Сюжеты · Общество

«Не что иное, как месть»

В Дебине на Колыме закрыли музей Варлама Шаламова. Власти объясняют это заботой о здоровье посетителей и обещают перевезти экспозицию в Магадан

Алексей Тарасов, обозреватель «Новой»

Мемориальная доска памяти Варлама Шаламова. Фото: Магаданская областная общественная организация работников культуры, 2021 г.

В поселке Дебине в больнице — послевоенной «тысячекоечной» для зэков, где жил и работал фельдшером великий русский писатель Варлам Шаламов, закрыли его мемориальную комнату. Это был не только шаламовский музей — всей дальстроевской Колымы. И он был народным: созданный народом и для народа. Лишь один штрих об этом историческом месте, ничуть не менее важном для России, чем, скажем, кремлевские башни. 

фрагмент

Из рассказа «Амосов и Белова»:

«Больницу захлестывал поток воров, прибывающих со всей Колымы по врачебным путевкам на отдых. «Суки» — второй воровской орден — делали несколько вылазок, попыток захватить вооруженной рукой помещение больницы, укрепить сучью власть, водрузить сучье знамя в центре Колымы — эти попытки кончились кровью. Убивали в больнице чуть не каждый день. Бегали блатные с ножами друг за другом, клали топоры под подушки».

Музей открыли и обновляли в нем экспозицию несколько человек. Пока назову троих. Бывший главврач Георгий Гончаров. Главный исследователь судеб колымских зэков, ключевая фигура исторической лагерной Колымы Иван Паникаров. Историк и писатель Иван Джуха, в прошлом геолог, работавший в молодые годы на разведке золота по притокам реки Дебин.

Гончаров больше не главврач, на его месте работает Наталья Сидоренко. Джуха — в Геленджике. Но 35 лет он прожил в Вологде, на родине Шаламова. В 2012-м вместе с единомышленниками из Вологды и Москвы установил мемориальную доску писателю на дебинской больнице. Он хотел сделать это от имени Вологды. Власти города обещали поддержать, но слово не сдержали. И тогда по подписному листу он собрал необходимую сумму, причем просил жертвовать не более одной тысячи рублей, чтобы как можно больше людей участвовало в «народном» проекте. После этого Гончаров произвел наружный ремонт здания. Осталось привести в порядок уже действовавшую к тому времени мемориальную комнату.

Иван Джуха. Фото из личного архива

Что было дальше, узнаём из письма Ивана Георгиевича министру здравоохранения Магаданской области Ивану Горбачеву.

«Я тот человек, который вместе с еще двумя энтузиастами на добровольных началах, при активной поддержке Натальи Ивановны Сидоренко и десятков граждан России, пожертвовавших свои деньги, произвел коренное переустройство мемориальной комнаты великого русского поэта и писателя В. Шаламова в Дебине.

Созданная 20 лет назад главврачом Г. Гончаровым комната не входила в перечень музейных объектов минкультуры области, а находилась исключительно в ведении минздрава. Комната активно посещалась все годы путешествующими по трассе. Она стала обязательной точкой для всех туроператоров. Книга отзывов наглядно это подтверждает. 

Хочу добавить, что реконструкция комнаты стала завершающим этапом в проекте Русского географического общества «Шаламовская география», поддержанного сенатором Ю. Воробьевым, заместителем В. Путина в попечительском совете РГО. Средства на экспедиции жертвовал также губернатор Вологодской области О. Кувшинников.

Итогом проекта «ШГ» стали:

  1. Мемориальная доска на здании больницы (2012 г.).
  2. Книга «Шаламовская география» (2016 г.).
  3. Обновленная комната В. Шаламова (2023 г.).

Тем неожиданнее оказалось решение о закрытии комнаты великого писателя. Тем более что экспозиция посвящена не только В. Шаламову; в ней были большие экспозиции по истории самой больницы, поселка Дебин, строительства первого моста через реку Колыму.

