Климовск отогревается после коммунальной аварии. Фото: Анастасия Цицинова / «Новая газета»
В начале января в подольском микрорайоне Климовск произошла резонансная авария на теплосетях котельной «Климовского патронного завода». В двадцатиградусный мороз больше 20 тысяч человек остались без отопления и горячей воды, многие — и без электричества. В пострадавший город стянули десятки машин аварийных служб, были командированы бригады рабочих из Москвы, в Климовске ввели режим ЧС. Губернатор Московской области Андрей Воробьев из местного спортцентра отчитывался на камеры о ходе ремонтных работ. Была организована выдача гуманитарной помощи — теплых одеял и обогревателей.
Спустя месяц Климовск пропал из новостей.
Люди остались одни. Разбираться с последствиями аварии в виде вздувшегося паркета, перегоревших холодильников и покрывающихся грибком стен им предстоит самим. Отопление в городе по-прежнему периодически отключают — лопаются старые трубы. С возмещением ущерба людям обещают помочь — но объем необходимой помощи кажется колоссальным. Вместе с аварией на старой котельной «всплыли» все проблемы городского ЖКХ, накопившиеся с прошлого века.
Южный поселок. Улица из стареньких двух- и трехэтажных домов. Большая часть из них — аварийные. Тепло в них вернули, но даже с работающими батареями внутри довольно прохладно. Когда дома подсогрелись, с крыш полезли зубцы сосулек. Висят рядками, острые, как ножи. Мы подходим к дому № 15. Над сугробами на тоненькой веревочке сушатся четыре пары штанов. Их уже чуть припорошило мелким снегом.
На двери в подъезд фломастером написано: «Заход в рай». Пахнет в раю застоявшейся водой из подвала. Из дырки в стене на первом этаже выглядывает обгоревшая открытая проводка.
Нас встречает Люба. Хрупкая, улыбчивая, поправляет коротенькую прическу, одергивает сарафан в горох. Ей 72 года. Больше тридцати лет она проработала на Климовском патронном заводе. Она проводит нам экскурсию по коммунальной квартире. Раньше жила здесь с детьми, но теперь одна, дети взяли ипотеки, «теперь ишачут, как папы Карло».
Первым делом Люба ведет нас в ванную. По дороге проходим кухню, где синим огоньком мигает газовая конфорка. Греет квартиру.
Любовь, больше 30 лет проработала на «Климовском специализированном патронном заводе». Кадр из видео / «Новая газета»
Во время коллапса с отоплением горячую воду в этом доме не отключали — ее здесь и раньше не было. «Моемся мы так: наливаем водичку вот так в ведерочко, на кухоньку идем, в кастрюльке греем. Приносим сюда в ванну, ставим, водичку разбавляем, из ковшика поливаемся и моемся. Это двадцать первый век. Мы живем под Москвой. Уже пятьдесят лет я тащу это ведро по коридору и только молю Бога, чтобы я дошла и по дороге не упала — не сварилась».
Люба говорит все это — и иногда все равно улыбается: «Я уже не расстраиваюсь, чего расстраиваться. Я просто устала». Рассказывает, что очень давно в ванной была установлена водогрейная колонка на дровах: «Но как-то к нам пришли люди из противопожарной безопасности, сказали убрать ее, чтобы ничего здесь не было».
Люба ведет нас к туалету:
— Вот здесь у нас грибочки…
Мы ожидаем увидеть там обычный черный грибок на стене. Он и есть, но под «грибочками» Люба имеет в виду настоящие грибы, какие-то белые поганки, которые растут на стыке трубы и потолка.
— Сорвали недавно, сейчас опять выросли… Мы куда только не писали по нашему дому. И президенту. Нам отвечал, конечно, не сам президент. Я думаю, если бы он это слышал и видел — у нас бы здесь совсем все по-другому было. Но отвечала его администрация нашему руководству. А наше руководство постоянно отписывалось: нет инвесторов.
Гриб, растущий на стене в туалете. Кадр из видео / «Новая газета»
По официальным бумагам, дом — 1957 года постройки. Но соседи говорят: на самом деле он построен лет на десять раньше. До официального ввода в строй несколько лет в комнатах коммуналки жили рабочие, которые строили дома в Южном поселке. Потом сюда поселили семьи работников нескольких организаций.
Люба рассказывает: «Семьи все жили по комнатам. На кухне, бывало, восемь человек топчутся. Кто первый займет плиту? Всего две конфорочки. Девочки, вы будете готовить? Нет — тогда я побыстрее пожарю. Веревки с одеждой по коридору висели, капало с нее, все водой заливало. Но все равно людей было много, и было как-то веселее. Лучше.
