Свердловский репрессанс

***

Мы говорим Екатеринбург — подразумеваем Борис Рыжий. По одному крупному поэту на крупный город. Как будто везде, кроме Москвы и Питера, есть квота на genius loci. Вот и Роману Тягунову места не нашлось.

Хотя у нас, изнутри Екатеринбурга, в котором я прожил 15 лет, рыжики всегда были противопоставлены тягуновцам. Я относился к последним. И думал, как же так: такой проворный талант с абсолютно сумбурной судьбой и выверенными стихами все время оказывается в тени своего младшего товарища, покрытого литературной патиной и доходчиво-рафинированным трагизмом.

Тягунов, сын филолога и математика, рос на Уралмаше, воспитывался только отцом. О матери говорить не любил.

Мать не может стать Отцом,
Я — тобой, ты — мной,
Отражение — лицом,
Родина — иной.

В качестве наказания папа заставлял его писать экспромты. Поэтому 

Учился на математика и не доучился. Зато любовь к цифрам, комбинаторике и конструированию перенес в стихи. Каждое его стихотворение, начиная с первых опытов начала 80-х, — набор из нескольких универсально-индивидуальных формул, собранных так, чтобы показать всю переливчатость и многозначность понятий. Его завораживает, как далекие смыслы могут сближаться, становиться друг другу родными:

Перевожу себя на русский.
С другого берега реки.

Переливчатость и неоднозначность были и в его характере, и в круге знакомств. Он умел мгновенно переходить от деликатных интонаций к мордобою. Часто Тягунов был вспыльчивым зачинщиком, когда, например, кто-то грубо говорил с его женой, и он сразу атаковал обидчика. Бывало и наоборот. Как-то криминальные элементы пытались получить с него долг, а он исполосовал себе руки ножом, чтобы показать: ничего, кроме крови, вы не получите.

у меня одни долги
у тебя другие
у тебя одни враги
у меня один.

Это стихотворение про долги посвящено Евгению Ройзману, который был близким другом Романа и помогал ему чем мог.

Радикальные истории и знакомства не мешали Тягунову оставаться на дружеской ноге с редакторами, коллекционерами и художниками. Он был всегда между — не привязан только к интеллигенции.

Но поэтическая слава была всегда на шаг впереди его жизнетворческих крайностей. Особенную известность Тягунову принесла поэма «Письмо генсеку», отправленная в газету «Правда» и ЦК КПСС 19 декабря 1987 года. В ней Тягунов формулирует свое сложное отношение к происходящей перестройке, к уже случившимся и будущим переменам:

Подожди — придут вожди,
Подтолкнут:
Пряник будет впереди,
Сзади — кнут.

В середине поэмы он изобретает неологизм на все времена «репрессанс», а ближе к концу ёрнически констатирует: «иосиф ист адольф». Поэма принесла известность Тягунову не только из-за наглого пиар-хода с рассылкой, но и потому, что он распечатал множество экземпляров поэмы и раздал половине города.

С «Письма генсеку» становится понятно, что Тягунову важно не только упреждать время и его веяния, но и постоянно расширять силу воздействия поэтического слова. И в 90-е он начинает заниматься рекламой. Но не так, как конъюнктурщик Вавилен Татарский, знаменитый персонаж Пелевина. Он выкраивает из собственных стихов или генерирует новые поэтические строки и ищет тех, кому они подойдут. Если не находит — строки возвращаются обратно в стихи.

Из его дневников и распечатанных реклам я знаю десятки слоганов: 

«Тойота — ощущение полета», 

«NISSAN — путь, угодный небесам», 

«Наше радио — только радует» и другие. 

Придумал он и читающийся в обе стороны слоган для ройзмановского «Города без наркотиков»:

«ИГЛЕ НЕ ЛГИ».

Часто заказчикам слоганы казались смехотворными, но Тягунов не сдавался и писал новые, искал других клиентов. Среди них и казино, и строители, и ритуальный бизнес, и, конечно, ОПС «Уралмаш». Работал он и как политтехнолог, придумав слоган для будущего губернатора Эдуарда Росселя: «Голосуй не за страх, а за совесть».

Но удивительно в этом невиданное упрямство: настаивать на поэзии в тех областях, где это кажется непозволительным и бессмысленным. И Тягунов до последнего верил, что на поэзии можно и нужно зарабатывать, не превращая ее в грубый копирайтинг. В своей поздней записной книжке (за 99-й год) Тягунов даже берет себе псевдоним — Slogan. В рекламе поэт видел не средство обогащения, а универсальный механизм, помогающий поэзии распространяться по миру. Не зря он говорил: «Реклама — мама речи».

Последние проекты Тягунова — это премия на лучшее стихотворение «Мрамор», которую они придумали с Рыжим и компанией для фирмы, производящей памятники. Победителю полагалось прижизненное стихотворение в мраморе. Именно такое стоит на надгробии Тягунова, хотя формально он не был победителем.

Он умер 31 декабря 2000 года при неизвестных обстоятельствах — тело нашли выброшенным с 5-го этажа в центре Екатеринбурга. Он только что вернулся с выборов губернатора Тюмени, где

Зато об этой Москве, куда Тягунов не стал переезжать и которую пытался одолеть, потому что он сам себе вселенная и столица, он удивительно и амбивалентно написал:

* * * 

Мой друг, пройдемся по Москве!
Там сук нерезаных — две трети:
Они одни за всё в ответе.
Мы, слава Богу, в меньшинстве.

Мой друг, пройдемся по Москве
Спокойно, сдержанно, беззлобно:
Там гроб парит над местом лобным.
Он, к сожаленью, в меньшинстве.

Мой друг, пройдемся по Москве!
Пожаром? Нет. Дождем? Пожалуй…
Урал — опорный край державы.
Мы, слава Богу, в большинстве.

И вот я сижу в этой собянинской-похорошевшей и думаю, кто же такие «большинство» и «меньшинство», и не знаю. Хотя догадываюсь. И кто такие «мы», не знаю. Знаю только, что смертей вокруг становится больше и больше с каждым днем.

Руслан Комадей

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».