Знаю, что со временем больница будет закрыта. За это время, уверен, решится вопрос о размещении экспонатов в новом помещении. Хотелось бы передать комнату «под крыло» краеведческого музея, в ведение министерства культуры.

Мне досадно не столько за уничтоженный мой и моих коллег труд, но за подрыв идеи благотворительности и меценатства в области культуры и искусства. Но главное — обидно за великого писателя, без которого сегодня немыслима русская литература, без имени которого история Колымы неполная.

Обращаюсь к вам с надеждой на исправление сложившейся ситуации. Решение о закрытии принято в вашем ведомстве».

В музее Варлама Шаламова. 2021 г. Фото: Магаданская областная общественная организация работников культуры

Что было в музее? Есть два коротких видеообзора, представленных Джухой «Новой». Вот он показывает экспозицию в 2022-м:

— Небольшая комната три на пять метров, заполненная лагерными артефактами. На стенах плакаты, рассказывающие о Шаламове. Вот с таким самодельным зэковским чемоданчиком, возможно, уезжал на материк на свободу сам Варлам Тихонович.

Тут лопата, ботинки, это все исторические вещи, лагерный черпак, сделанный руками заключенных. И вот эта посудина, здесь много сделано их руками, как этот светильник, например, из консервных банок.

Возможно, с таким медицинским прибором работал Шаламов и пил из этой кружки. Тут же в Дальстрое их делали. Вот такая кружка огромная, скроенная из консервных банок, алюминиевая посуда, другой не было тогда. Кусок угля. Шаламов работал на шахте в Кадыкчане. Колючая проволока из лагеря «Спокойный» с двумя лиственничными столбами. Решетки, снятые с лагерных бараков. Вот лагерный самодельный умывальник, мы обнаружили его в 12-м году вместе с главврачом Георгием Борисовичем Гончаровым в «Спокойном», где Шаламов находился полтора года. Колесо от тачки, на которой возили грунт, кайло. Ну и литература, посвященная Шаламову, воспоминания о нем, лагерная литература, тут и моя книга «Шаламовская география». Все это, конечно, требует приведения в порядок. И Наталья Ивановна Сидоренко, нынешний главврач, эту идею поддержала. Я, надеюсь, доведу это дело до конца.

В музее Варлама Шаламова. 2021 г. Фото: Магаданская областная общественная организация работников культуры

Далее Джуха показывает обновленную экспозицию, 14.08.2023 года:

— Сегодня случилось событие, о котором мечтали я и мои друзья, сегодня мы открыли новую мемориальную комнату Варлама Тихоновича Шаламова. Это место знаменито по его творчеству. Первый сборник рассказов у него именовался «Левый берег». Именно так именовали поселок до того, как построили мост с правого на левый берег через реку Колыму. И вот новый музей. Все здесь новое — стенды, фотографии по истории поселка, строительства Колымского моста, витрины. Приведены в порядок экспонаты, многие из которых раритетные. А многие имеют прямое отношение к Шаламову. Он с ними работал, будучи фельдшером дебинской больницы. Новая книга отзывов. Первым посетителем был — кто бы вы думали? — человек из Мексики. Вот такой неблизкий путь он проделал, чтобы попасть сюда. Сегодня была уже большая группа, среди которой олимпийская чемпионка Татьяна Лебедева. Вот она расписалась.

Прошу Ивана Георгиевича уточнить: на правительственном портале в открытой региональными властями информации нет ничего ни о судьбе музея, ни дебинской больницы.

— А понятие «больница» в данном случае слишком обобщенное, потому что дебинская больница, в которой и существовала комната-музей Шаламова, это подразделение Магаданского областного противотуберкулезного диспансера. Или как он там называется.

Весна 1939г. Строительство казармы 22-го колымского стрелкового полка ВВ НКВД. Одна из первых фотографий будущей Дебинской больницы. Фото из архива Дорожевца А.Н.