В 1986 году вышло постановление от города: расселить отсюда работников. Все организации своих людей расселили. А нас, кто работал непосредственно на военном заводе, оставили. На каком основании, я не знаю…»
Тут Люба начинает вспоминать годы, проведенные на заводе, и у нее впервые за весь наш разговор пропадает улыбка. Голос дрожит: «А мы ходили на работу, девочки, как на войну. Каждый день как на войну. Я до сих пор не могу этот момент забыть… Это был 77-й год, я была беременная. Меня спасло лишь то, что я пошла в раздевалку, не помню, зачем. А в нашем цехе произошел взрыв. Мужчине сразу оторвало голову. Женщина через день скончалась в больнице. Очень много было раненых. Я эту картину до сих пор помню. Все было в …».
Люба отмахивается, берет меня за руку и говорит, что не может всего рассказывать, что произошло, — завод военный. Эта трагедия, по рассказу Любы, была далеко не единственной. Так, в открытых источниках есть информация об аварии в декабре 2007 года. Сильный взрыв произошел в цехе во время приготовления смеси для малокалиберных патронов. Погибла работница — она лишилась обеих рук и скончалась по дороге в больницу. Причиной взрыва назвали нарушение техники безопасности.
Успокоившись, Люба опять возвращается к нынешнему своему положению:
«Мы старые уже. Нам тоже уже хочется отдохнуть от этой кутерьмы. Мы устали. Просто устали от этих тасканий ведер. То одно случается, то другое. Хочется спокойно пожить».
Заходим к Любе в комнатку. Там все очень аккуратно, чисто. В одном уголке — маленькая кровать, телевизор. В другом — тумбочка с микроволновкой и чайником. Большой сервант. За сервантом — выбивающийся из созданного женщиной уюта угол плесени. Люба говорит: еще недавно ее не было, полезла после отключения отопления.
Вообще, об этой аварии в Южном поселке вспоминают мало. Сначала, кажется, неясно, почему — все же в остальном Климовске это первая тема обсуждений. Но спустя минут двадцать, проведенных в доме, становится понятно, почему так. Даже с теплыми батареями здесь не становится сильно теплее. Стены холодные, в некоторых местах по ним стекает вода. Люди жили в этом аду всегда. И когда при подаче отопления залило подвалы домов из-за того, что там полопалась большая часть труб, — сюда, в Южный поселок, хотя бы пришли коммунальщики. Чинить и что-то менять.
Люба звонит и соседке с первого этажа — Вере Ивановне. Та встречает нас, кутаясь в белую теплую кофту, поднимает очки. Ведет нас внутрь. Ей — 76 лет. Она тоже — бывший мастер на патронном заводе. Проработала там почти 50 лет.
Просит не снимать ее, несколько раз повторяет, очень переживая:
«Я — человек с Воронежской области. Люди там не знают, что я живу в таких условиях. Двоюродные сестры не знают. Мне стыдно им это показывать. Нельзя это никому показывать».
— Он назывался еще «Климовским штамповочным заводом», когда я там работала (завод носил это название с 1960-х годов, в 2001 году — сменил название. — Ред.]. Я работала там с 1970 года и только 31 мая рассчиталась, ушла. Мы перенесли такое… Хорхе же там командовал (ранее судимый за убийство бизнесмен Хорхе Портилья-Сумин контролировал предприятие в 2000-х годах. Позднее был объявлен в международный розыск. — Ред.). Работали, боялись. Вон Рудаков на машине заехал, а выехать — не выехал.
Вера Ивановна имеет в виду бывшего директора завода, который, как писали СМИ, «бесследно исчез в 2003 году, а вся бухгалтерия сгорела при пожаре».
Любовь и Валентина, жительницы коммунальной квартиры в Южном Поселке. Кадр из видео / «Новая газета»
Ведет нас в ванную. Говорит: «Увидите — упадете». Проржавевшая, в коричневых разводах. В углу туалета — примерзший кусок льда. С одной стороны осыпалась плитка, под ней виднеется кирпич. Другая сторона стены заклеена рекламными плакатами магазина «Дикси» с товарами по скидкам. У душа висит длинная мочалка в цветах российского флага. С трубы у потолка капает вода.
В коридоре у ванной — темно. Лампочки перегорели.
У Веры Ивановны в комнате фотографии внуков в военной форме. Один из них сейчас служит в армии. Другой — на СВО. Вера Ивановна об этом тоже не говорит, молчит, потом добавляет: «Мы стараемся все жить по правилам. Но с нами обращаются неправильно».
(Орфография и пунктуация авторские.)
В телеграм-канале «Наш Климовск» — сотни новых сообщений каждый день. Люди оставляют заявки на устранение ущерба, ругаются, жалуются.
Во многих домах по сей день затапливает подвалы.
