— Я увидел видео в новостях. Девочка лет восьми во время воздушной тревоги пела в киевском метро песню Эльзы из «Холодного сердца». Это любимый мультик моей племянницы. Ей тоже восемь, и она все время поет эту песню. У меня был плановый отпуск на март, я работал в крупной фармакологической компании в штате Пенсильвания. Я не знал, что еще сделать, поэтому просто взял билеты в Польшу и приехал сюда. Думал, две недели поволонтерю и вернусь. Правда — вернулся. С чувством, что в том, что я сделал за эти две недели, больше смысла, чем в последних десяти годах моей жизни. Уволился одним днем, забрал собаку и опять приехал сюда.
На гарнитуре в общей кухне шелтера, рядом с которым мы с Джеем разговариваем, объявление: «Собаку кормити не можна. Вiн може померти!» На рубашке у Джея две нашивки «That guy» и «Волонтер». Беспородного Оззи Джей забрал из приюта в Америке. Вот уже 22 месяца они вместе помогают украинским беженцам в городе на восточной границе Польши — Пшемысле. Выговорить это название американец не в состоянии, поэтому обобщенно называет все приграничные поселения словом «Шемиш».
Шелтер, пункт временного размещения для беженцев, выезжающих из Украины в Европу, Джей открыл в здании бывшего мебельного склада. Делать это пришлось в авральном порядке, когда одна из крупных благотворительных организаций закрыла первый и самый большой пункт в деревне Медыга. Он с первых дней располагался в здании заброшенного торгового центра «Теско». Туда помещалось до 1200 человек одновременно, а в самые тяжелые дни в нем могли спать и полторы тысячи. Когда «Теско» закрыли на реорганизацию, а потом и вовсе снесли, люди были вынуждены спать на вокзале Пшемысля на полу.
— До того как «Теско» закрылся, летом 2022 года мы с британской благотворительной организацией арендовали этот склад и собирались делать здесь большую кухню, чтобы готовить горячую еду для беженцев. Когда в «Теско» перестали принимать людей, мне позвонили волонтеры, те, кто был в пунктах на вокзале. Они рассказали, что людей некуда развозить и что на полу в зале ожидания ночует уже около сорока человек. Мы поехали туда, люди были в отчаянии. Собирались забрать только женщин с детьми и тех, кому нужна медицинская помощь, но в итоге увезли всех. Я позвонил арендодателю и спросил, не против ли он, если в помещении будут находиться беженцы. Прежде чем он успел ответить, я сказал, что сегодня у нас уже ночует сорок человек. Кажется, у него не было выбора. На тот момент у нас не было ничего — только спальники и несколько раскладушек. Мы разложили их в два ряда по сторонам. Но потом привезли еще людей, их пришлось класть в проходе. Зато была крыша, два туалета и два душа. Волонтеры быстро организовали питание. Стало понятно, что мы здесь надолго, — рассказывает Джей.
Сейчас максимальная вместимость шелтера — 120 человек. Пространство поделено на секции самодельными стенами из фанеры. В каждой такой секции две двухъярусные кровати, небольшое отделение для вещей. Есть общая кухня, игровая зона для детей, склад гуманитарной помощи, где можно взять вещи, обувь, предметы гигиены. Деньги на 60 кроватей собрали англичане, стены из фанеры купил, привез и построил инженер из Ирландии. Игровую зону разрисовала волонтерка из Бразилии.
— У нас нет только возможности поставить стиральную и сушильную машины. Мы пытались несколько раз что-то сделать, но здесь водопровод не предназначен для такой нагрузки. Приходится просить коллег из другого шелтера (о нем расскажем дальше. — Ред.) брать у людей белье в стирку. Ну, и когда максимальная загрузка, в туалет и в душ очень большие очереди. С отоплением, к счастью, разобрались быстро. Помещение большое, бетонное. В первую зиму было очень тревожно. У нас угольная котельная. Угля уходит очень много. Никогда не думал, живя в Филадельфии, что буду столько знать о видах угля, печном отоплении, котлах. Но ничего, привык, — рассказывает Джей.