— Магаданский областной диспансер фтизиатрии и инфекционных заболеваний.

— Да, а в Дебине его филиал. Главврач Алла Валерьевна Чагайдак — в Магадане, а глава дебинского филиала, что раньше тоже была главврачом, теперь заведующая филиалом. Это Наталья Ивановна Сидоренко. О том, что дебинскую больницу закроют, говорят уже много лет. И как мне сообщили активисты магаданского Народного фронта… (на этих словах с той стороны трубки пошло какое-то движение, недовольный женский голос: «Нам это не надо». И говорящий — теперь в сторону, не мне — Джуха: «Это информация о великом русском писателе». — «Не нуждаемся». — «Это очень полезно»… Как выяснилось, звонок застал Джуху в торговом центре, потребовалось время, чтобы он вышел.) к 2027 году строится в Магадане новое здание диспансера. И больных планируют перевести в Магадан из дебинской больницы. А ее закрыть.

— На сколько коек она?

— Это огромная больница. Когда-то это было самое крупное здание Магаданской области. Оно строилось под колымский конвойный полк. Но он там квартировал недолго, передали Центральной больнице Севвостлага. Потом стала диспансером. Там человек 50 сейчас и психоневрологическое отделение еще. Но какой еще есть момент: Магадан для противотуберкулезного диспансера — не самое лучшее место: приморский город, влажность. А здесь, по утверждению знатоков, проверить не могу, климат гораздо более благоприятен для туберкулезников.

— Но почему именно сейчас появляется ваше письмо, что его непосредственно вызвало?

— Мне написала Наталья Ивановна, заведующая филиалом. Она активно помогала мне все годы, когда я принял решение (прошу прощения, что говорю о себе) о реставрации экспозиции. Наталья Ивановна, сменившая Гончарова, который на самом деле все это начал, поддерживала нас, и в мой последний приезд она поселила нас — там две комнатки типа гостиницы, она 14 августа открывала обновленную мемориальную комнату, перерезала ленточку, произнесла речь… Вскоре после торжественного открытия комнату посетила незнакомая мне журналистка из Москвы, имеющая отношение к редакции Shalamov.ru. Она ездила по Колыме, побывала в Дебине в больнице и, видимо, из добрых побуждений сфотографировала ее неблагополучное состояние. Где-то протекает крыша — не там, где расположены больничные койки, повторяю, это огромное здание, часть крыльев не используется; где-то комнаты с потеками, плохие полы…

Этот репортаж у меня есть, она его разместила в социальных сетях. Это дошло, со слов Сидоренко, до губернатора. А он парень крутой. Ну и якобы дал втык главврачу магаданской больницы, а та приказала заведующей в Дебине закрыть комнату Шаламова. Какая тут связь? Сами додумывайте. Я никакой связи не вижу. При этом 

больница продолжает работать, а комната закрыта. Заведующая же дебинским филиалом пошла еще дальше. Она просто демонтировала экспозицию и сообщила мне об этом постфактум. Что делать с экспонатами? Их упаковали по ящикам. Куда их, спрашивает, отправить?

Я ответил: на свалку выбросить. Ну в сердцах. После этого мы продолжили нормально общаться. Не торопитесь, говорю. И закончилось тем, что написал ей: Наталья Ивановна, все придется восстанавливать.

Комната Шаламова в здании дебинской больницы. Фото: shalamov.ru

— Человек, вам помогавший и, в общем, ваш единомышленник, на каком-то этапе…

— Насчет единомышленника трудно сказать, потому что за этим словом все же стоит нечто большее. Решение принимала Чагайдак. И это, я уверен, не что иное, как месть. Она приняла, наверное, эту московскую журналистку за члена моей команды. Вот и отомстила закрытием комнаты и фактически уничтожением экспозиции, отомстила мне и всем, кто участвовал в этом народном проекте.