Застаем «разгрузку» одного из подвалов, которому посчастливилось остаться незатопленным. Из-за подготовки к будущему капитальному ремонту коммуникаций сейчас по всему Климовску освобождают подвалы. Рабочие достают оттуда скарб и хлам, бережно хранимый климовчанами «на черный день»: старые оконные рамы, какие-то мешки, веники. Одна бабулечка наблюдает с нами. Следит, чтобы не выбросили ее картошку.
— Так, ребята, веник мне оставьте! Мы, когда перестройка началась, кинулись сажать картошку. У каждой квартиры в подвале был свой закуток. А когда жизнь лучше стала — все побросали свои подвалы, только я свой не бросила.
Возвращается к аварии:
— Дня два только, как мы начали греться спокойно. Но не знаю, как надолго. Только сделают — и снова течет где-нибудь. Надо мной, на девятом этаже, квартира пострадала… Сильно затопило. Все плавало.
Нас прерывает сосед Толя, у него в зубах сигарета, в руках — канистры с водой.
«Меня залили два раза. Трубу прорывало. Пришли сварщики первый раз, что-то заварили, говорю им: хорошо заварили? Хорошо. Двое суток продержалась труба. И все опять на меня пролилось. Опять пролилось! И плаваю я в этом».
Тем временем начальник котельной Климовского патронного завода Алексей Чиков по-прежнему находится в СИЗО. Его жена, племянница, бывшие коллеги рассказывали «Новой», что он не подписывал акты о вводе котельной в эксплуатацию в нынешнем отопительном сезоне. Зато писал жалобы начальству, неоднократно предупреждал, что может случиться непоправимая беда, а когда авария случилась — несколько дней и ночей провел на котельной, пытаясь выправить ситуацию. До того момента, как в одну из таких ночей на него надели наручники и увезли в суд.
Начальник котельной Алексей Чиков. Фото: пресс-служба судов общей юрисдикции
Семья ждет апелляции по мере пресечения, многие пострадавшие сильно сочувствуют Чикову. Петицию на сайте Change.org в защиту начальника котельной подписали 88 тысяч человек. В Подольске на территории Подольского электромеханического завода, где Чиков прежде работал, была открыта точка сбора живых подписей. Мы разговариваем с директором предприятия «Инструмент» Натальей Гладун, которая занималась сбором. Она рассказывает, что подписи уже передала — их около сотни. От бывших коллег, электриков, механиков, мастеров.
Считаю необходимым привести ее монолог целиком:
Наталья Гладун, генеральный директор «Инструмента». Кадр из видео / «Новая газета»
— Александра Ивановича Чикова я знаю очень много лет. Мы сталкивались с ним по работе. Он обращался к нам по изготовлению многих деталей задвижек. Знаю его как ответственного, трудолюбивого. Несмотря на то что он занимал должность начальника, — а начальники обычно только пальцем указывают, — он и руками, и головой работал.
Скажите, как работяга может повлиять на финансы? Он же не залепит котел глиной, чтобы он не тек. Он не поменяет жаропрочный котел, который стоит бешеных денег. Они же не из простой стали сделаны. Там «жаропрочка» стоит. Задвижки не стоят 20–30 тысяч рублей. Грубо скажу: 150–200 тысяч — одна задвижка. Где он возьмет 200 тысяч, чтобы перекрыть трассу, слить воду и заняться ремонтом котла?
… Чиков и с этого завода, электромеханического, ушел не просто так. Пришел сюда мальчишкой, мы душой за этот завод болели. Он ушел по одной простой причине: так же не давали бюджеты на техобслуживание. Заводу — 105 лет. Выделялись бы деньги на ремонт — наша котельная бы работала.
Я обалдела, когда увидела в новостях… Звоню его жене, она тоже — бывший заводской работник, говорит мне: «Да, Наташ, взяли. Вечером Воробьев пожал ему руку, а в четыре часа утра взяли. Не дома, на работе».
Чиков — человек, у которого нет людей, которые бы его защитили. Кроме его близких родственников. Вы видели, что он за решеткой сидит в телогрейке? Он на работу так ездит, я знаю, потому что мы часто встречаемся на дороге, машем друг другу. Он не в кожаной куртке, не в дубленке, не в бобриковой шапке. Его взяли с работы!
Какая заграница? (В обосновании меры пресечения в виде СИЗО было сказано, что Чиков в противном случае получит «реальную возможность скрыться от следствия и суда». — Ред.) Он за границей-то ни разу не был. Даже не за границей, а на море-то ни разу не был здесь, в России. Он — работа, работа, работа. Вы представляете, что это такое — работа без выходных? Все время на телефоне. Ни выпить, ни уехать далеко.
Если мое слова кто-то услышит: начальники, кадры решают все. Если не будет специалистов, а их сейчас нет, их никто не готовит — у нас будет полная разруха. И в коммунальном хозяйстве, и везде.
Дата апелляции по мере пресечения Алексею Чикову пока не назначена.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}