Четыре стены страха и три стратегии «спасения»

Страх — это эмоционально окрашенная кратковременная эмоция или относительно длительное психическое состояние, чувство внутренней напряженности, порождаемое переживанием реальной или воображаемой (ожидаемой) опасности. Так нам говорят умные люди, специалисты в своем деле.

Но хотелось бы уточнить: так все же эмоция или состояние? Нам с этим важно определиться, потому что практически в каждой беседе с людьми, в каждом проведенном нашей Лабораторией будущего «Новой газеты» опросе или фокус-группе на том или ином этапе или вопросе возникала тема этого самого страха. Мы спрашивали, что определяет то, как люди смотрят в будущее, и чем определяются их действия и оценки, и от многих слышали в ответ, что им тревожно, на некоторые вопросы они не были готовы или не могли отвечать, потому что страшно.

Если это эмоция, возникшая из-за каких-то личных или общественных сиюминутных событий, то это одна история. Но вот если это результат совокупности каких-то факторов, преображающих страх ситуативный в длящийся, то это уже психологическое состояние.

И есть основания полагать, что сегодня мы имеем дело именно с такой многофакторной ситуацией, которая дана нам как объективная реальность, у которой есть очевидные причины и благодаря которой среднестатистический россиянин в каждый отдельно взятый момент может ощущать себя запертым в четырех стенах из источников страхов, которые пришли и поселились в нашей жизни, и вряд ли в обозримом будущем куда-то денутся.

Стена военная

Страна ведет военные действия — и это реальность. Кто бы как к этому ни относился, сам факт этого не может не откладываться на сознании и психологическом восприятии человека. Неважно, следит ли кто-то за новостями или слышит их только фоном, но ни один сегодняшний россиянин не может не знать о том, что произошло 24 февраля 2022 года (а некоторые ведут отсчет и с более ранних дат), о том, что за этим последовало, о том, что была частичная мобилизация, и о том, что вот уже несколько месяцев как ощутимое и явное «военное» пришло оттуда, что многим казалось «где-то там», прямо сюда, на территорию России. Привычные дежурные новости хотя бы раз в неделю сообщают, что все это «военное» уже тут, и не только в приграничной Белгородской области, но продвигается все дальше и выглядит уже не как однократные прилеты то тут, то там, а как постоянная страшноватая обыденность: 

Как будто этого мало нашему среднестатистическому россиянину, но все чаще в разных медиа мелькают сообщения о том, что все это не закончится скоро, а, похоже, будет продолжаться и продолжаться. Вот уже заговорили о том, что, возможно, потребуется второй раунд мобилизации, хотя и первый осенью 22-го болезненно ударил по реальному или воображаемому общественному консенсусу в отношении военных действий и социальному спокойствию. Сейчас эти возникающие тут и там шепотки про то, что надо больше и дальше, не могут не тревожить: 

В совокупности военная реальность становится повседневной реальностью: за ней следят и ею во многом живут и те, кто за продолжение военных действий, и те, кто категорически против них. Военные новости фоном не могут не влиять на психологическое состояние людей, потому что как ты к ним ни относись, ты все равно знаешь, что все, что про это, — оно про смерть, потери, искалеченные жизни, разрушенные планы, про жертвы. Это нельзя стряхнуть, невозможно от этого ускользнуть, сколько ни старайся, ни притворяйся и ни декларируй, что «меня это не касается». Так не бывает.

Стена терроризма

Страну потряс страшный массовый террористический акт, произошедший в подмосковном «Крокус Сити Холле» 22 марта нынешнего года. Теракт, страшный и количеством погибших и пострадавших, многих из которых до сих пор не могут установить, найти, опознать, и обыденностью локации и времени, в которой мог оказаться практически любой человек: расслабленная весна, пятничный вечер, популярная концертная площадка, концерт известной группы.

Шокированные, скорбящие москвичи, люди, приехавшие из других регионов России, иностранцы, зарубежные дипломаты продолжают нести и нести цветы к месту трагедии, отдавая дань погибшим. На многие десятки метров растянулись очереди, чтобы сдать кровь для пострадавших.

И теперь это обновленное знание висит в воздухе, оно заметно на тревожных лицах людей, а еще больше заметно в яростных заявлениях и реляциях публичных фигур, тут же кинувшихся бурно обличать, искать виноватых, требовать наказания для всех, кто одной национальности с задержанными, подозреваемыми в преступлении.

Воздух звенит не столько от тревоги, сколько от ненависти: самые смелые и буйные уже назначили всех виноватых и ответственных и требуют покарать их всеми доступными способами.