цитата

Письмо заведующей филиалом в Дебине Ивану Джухе:

«…У меня неприятные новости. Во время моего отпуска главный врач приказом по учреждению закрыла комнату-музей Шаламова. О. Ключарёва произвела видеосъемку аварийных помещений филиала и придала ее огласке. Народный фронт обратился к губернатору Магаданской области. Носов отчитал гл. врача за резонанс того, что все и везде знают. Гл. врач и приняла решение закрыть музей в филиале. Сейчас все экспонаты упаковываются для отправки в краеведческий музей в Магадане. Вот так».

В новостях краеведческого музея — о мероприятиях, посвященных белой сове и шерстистому носорогу в рамках программы «Вместе весело шагать», о чем-то еще, но ничего о возможном прибытии экспонатов из Дебина.

В новостях колымского правительства — о последних приготовлениях к открытию нового музея на месте первого Охотско-Колымского краеведческого музея. «Его возвели в рамках нацпроекта «Культура», инициированного президентом, и при поддержке проекта «Культура малой Родины» партии «Единая Россия». Общее число предметов музейного фонда Магадана составляет около 300 тыс. единиц, и большая часть предметов недоступна посетителям. Теперь у музея появится дополнительное выставочное пространство — 230 квадратов». Но там тоже Шаламов не планируется, речи о нем нет.

— Какое видится вам решение, — спрашиваю Ивана Георгиевича. — Что скажете о передаче экспонатов краеведческому музею?

— Когда этим летом мы с друзьями работали над переформатированием комнаты, я звонил и.о. директора краеведческого музея. И предложил ему взять «под свое крыло» и сделать дебинскую мемориальную комнату филиалом. Он сказал, что это довольно сложно. Это каждый экспонат надо пронумеровать, надо внести в описи и т.д. И, в общем, это не их дело оказалось. Но главное не в этом: место этому музею — именно в Дебине, потому что экспозиция цельная. Она посвящена и Шаламову, и этому поселку, и истории строительства первого моста через реку Колыму. Там уникальные фотографии 30–40-х годов из архива колымского конвойного полка. Унаследовавший их уроженец Дебина, ныне москвич, Андрей Дорожевец позволил мне использовать. Помогавшая мне сотрудница Геленджикского музея Елена Кубанцева их мастерски обработала, а фирма «Афина» в Магадане увеличила и распечатала.

Наследник В. Шаламова, москвич Александр Ригосик, передал в дар комнате десятки томов с сочинениями Шаламова — на русском и многих европейских языках, редкие фотографии, письма. 

— А если больницу закроют?

— Есть варианты: 

  • здание будет существовать, и комната сохраняется; 
  • рушат здание или скажут, что оно в аварийном состоянии, мы найдем там комнату, в поселке от силы живет 200 человек, в сезон (промывочный) 600 человек приезжает, и там полно свободных мест (численность поселка на 1959 год — 4759 человек. — А. Т.). 

В конце концов, есть и вариант 

  • это поселок Ягодное, 70 километров от Дебина, где музей памяти Колымы, где Иван Паникаров, родина, кстати, Юрия Шевчука.

— Кто уже вступился за Шаламова?

— Роман Романов, директор музея истории ГУЛАГа, звонил министру культуры в Магадане. Иван Паникаров подключился (из ответа ему министра Людмилы Горлачевой: «Позиция министерства культуры и туризма Магаданской области однозначна: безусловно, нам важно сохранить эти свидетельства истории для нынешних и будущих поколений, но официальная информация о закрытии музея В. Шаламова отсутствует»). Александр Ригосик, хранитель наследия Шаламова, обратился с письмом к губернатору.

Иван Джуха с Еленой Кубанцевой, помогавшей в создании нового образа Комнаты Шаламова. Фото из личного архива

***

Итак, магаданские власти следуют уже чуть не повсеместному тренду на борьбу с мемориальными объектами, напоминающими о политических репрессиях в СССР? Прибайкалье, Томск, Якутия, области в европейской части России; оскверняются или исчезают памятные камни и таблички, кресты… Или происходящее с шаламовской мемориальной комнатой — лишь следствие обиды? Но если власть обиделась на что-то, почему снова виноват Шаламов?