— Оззи дает лапу по команде только мне. И слушается. И вообще у нас тут порядок. Вот здесь у меня сковородки, тут кастрюли, тут крупы, тут консервы. Но некоторых постояльцев лучше не просить помогать на кухне, особенно мужчин. Потому что они делают, но делают так, чтобы больше не просили, — объясняет Валерия Николаевна. Она живет в шелтере вместе со старшей дочерью Викой последние три месяца. Они ищут жилье недалеко от Пшемысля. Но найти аренду сейчас трудно. До 24 февраля 2022 года в городе жили около шестидесяти тысяч человек и население постепенно сокращалось. В окрестностях нет крупных производств и в этой части страны трудная экономическая ситуация. Сейчас в Пшемысле постоянно живет больше ста тысяч человек.
— Здесь в городе, когда мы приехали, много всего было закрыто. А теперь открываются все новые и новые кафе, парикмахерская вот открылась, город живет! Я работала на предприятиях с большими коллективами, инженером, меня на пенсию в 66 лет руководство не отпускало. Я знаю, как устроена экономика регионов. Вот тут сейчас переселенцы — центр экономического роста. И город развивается. Но мы все равно домой хотим. В Киев. И поедем.
В игровой зоне, заливаясь смехом, по очереди боксируют грушу семилетний Макс и дежурный волонтер Майкл. Макс периодически подбегает к маме Алене и хвастается ей победами над Майклом. Алена устало улыбается сыну. Рядом с ней на диване худощавый подросток в черной толстовке. Капюшон надвинут на глаза, губы поджаты, лицо отвернуто в сторону.
Алена с сыновьями ждет в шелтере отправки в Нидерланды. Они выехали из города Черновцы за неделю до совершеннолетия старшего сына. Муж Алены ушел на фронт в марте 2022 года.
— Когда мы приехали сюда, к Джею, через два дня старший мне сказал: «Если придется выбирать, оставаться и жить под тревогами в нашем большом красивом доме, который папа всю жизнь строил, или тут, в шелтере, то, конечно, тут». Мы здесь неделю. Дети хотя бы успокоились, спать стали. Младший ходил в школу каждый день с обычным и с тревожным рюкзачком. Когда сирена, их спускали в подвал, они там сидели. В прошлую зиму я потеряла работу в ресторане общественного питания. Зимой, когда начались отключения электричества, мы не могли работать, потому что почти все на кухне зависит от света: свет отключат, готовить невозможно. Сначала смены отменяли, потом совсем закрылись. Многим в городе пришлось закрываться, — рассказывает Алена. — У нас дома была дровяная печка, мы топили одну комнату, самую маленькую. Большую запирали, чтобы тепло не уходило. Через два дома жила моя подруга, мы работали вместе, кушать готовили людям. Она приехала с двумя малыми из Волновахи, сняла этот дом, устроилась к нам работать. В ее доме было только электрическое отопление, а ее младшему три года. Я их к себе позвала. Так и жили всю зиму в комнатушке с двумя диванами. Спали по очереди, по очереди за малыми смотрели, по очереди на работу выходили. Это теперь самая близкая душа мне на всем свете.
Подруга Алены Анна уехала из Волновахи в Западную Украину в марте 2022 года, забрав двух сыновей. А ее муж остался. Сначала он объяснил это тем, что нужно присматривать за престарелыми родителями. Но во время ссоры по телефону выяснилось, что он принял решение остаться, потому что поддерживает Россию. Они были женаты двадцать лет. Сейчас Анна вместе с детьми живет в шелтере постоянного размещения в голландском городе Эрмело. С мужем ни она, ни дети больше не общаются. Алена очень хочет попасть с ней в один город, переживает, как будет проходить распределение, получится ли договориться. Беженцы не могут выбирать, куда их распределят, но иногда получается упросить администрацию соединить их с друзьями или родственниками.
— Мы разговариваем каждый день. Начались холода и отключения электричества, а я все не решалась. Она мне прямо сказала: или ты сейчас собираешься и едешь, или мы приедем и заберем тебя и детей. И муж позвонил и сказал — сейчас езжай. Так я и поехала. Ведь одно дело, когда люди бежали и выезжали в одних пижамах, спасаясь. Тогда все думали, что на два дня, никто ничего с собой не брал. А сейчас люди едут от отчаяния, дома бросают, жизнь, семьи рушатся. Ведь никто уже не верит, что это вот-вот закончится, — рассказывает Алена.