Добавляет ли это спокойствия людям? Снижает ли страх того, что теракт может снова повториться где-то еще? Вряд ли. Тем более что и причин для меньших опасений нет: только за последние месяцы правоохранители отчитались о почти полудюжине предотвращенных терактов, каждый из которых мог стать большой бедой:

Вряд ли существуют основания хоть кому-то, включая нашего среднестатистического россиянина, считать, что сейчас, после «Крокуса», и правоохранители всех злоумышленников разом выявят и обезвредят, и сами потенциальные злоумышленники затаятся или вовсе откажутся от своего кровавого промысла. Страх новых терактов в больших и малых городах, вроде подзабывшийся и затерявшийся за чередой других, не менее пугающих событий снова ожил и поселился в сегодняшней российской реальности, и вряд ли куда-то денется, даже если из страны вышлют всех, кто сегодня назначен питательной средой для террористического насилия: таджиков, мусульман, украинцев, англосаксов и далее по списку.

Стена криминала

Согласно статистике МВД, в 2023 году в России было совершено около 590 тысяч тяжких преступлений. Само по себе число поражает, но оно еще и рекорд за долгие и долгие времена. Резко выросло число тяжких и особо тяжких преступлений, совершаемых в регионах, граничащих с зоной ведения боевых действий. От них недалеко ушла и Москва. К этому еще добавился рост киберпреступлений, мошенничеств в цифровой сфере.

Но среднестатистический россиянин вряд ли читает ведомственную статистику и вряд ли вообще обращает на нее внимание. Но вот что он точно не может не заметить и замечает, так это практически еженедельные сообщения из различных регионов страны, которые пусть и разнятся сюжетами, но имеют объединяющий признак:

И это все — те самые тяжкие преступления. Вряд ли они и могли быть другими: обычная бытовая логика подсказывает человеку, что если на стене висит ружье (и в данном случае это не вполне метафора), то оно скорее всего выстрелит. По стране в ту и другую сторону перемещается большое количество мужчин, набравшихся военного опыта, обзаведшихся по месту обретения того опыта ПТСР и оружием, склонных в силу прошлого и обретенного опыта к различным злоупотреблениям различными субстанциями, а зачастую и имеющих изрядный криминальный опыт до 2022 года. Не надо быть Спинозой, чтобы сообразить, что это не может не сказаться на ситуации с криминалом в целом, а на ситуации с особо жестокими насильственными преступлениями — в частности.

Если (что в большом городе, что в городе поменьше, что в совсем маленьком поселке) люди видят, как мужчины в камуфляже, некогда отсидевшие по статьям за изнасилования или убийства (а чем меньше населенный пункт, тем лучше люди это знают), вдруг возникают в качестве спикеров в местных школах, проводя «Уроки о важном», возводятся в ранг неприкасаемых местных героев со всеми вытекающими вариациями поведения, то у них не может не возникать и тревога, и страх — вполне обоснованные и зачастую, увы, подтверждающиеся дальнейшими событиями. Страх столкнуться на улице с разудалыми в их безнаказанности владельцами оружия и боевых навыков здорово добавляет к обычному страху столкновения с обычным криминалом довоенных времен.

Стена репрессий

И еще оказавшийся в сегодняшней российской действительности россиянин не может точно знать, откуда и за что ему может прилететь: за последние годы власть настолько накачала мышцы репрессивного законодательства, что прилететь может практически за что угодно. Не туда вышел. Не то написал. Не то сказал. Не так посмотрел. Не ту фотографию разместил в социальных сетях. Не с теми связался. Просто оказался не там в не то время. В арсенале уголовного и административного наказания в стране сегодня собран изрядный массив статей, которые можно применить что за радугу на значке, что за забытый пост многолетней давности в давно заброшенном блоге:

Создается впечатление, что под гребенку репрессивного законодательства попадают люди, которые еще вчера даже помыслить не могли, что это коснется и их, даже если они и слышали когда-то о каких-то нежелательных людях и организациях и прочих «иностранных агентах». К которым в последнее время причисляют каждую пятницу и адвокатов, и депутатов, и предпринимателей, а тут даже намерились добраться и до Аллы Пугачевой. Если это произойдет, то можно будет смело сказать, что внезапного применения за что угодно норм о фейках, дискредитации, оскорблении чувств, демонстрации неправильного или причастности к неправильному должен будет бояться каждый.

или проявляют ее, но оговаривая, что они в целом «за» все, как надо, но вот тут есть один момент, и тут же все стирают, отзывают свои слова и записывают извинения на камеру, если что-то пошло не так. А поскольку, как это всегда бывает во времена разрастающегося репрессивного правового аппарата, бодро и совершенно ничего не стыдясь повсеместно возродилось и вошло в силу племя пламенных писателей доносов, среднестатистическому россиянину впору оглядываться, не подсматривает ли кто ему через плечо, когда он листает страницы любимых подписок на телефоне по дороге на работу. Оглядываться и бояться.