В первой половине 90-х, когда складывалась надежда на российский федерализм, да и во второй половине, когда губернаторы еще оставались самостоятельными фигурами, они не обижались, а радовались, если язвы их земель и беды выставлялись напоказ. Это позволяло решать проблемы и облегчать народную жизнь, делать ее осмысленней, чем, собственно, власти и надо бы заниматься. Всякое, конечно, случалось и тогда, но желание замести все печали под коврик и бодро отрапортовать Кремлю не превалировало, устройство государства было сложней и более отвечало многообразию страны.

Знаете, что напоминают метания начальства в связи с комнатой Шаламова? Его рассказ «Прокаженные». Он в сборнике «Левый берег», и действие разворачивается именно в дебинском стационаре (хотя он его прямо не называет, но: «больница центральная, на тысячу коек только заключенных. В пристройке на одном из этажей была больница для вольнонаемных».) Рассказчик акцентирует внимание на панике, повторяя это слово, — когда в больнице обнаруживают проказу, — на алогичном страхе.

фрагмент из рассказа «прокаженные»

«Федоренко ждал отправки спокойно, но бушевала больница. Вся больница. И те, которых избивали на допросах и чья душа была превращена в прах тысячами допросов, а тело изломано, измучено непосильной работой — со сроками двадцать пять и пять — сроками, которые нельзя было прожить, выжить, остаться в живых… Все трепетали, кричали, проклинали Федоренко, боялись проказы».

Что делать с комнатой, где находился прокаженный (а к тому моменту нашлась еще одна больная — медсестра Лещинская)?

фрагмент из рассказа «прокаженные»

«Дезинфекция после проказы — трудное дело. Полагается сжигать домик, в котором жил прокаженный. Так велят учебники. Но сжечь, выжечь одну из палат огромного двухэтажного дома, дома-гиганта! На это никто не решался. Подобно тому, как при дезинфекции дорогих меховых вещей идут на риск, оставляя заразу, но сохраняя пушное богатство — лишь символически побрызгав на драгоценные меха, — ибо от «жарилки», от высокой температуры, погибнут не только микробы, погибнут и сами вещи. Начальство молчало бы даже в случае чумы или холеры.

Кто-то взял на себя ответственность не сжигать. Палату, в которой был заперт Федоренко, ожидавший отправки в лепрозорий, тоже не сжигали. А просто залили все фенолом, карболкой, опрыскивали многократно».

Варлам Шаламов. Фото: А. Лесс /Фотохроника ТАСС

***

Дальнейшее развитие сюжета «Прокаженных» вроде бы прямо к сегодняшнему делу не относится, однако это тоже — и о сегодняшнем времени, о не меняющихся нравах, ролях, о нашей истории, наворачивающей круг за кругом, в которой случай с музеем Шаламова лишь подчеркивает заданность колеи.

фрагмент из рассказа «прокаженные»

«Сутки прожили в своих камерах Федоренко и Лещинская, а через сутки смена часовых нашла камеры пустыми.

В больнице началась паника. Все в камерах было на месте, окна и двери.

Красинский догадался первый. Они ушли через пол.

Силач Федоренко разобрал бревна, вышел в коридор, ограбил хлеборезку, операционную хирургического отделения и, собрав весь спирт, все настойки из шкафчика, все «кодеинчики», уволок добычу в подземную нору.

Прокаженные выбрали место, выгородили ложе, набросали на него одеял, матрасов, загородились бревнами от мира, конвоя, больницы, лепрозория и прожили вместе, как муж и жена, несколько дней, три дня, кажется.