Муж Алены на фронте с марта 2022 года. Должен был получить отпуск по ранению, но его не отпустили. Последние месяцы постоянно находился вблизи линии соприкосновения. Состояние его физического и психического здоровья ухудшалось. Несколько недель назад он ушел в самоволку. Алена отзывает нас к столу, где разговор не услышат сыновья, отворачивается, вытирает с лица слезы и рассказывает:
— Наш папа сошел с ума. Он так много времени провел в нечеловеческих условиях, что психика не выдержала. Ему нужна очень серьезная помощь. Когда он дезертировал, он мне позвонил и сказал: я лучше сяду в тюрьму, но не вернусь туда. Он пробыл с нами дома перед отъездом шесть дней. Во второй день он снял с карточки фронтовые. Пошел на рынок, скупил с прилавка все груши и яблоки. Пришел на центральную площадь города. Сел на землю и раздавал детям фрукты. Позвонил мне по телефону. Плачет и шепчет: «Аленка, представляешь! Я даю им груши, а они живые! Настоящие дети! Смеются, бегают, на велосипедах катаются! Живые…»
Обняв на прощание Алену, мы с фотографом выходим на улицу. Надо подышать.
У двери в шелтер высокий статный мужчина помогает уезжающим донести сумки в микроавтобус, который отвезет их дальше — в Нидерланды. Такие рейсы — последний бесплатный транспорт для беженцев по Европе. На нем они могут добраться до мест долговременного размещения. Крупные благотворительные фонды прекратили спонсировать транспортные программы для украинских беженцев — в том числе регулярные автобусы до Германии, Норвегии, Франции — еще в начале 2023 года. Был ганноверский поезд. На нем можно было бесплатно добраться до многих городов Германии и даже до границы со Швейцарией. Но договоренность между правительствами и администрациями железных дорог не продлили. Поток людей, выезжающих через Пшемысль, сократился. Теперь беженцы вынуждены покупать билеты за свой счет или просить помощи у немногочисленных волонтерских организаций, оставшихся на месте.
Прошу у мужчины с сумками сигарету, думая, что он волонтер. Эдуард Николаевич Задворный оказывается композитором, гитаристом и часовых дел мастером из Херсона. Подышать не получается.
Эдуард Николаевич с женой Марией Владимировной отпраздновали 45-летнюю годовщину свадьбы в шелтере Джея. В Херсоне у них остались взрослые дети, которые уговорили их уехать. Из-за проблем со здоровьем у Марии Владимировны и невозможности получить плановую медицинскую помощь сборы затянулись. Они выехали из Украины неделю назад, и сегодняшний микроавтобус отвезет их в Нидерланды.
— Честно сказать, это я до последнего не хотел уезжать. Ведь я знаю в Херсоне каждый угол. Каждый ресторан, каждый двор. Вот здесь, в гостинице «Первого мая», в десять лет я играл на барабане на свадьбе и заработал свои первые десять рублей. Вот через этот сквер ходил в консерваторию. Вот на этой лавочке зубрил теорию, чтобы сдать на шестой разряд часового дела. Вот здесь был универмаг, где была наша часовая мастерская. Однажды я поругался с начальником, потом пришел домой и написал про это стихи и музыку в си-миноре. С тех пор очень люблю сочинять в си-миноре. Композиторы называют эту тональность самой драматичной, берущей за душу. Я люблю гитару, но в музыкальной школе учился и на барабанах, а потом в консерватории и кларнет освоил, и клавишные. Но что та музыка, если жена вздрагивает от каждого шороха, не спит неделями. Если ее негде лечить, не достать лекарства. Дети нас уговорили, а я что. Я для нее все. Такая вот симфония в си-миноре.
Мария Владимировна слушает мужа и молча плачет. Волонтеры выгружают из микроавтобуса привезенную из Нидерландов гуманитарную помощь — консервы, крупы, пачки кофе. Загружают сумки с вещами беженцев. Валерия Николаевна обнимает всех уезжающих, и даже нас с фотографом. Тоже немного плачет, хоть и храбрится. Оззи заливисто лает. На окне сидит кот по кличке Бандит, машет хвостом.
Джей выдает водителям последние инструкции: часто спрашивать пассажиров, нужно ли остановиться размять ноги, сходить в туалет. Просит завезти их в несколько красивых мест по дороге, чтобы они смогли что-то посмотреть и сфотографировать. Заливает термосы кофе и чаем.