Так что же делать обычному человеку, оказавшемуся зажатым в этой каморке из вроде бы неочевидных и невидимых вроде в повседневной жизни страхов? Кроме ударившего прямо сейчас и наотмашь ужаса, поселившегося в практически каждом из нас после чудовищного теракта в «Крокус Сити Холле», — он как раз сейчас зрим и ощутим, и неслучайно люди тут и там непроизвольно приглядываются к окружающим, особенно если они не титульной внешности. Все остальные источники страха незримым фоном присутствуют, сочатся из новостей, даже если ты к ним не прислушиваешься, напоминают о себе с билбордов, даже если ты к ним не приглядываешься, ощущаются в ткани повседневной жизни, даже если ты не отдаешь себе в этом отчет.

Как это влияет на обычного человека, спросили мы нескольких практикующих психологов, и все они как один ответили, что страх, становясь этим самым зачастую неуловимым в моменте фоном, сказывается и на общем самочувствии людей, и на том, что и как они говорят и делают. При этом возникающая осторожность на грани с тревожностью может и не отмечаться человеком специально, но если она присутствует, она создает то самое длящееся психологическое состояние, которое мы называем страхом.

Непроизвольно или осознанно человек может противостоять этому внутреннему ощущению, и сегодня на примере российского общества заметны как минимум три поведенческих стратегии, которые позволяют человеку почувствовать себя хоть чуть спокойнее или чуть менее не в своей тарелке от происходящего вокруг.

• Первый социально-психологический выбор тут — кооптация. То есть присоединение к большинству, встраивание в генеральную линию, в то, как ведет себя и как чувствует себя страна вокруг, народ вокруг: ведь с большими массами всегда спокойнее. Всегда есть иллюзия, что массы (и власть) знают лучше, лучше ко всему готовы, что у них есть и ответ на множащиеся вызовы, и действенные инструменты для того, чтобы с этими вызовами справиться. Согласен или не согласен ты с ними в мелочах, а может, и в чем-то главном, в ситуации, когда страшно, молча прильнуть к чему-то большему может оказаться спасительным вариантом.
• Второй способ — агрессия. Она же ненависть. Она же злость. У стольких источников страхов всегда найдется тот отдельный, тревожащий тебя сейчас больше других, и, вычленив его, можно обрушиться на что-то с ним связанное (а иногда и вовсе не связанное, но в публичной сфере ассоциирующееся с тем или иным негативом) всеми фибрами своей души, вкладывая в это все свои ранящие тревожные эмоции. Кто это — инакомыслящий или просто иначе одевающийся человек, мигрант или случайный иностранец, другая страна или ее отдельные граждане, — неважно. Главное найти цель и отчетливо, как минимум для себя, назначить ее виновной во всем происходящем, канализировать весь и любой свой негатив, порожденный страхами, в ее сторону, пусть эти страхи совершенно с ней и не связаны. Саморазрушительно, но некоторым помогает.
• Третья опция, имеющаяся у человека для того, чтобы ужиться со своим страхом, — эмиграция. Да, возможно, и физическая. Но это, во-первых, радикально и не всем подходит или не по карману, а во-вторых, совершенно не обязательно от страха может спасти: тревожные события и новости о них с легкостью путешествуют через границы и вполне могут догнать и окутать своей липкой пеленой в любом зарубежье. Но чаще всего отмечается эмиграция эмоциональная: туда, во «внутреннюю Монголию» личной жизни, маленьких житейских радостей, режима «дом — работа — дом» с выключенными в доме новостями и с предупреждением родным и близким о том, что «дома мы о политике и всяком таком не говорим». Кто-то, сделав такой выбор, с головой прыгает в работу и не поднимает головы, чтобы не видеть и не слышать лишнего, кто-то запоем начинает читать, смотрит кино или ходит в театры, кто-то уходит в личную жизнь и не высовывается из нее. Тут главное — не узнать нового страшного, а то, от чего ты сбежал, эмигрировал, не подпитываясь новостями, постепенно растушевывается и вроде бы меньше болит.

Как и всегда и во всем, случаются и комбинации стратегий, когда они переплетаются, создавая почти идеальное состояние: «Мне не страшно, потому что я как все, а вон там враги, и их надо уничтожить, но сам я человек маленький, и я ни при чем, у меня грядки». И вроде должно стать менее страшно. Становится? В моменте — возможно. Но в долгосрочной перспективе — вряд ли. Потому что по-настоящему страхи исчезают не тогда, когда ты уворачиваешься от пугающего новостного шума, а тогда, когда ты определяешь истинные источники своего страха и осознанно противостоишь им. Вряд ли сегодняшние россияне в массе своей к этому готовы. Но рано или поздно сделать это придется. 

* Организация признана экстремистской, ее деятельность на территории РФ запрещена. 

** Внесены Минюстом РФ в реестр «иноагентов».