На третий день и сыскные люди, и сыскные собаки охраны нашли прокаженных. Я тоже шел в этой группе, чуть [согнувшись], по высокому подвалу больницы. Фундамент там был очень высокий. Разобрали бревна. В глубине, не вставая, лежали обнаженные оба прокаженных. Изуродованные темные руки Федоренко обнимали белое блестящее тело Лещинской. Оба были пьяны.

Их закрыли одеялами и унесли в одну из камер, не разлучая больше».

И — поворот в финале. Все внимание теперь не на убежавших к свободе, а на того, кто «закрывал их одеялом, кто прикасался к этим страшным телам»: 

«Найден был фронтовик, сидевший за измену родине, имевший двадцать пять и пять и наивно полагавший, что своим геройством уменьшит срок, приблизит день возвращения на свободу».

Это лейтенант Корольков. Конвой забирает его вместе с прокаженными «как обслугу», больше об этих троих ничего не известно.

цитата

Литературовед Леонид Геллер: 

«Даны четыре фамилии: Красинский, Лещинская, Федоренко, Корольков. У старого врача фамилия великого польского поэта, у медсестры фамилия польского короля, прокаженный — украинец, охраняющий их зэк — русский. Поляки воплощают знание и эрос; украинец — это мифический монстр-титан (к слову сказать, полный жизни силач-украинец — типаж советской культуры вроде батьки Боженко из кинофильма «Щорс»). Русский же — безропотная, наивная «обслуга», причем его фамилия как бы пародирует благородные фамилии поляков. Что это обозначает? Пассивность русских? Их готовность идти на убой? Их обреченность вечному страху?»

Иван Джуха (слева) с золотопромышленником Сергеем Филевским, взявшим на себя основную часть расходов по созданию мемориальной Комнаты. Фото из архива Ивана Джухи

***

Когда материал уже был готов к печати, вечером 28 ноября, областной министр культуры прокомментировала будущее музея в Дебине — его не будет: 

цитата

«…уникальные экспонаты будут переданы в фонд Магаданского областного краеведческого музея. Сейчас этот вопрос в стадии решения: предстоит описать предметы, провести экспертизу для установления историко-культурной ценности, перевести (так на сайте правительства. А. Т.) предметы в Магадан. Это наследие не будет потеряно. Благодарю всех причастных к созданию мемориальной комнаты Варлама Шаламова, энтузиастов, историков, краеведов и просто неравнодушных к вопросам сохранения наследия территории граждан».

Высказался и министр здравоохранения региона. Оказывается, во всем виновата палочка Коха: в диспансере должны находиться только медперсонал и пациенты, и никаких посторонних. Значит, никакого музея и быть не может.

цитата

«Инфекционный характер медучреждения является серьезным препятствием для посещения. Кроме того, больница не обладает необходимыми знаниями и ресурсами для сохранения экспонатов в первозданном виде на долгие годы. 

Учитывая это, минздрав Магаданской области принял решение передать собранные экспонаты в областной краеведческий музей. Администрация этого учреждения культуры выразила согласие».

При этом «Магаданская правда» написала: «Судя по всему, его (Ивана Джухи) позиция все-таки совпадает с решением местных властей». То есть черное — это белое. Незнание — сила, а война — это мир.

И вот что еще интересно. Свыше 20 лет в музей пускали всех желающих. Об этом знали в минздраве, чиновники не раз сами посещали мемориальную комнату, об этом знало все местное начальство. В больницу приходили жители Дебина, здесь им оказывали всяческую помощь. А теперь, оказывается, палочка Коха. Теперь вдруг все стали посторонними, кому вход запрещен…

Иван Джуха все еще надеется и не унывает. Говорит, что однозначного решения нет, что с Сидоренко он 28-го разговаривал — ей никаких указаний не поступало, коробки с экспонатами как стояли, так и стоят. Что он категорически против передачи в Магадан — и не передаст туда ничего, а его экспонаты — это существенная часть «единой и неделимой экспозиции». Что он договорился с дебинской школой — двухэтажное здание, 40 учеников, помещение для музея есть.

