штанину на колено с вытатуированым на нем коловратом, поинтересовался высокий молодой человек. В его глазах сверкнула искорка энтузиазма.

— Пока непонятно… Рации у кого с собой?

— А куда едем? — спросил невысокий мужчина в кепке.

— По ходу сообщат, — коротко парировал мужчина.

В подвале началась суматоха, всего за считаные минуты вся группа переместилась наверх. По два-три человека бойцы начали рассаживаться по люксовым и не совсем авто.

Я также заскочил пассажиром в одну из машин.

Покружив по запруженным автомобилями городским дворам окраины Екатеринбурга, мы вышли на дорогу. По ходу движения из проулков и дворов к нашей колонне присоединялись новые сопровождающие. Две, три, пять, восемь — всего за несколько минут кортеж вырос до 10–12 автомобилей.

Уже было возникшее чувство единства стало безжалостно дробиться красными светофорами.

Поворот, небольшая стоянка. Из нескольких машин к вновь возникшему человеку с телефоном подбегают молодые люди и ведут его, жестикулируя, в сторону ночной дороги.

В нашей машине трое. За рулем высокий поджарый мужчина лет сорока пяти. Короткая стрижка, серая куртка, вдумчивый сосредоточенный взгляд. «Александр, предприниматель», — коротко представляется он.

На заднем сиденье — тот самый парень с татуировкой коловрата на колене, все его внимание сосредоточенно на смартфоне, откуда доносятся женский смех и короткие голосовые сообщения.

— И часто у вас такое? — осторожно спрашиваю я Александра.

— В смысле — выезд? Слушай, ну на моей памяти, чтобы прям столько машин — наверное, во второй раз. Ну это в нашем районе. А в остальных по городу другие ГБР. Единственный раз, когда вообще со всех районов собирались, — это когда в цыганский поселок приезжали… Для поддержки.

— А куда мы едем сейчас?

— Слушай, я сам не знаю. Пришел вызов: «общий сбор, локация на карте». А что там и как — никто не говорит. И по телефону парням звоню — не отвечают. Поэтому пока ждем, что старшие скажут.

— А старшие — это кто?

— Ну вон Кирилл, с кем ты разговаривал, Владимир, тот, что с телефоном. Нет, ну вообще по уму нужен штурман, чтобы карту смотрел и говорил, куда ехать. Я в той промзоне плохо ориентируюсь.

— Промзона?

— Ну куда мы должны ехать, там склады. Видимо, какая-то проблема образовалась, раз подняли всех.

Спустя через без малого десять минут головная машина пришла в движение, следом потянулись остальные…

— И как давно вы в общине?

— С декабря или с ноября. Пришел, потому что уже сил нет терпеть. Обидно, что это происходит со страной… Приезжие безнаказанно себя ведут — и никто ничего ни с ними, ни с тем, чем они занимаются, не делает.

— А чем они занимаются?

— Как чем? Бандитизмом, наркотой, причем совершенно безнаказанно. У меня мой родной брат очень плотно на этом деле сидит. Так что для меня это личное.

— И почему, на ваш взгляд, власти не принимают мер?

— А где силы взять? Куча парней на фронте, в полицию и раньше-то особо не шли, а сейчас и подавно. Не хватает ни людей, ни ресурсов. Вот возьмем «Сортировку»: по сути, это целый город, здесь несколько десятков или сотен тысяч живет. А машин полицейских знаешь сколько? — Четыре экипажа! Всего! Вот они и чувствуют себя как дома.

Добраться до места назначения со всеми остановками и блужданиями по складским переулкам удалось лишь спустя полчаса. 

Трое «иностранных специалистов» спешно удалялись в сторону грузовиков, озираясь на приехавшую ГБР, еще четверо с поникшим взглядом смотрели куда-то себе под ноги.

Мы даже не выходили из машин. Постояли еще минут 15 и разъехались.

Мне почему-то вспомнились 90-е, какими я их запомнил. Годы, когда ковалась нынешняя экономическая и политическая элита страны, ну а на «Сортировке» — новый класс собственников овощебаз. Только тогда у участников разборок не было приложения в AppStore и GooglеPlay. Да и мочили друг друга без патриотического соуса, внутренних врагов еще не искали.

Враг не дремлет

Вскоре после того ночного выезда ГБР случилась трагедия в «Крокусе». Я еще раз созвонился с Игорем Черноскутовым. По словам координатора Екатеринбургского отделения «Русской общины», после теракта в Москве в русскую общину пришло 3000 новых членов. Общая численность всероссийской организации выросла на 80 тысяч человек, и поток сторонников по-прежнему не ослабевает.

Андрей Ткачук — координатор федеральной «Русской общины», обозреватель телеканала «Спас», экс-спикер омского горсовета — призвал российских мужчин получать лицензии на оружие и вступать в организацию. «Внутренний враг не дремлет, с каждым днем у нас остается все меньше времени», — заявил он.