В шелтере проекта Russians for Ukraine (RFU) нас встречает дежурный волонтер Ваня. Пункт временного размещения украинских беженцев русские, в разное время уехавшие из России, организовали, арендовав этаж офисного здания в десяти километрах от границы. В деревне Медыга.
По правилам арендодателя здесь нельзя устанавливать дополнительные электрические приборы, поэтому в помещении не очень тепло. До комфортной температуры прогревается только одна комната с двумя кроватями. Туда заселяют мам с маленькими детьми. На стене у входа в общую кухню акварельная открытка в рамке: «Скоро я тебе обiйму. Вдома».
Пока мы ждем основателя команды, Гошу, который должен привезти гуманитарную помощь из Франции, Ваня рассказывает о своем первом опыте волонтерства:
— Я пересек границу в Калининграде 26 февраля, 27-го уже был здесь. Сначала попал прямо в пункт для беженцев на пешеходной границе. Там тогда с польской стороны была куча важного народа, какие-то чиновники, даже один представитель Европарламента был. Все суетились. Я помогал беженцам переносить вещи до автобусов. Устал, сел на лавку передохнуть, тут же сидел премьер-министр, и рядом присел дедушка, беженец. Спросил меня, как зовут, что я тут делаю, откуда я. Я сразу сказал, что русский, — он обалдел. Заулыбался, взял меня за руку и повел вдоль всей очереди — показывать: «Смотрите, русский Иван!» Мне потом и в пункте на вокзале украинцы говорили, что наша работа тут — показывать, что есть другие русские.
В кухню заходит нагруженный коробками уставший человек с мешками под глазами от долгого бдения за рулем. Гуманитарную помощь, на которую французские волонтеры собрали шестьсот евро, выгружают из машины на потрепанной тележке из супермаркета — палеты с консервированными овощами, хлеб внарезку, крупы, упаковки макарон.
Георгий Нурманов, или Гоша из RFU, как его тут все называют, только что вернулся из рейса до границы Германии и Швейцарии. Отвозил большую семью беженцев с двумя собаками к месту долгосрочного размещения. На обратном пути заехал в дружественную организацию волонтеров во Франции, где забрал целую машину гуманитарки, а еще переданный одним из польских супермаркетов хлеб. После разгрузки все едут из шелтера в дом, где живут волонтеры.
Нас с фотографом везет Яна, она — одна из пяти постоянных волонтеров RFU. Приехала в Пшемысль 6 марта 2022 года. Спрашиваю ее, что самое сложное:
— Истории людей. Со временем привыкаешь, конечно. Многое меня уже не трогает. Но про Мариуполь не могу ничего слушать, сразу плакать начинаю. Моя хорошая подруга, которая выехала оттуда с семьей, много мне рассказывала. После этого не могу. У них с мужем двое детей, и они договаривались, когда в подвале прятались, что не будут хоронить друг друга, если один погибнет. Потому что это слишком опасно — так долго находиться на улице под обстрелами, чтобы тело закопать. Боялись, что тогда дети вообще одни останутся. Вот и договорились не хоронить.
В кухне дома волонтеров Russians for Ukraine гирлянда на стене из десятков фотографий тех, кто за 22 месяца приезжал сюда помогать. Среди них есть и наши с фотографом знакомые: рассматриваем лица однокурсников с журфака, коллег, знакомых из активистского сообщества. Волонтеры живут в общих комнатах на многоярусных кроватях. Когда людей много, летом ставят для ночлега палатки во дворе. По очереди дежурят, убирают дом, готовят, выгуливают собаку Гоши. С начала проекта волонтерами здесь побывали 320 человек.
— Люди приезжают сюда лечиться. Чтобы не сойти с ума от бессилия и что-то сделать. Постоянно мы тут живем впятером, остальные приезжают на короткие периоды, кто когда может. В отпуск на пару недель или, когда с графиком посвободнее, на несколько месяцев. Сейчас у нас каждые руки на счету. По вторникам привозят новых людей. Часть мы селим к себе в шелтер, часть отвозим к Джею. Но машины и водители есть только у нас. Поэтому вся логистика на нас — кого-то к врачу, кого-то на вокзал, кого-то за документами, кому-то лекарства закупить. Гоша возит по Европе на машине, когда сложные случаи какие-то — много багажа, или животные, или человек лежачий и нужно в микроавтобусе разложить сиденья так, чтобы можно было довезти.