«Центральная больница для заключенных — огромная больница на тысячу коек. Приемное отделение, где мне предстояло работать, было в одиннадцать помещений: громадное трехэтажное Т-образное здание, из лучшего материкового кирпича, скреплено лучшим цементом — на Колыме ведь все завозное — было выстроено в 445 километрах от Магадана по самому берегу реки Колыма, у знаменитого моста, который соединял еще в берзинское время правый и левый берега реки. Поселок вырос тут и назван был Левым Берегом. Огромное здание расположено в самом центре Колымы, было выстроено для Колымполка, для воинской части, которая и должна была получить лучшее на Дальнем Севере здание. Но за Колымполком скрывалась дивизия, а позднее и армия, и было ясно, что таких помещений для воинских частей не хватит: левобережный дом был задуман как большая казарма — с хирургическим отделением, с дезкамерой, с гимнастическим залом, с клубом на пятьсот мест. Со сценой красноармейской самодеятельности. Электрический свет поступал от собственной электростанции на угле. А близ электростанции были дома комсостава — двухэтажные особняки, восемь зданий, тоже каменные, как солдатские казармы. Здание было построено на века. Коридоры были залиты цементом; цвет цемента менялся в разных крыльях здания. Батареи центрального отопления, канализационные трубы — это была здесь Колыма будущего. А мебель в клубе была вся резная — отдельные откидные кресла — как у взрослых, где-нибудь в Москве.

Увы, подходила война, и военные специалисты осмотрели это здание. Расположенное на открытом месте, в безлесных сопках, здание было легкой, далеко видимой целью бомбардировщика, прямо-таки привлекало внимание любого пилота, который поднялся бы в колымское небо. Не знаю, судили за вредительство кого-то из начальства — вполне возможно, что и судили. А возможно, что все возможные вредители были расстреляны к этому времени. Словом, наркомат обороны отказался от этого здания, нового здания, и спешно вывел воинские части в землянки, в распадки, в расселины, в низины…

Помещение осталось свободным, и Магадан передал его больнице, санотделу. Правительство утвердило эту передачу, Колыма заполнялась заключенными, нужна была центральная больница для зэков.

Колымполк ушел. Но он ушел по-русски, как уходит квартирант в Москве из квартиры — вывинчивая все лампочки, вывертывая трубы, снимая отопительные батареи, разбивая стекла.

Даже резные лебеди в клубе были сожжены — начальство топило электростанцию, может, день или, может, час.

Но было решено, что арестанты все превозмогут, и санотдел принял эти мертвые корпуса. Около года длились восстановительные работы. Я приехал в эту больницу в январе 1947 года, сразу после окончания фельдшерских курсов».

(Варлам Шаламов. Из рассказа «Амосов и Белова».)

Иван Джуха на берегу Колымы. Поселок Дебин. Фото из личного архива

Справка «Новой»
  • Иван Джуха, 71 год. 

Лидер экспедиций и инициативы по увековечению памяти заключенных-греков, автор 15 книг (на русском, немецком, греческом языках) из серии «История репрессий против греков в СССР». Последние 23 года Иван Георгиевич посвятил Колыме, каждый год он там. Говорит: «Год, прожитый без Колымы, — зря прожитый год». И когда один год он туда не полетел, в следующий год полетел дважды: «Статистика не должна страдать!» Разработал проект «Реабилитация Колымы», поддержанный предыдущим губернатором. Главная его задача, как говорит автор, сломать представление о Колыме, ассоциирующейся только с лагерями: «Я это делаю в своих книгах, репортажах. И рад видеть, как преобразуется Магадан, сочетающий в своем нынешнем образе и историю, и современность».

По информации от редактора энциклопедии «Литературные музеи России» Инны Ряховской, скоро выйдет второй том энциклопедии, где будет статья о шаламовской мемориальной комнате в Дебине.