Содержание шелтера и дома для проживания волонтеров обходится в месяц примерно в семь тысяч евро. Основная часть денег уходит на аренду помещения под пункт размещения беженцев, продукты, аренду дома для волонтеров, оплату топлива для машин. Проект существует только на пожертвования. Кроме помощи беженцам в самой Польше, RFU собирают гуманитарную помощь и отправляют ее в Украину. Перед Новым годом собирают большие посылки и ищут, с кем передать. Гоша рассказывает:
— Ищем человека с правильным паспортом и большой машиной, кто сможет границу пройти отсюда туда. Две недели назад наступили холода, нужна теплая одежда. Генераторы нужны. В прошлом году собирали перед зимой, а сейчас никто уже ничего не собирает. Многие беженцы, кто сейчас едет, они от холода уезжают.
Партнеры RFU из Англии, тоже эмигрировавшие русские, собирают одежду и продукты, детские вещи и питание. Их пригоняют в Пшемысль на отданных бесплатно машинах. На парковке у шелтера все время номера из Уэльса, Шотландии, Ирландии, Англии. Гуманитарку выгружают и развозят по шелтерам, сортируют в посылки, машины перегоняют через границу и передают на нужды украинцев.
За 22 месяца работы команды RFU в шелтере помощь получили 2600 беженцев. Волонтеры совершили 92 рейса в разные страны Европы, чтобы довезти их до места долгосрочного размещения. Собрали и передали 50 тонн гуманитарной помощи.
В трехстах метрах от пункта пешеходного пересечения границы Украина — Польша в деревне Медыга расположена палатка международной благотворительной организации UNICEF. На двери табличка на украинском и английском языках: «Пункт помощи закрывается 26.12.2023».
Внутрь все время заходят люди — это первое место в Польше, где беженцы могут согреться, зарядить телефон, сходить в туалет, получить консультацию о том, как добраться до города, какие в Пшемысле есть организации, куда они могут обратиться за помощью. Спрашиваю сотрудников, почему пункт закрывается:
— Это не от нас зависит. UNICEF закрывает наш пункт, пункт на вокзале в Пшемысле, а также отделения в Варшаве и Кракове и вообще уходит из этой программы в Польше. Но люди едут и будут ехать.
Через неделю после этого в Пшемысле закроется еще один шелтер временного размещения из-за недостатка финансирования. Кроме пункта Джея и команды Russians for Ukraine, в городе действует шелтер польского отделения Красного Креста. Чтобы попасть в него, беженцы должны соответствовать набору критериев:
Такие жесткие правила позволяют местной администрации контролировать поток людей, которые останутся в Пшемысле и окрестностях Закарпатского воеводства на долгое время. У всех самоорганизовавшихся волонтерских команд здесь был как минимум один конфликт с полицией и представителями власти.
В холле шелтера Красного Креста, куда мы пытаемся пройти, чтобы пообщаться с беженцами, обедает одинокий мальчик. Больше постояльцев не видно. Сотрудница на входе объясняет нам, что не может пустить журналистов внутрь без направления официального запроса руководству.
Каждую неделю границу в Пшемысле организованно проходит от шестидесяти до восьмидесяти человек. По вторникам из Львова их привозит автобус, оплаченный благотворительной организацией «Рубикус». Их встречают волонтеры из RFU и делят между своим шелтером и шелтером Джея. Каждый день десятки беженцев пересекают границу пешком и на личных автомобилях.
На вопрос, что команда Russians for Ukraine будет делать, когда закончатся деньги, Гоша философски замечает:
— Деньги давно кончились. Мы собираем каждый месяц. И каждый месяц не знаем, соберем ли. Если не сможем собрать на аренду шелтера, оставим только волонтерский дом, а людей будем отвозить к Джею.
Расходы на содержание шелтера Джея покрыты благотворительными организациями из разных стран до конца марта 2024 года. Только он принимает людей с домашними животными и тех, кому нужна медицинская помощь. Где искать финансирование дальше, Джей не знает. Неуверенно улыбается и отвечает:
— Мы тут будем, пока будут беженцы. И деньги…
{{subtitle}}
{{/subtitle}}