Петр Саруханов / «Новая газета»
Идея высокого начальства (В. И. Матвиенко) об учреждении в России специального органа, ответственного за счастье, — хороший повод напомнить, что экономическая теория говорит о связи денег и счастья.
Делает ли нас счастливее экономический рост — спрашивал американский экономист Ричард Истерлин в своей статье «Does Economic Growth Improve the Human Lot: Some Empirical Evidence», опубликованной в 1974 году?
Выдвигая аргументы, объясняющие отсутствие прямой корреляции между ростом дохода и счастьем, Истерлин цитировал американского социолога Джорджа Гоманса:
«Любая попытка удовлетворить запросы человечества обречена на провал. Любое удовлетворенное желание создает новое желание, которое человек жаждет удовлетворить».
На основе изучения американской статистики и результатов социологических опросов, Истерлин на собственный вопрос отвечал отрицательно — рост среднедушевого дохода страны не связан с ростом удовлетворенности жизнью ее жителей. В ходе эксперимента, где людей из разных стран просили отметить уровень своего «счастья», выяснилось, что уровень богатства страны не влияет на долю людей, которые считали себя счастливыми.
Почему деньги не делают нас счастливее? Истерлин объяснял это так — люди достаточно быстро адаптируются к более высокому уровню жизни, и вскоре он становится социальной нормой. В то же время людям свойственно сравнивать свой достаток с достатком других, то есть относительный уровень дохода важнее абсолютного. И если доход у всех увеличивается пропорционально, то средний уровень счастья не меняется. Этот экономический феномен даже получил название «парадокс Истерлина» и вошел в учебники экономической теории.
Фото: Максим Кимерлинг / Коммерсантъ
«Парадокс Истерлина», согласно которому счастье заключается не в деньгах, и даже не в их количестве, стал отправной точкой для целой серии исследований, объединенных общим названием «экономика счастья». Цели у экономистов, надо сказать, были чисто прикладные — Истерлин ведь не отрицал, что богатые люди счастливее, чем бедные, но, в соответствии с его парадоксом, рост доходов не приводил к увеличению уровня счастья. А это ставило под сомнение ключевое предположение современной экономической теории — о том, что увеличение дохода (а, значит, возможностей потребления) повышает благополучие. Но, чем выше уровень благосостояния, тем меньше различия между располагаемым и желаемым благом, следовательно, уровень счастья будет расти медленнее. Если же повышение среднего уровня дохода в обществе не увеличивает благополучие этого общества, то зачем нам нужен такой экономический рост? Может быть, надо сосредоточиться на чем-то другом?
В 1960-е гг. в экономической литературе появились понятия «глобальное удовлетворение» и «глобальное счастье» (англ. «global satisfaction», «global happiness»), под которыми понималось преимущественно «экономическое благосостояние», а также новый показатель счастья — «субъективное благополучие» (англ. «subjective well-being»), отражающее личное восприятие человеком своего состояния и состоящее из трех частей: аффекта (совокупности чувств и настроений человека), счастья и удовлетворенности жизнью.
Под счастьем понимали некоторое состояние человека, при котором положительные эмоции превалируют над отрицательными.
Удовлетворенность жизнью — это субъективная оценка индивидом его экономического и социального положения.
Помните, как в «Золотом теленке» Остап Бендер, у которого в саквояже лежал миллион рублей, спрашивал Шуру Балаганова — сколько тому нужно денег для счастья…
«Балаганов долго думал… и наконец объявил, что для полного счастья ему нужно 6400 рублей, и с этой суммой ему будет на свете очень хорошо».
Меня всегда это занимало — почему именно 6400 рублей? Не пять, не десять тысяч, а именно эта сумма? Илья Ильф и Евгений Петров, авторы «Золотого теленка», очень точны в бытовых реалиях советской жизни, и эта сумма наверняка должна что-то означать.
Так вот, разговор Бендера с Балагановым происходит в 1929 году на Казанском вокзале в Москве. А средняя зарплата в столице CCCР составляла тогда 950 рублей в год. Таким образом, Балаганов просил «для счастья» 6,5 средних годовых зарплат москвича.
В какую сумму люди оценивают «московское счастье» сейчас?
Фото: Дмитрий Лекай / Коммерсантъ
Согласно данным опросов, которые периодически проводят рекрутинговые и маркетинговые агентства, «московское счастье», понимаемое как уровень дохода, достаточного для безбедной жизни в столице, люди оценивают на уровне двух с половиной — трех миллионов рублей в год — что составляет порядка двух «среднегодовых» московских зарплат (как их считает Росстат).
Так что Балаганов не хотел ничего экстремального! — на 6400 рублей в 1929 году он действительно мог купить «год два комфортабельной жизни» в столице — себе и возможной спутнице, не больше, но и не меньше.
Так и сейчас люди просят для счастья только комфорта и возможности не считать каждую сотню рублей.
Академические исследователи «парадокса Истерлина» в России в общем, согласны с выводом, что этот «парадокс» работает и в нашей стране. Так, доцент кафедры статистических методов НИУ ВШЭ Л.А. Родионова в работе «Парадокс Истерлина в России» (2014) пишет, что «основные выводы «парадокса Истерлина» распространяются на российскую реальность. На основе анализа статистических данных по России и результатов оценивания эконометрических моделей было выявлено положительное влияние дохода на уровень удовлетворенности в России, однако это влияние нелинейно и имеет место эффект адаптации».
Под эффектом адаптации понимается то, что по мере роста материального положения потребности индивидов также возрастают, а удовлетворенность жизнью не меняется. Более того, исследователи назвали и так называемую точку насыщения в случае эффекта адаптации — уровень дохода, после которого уровень счастья практически не меняется.
Для России в 2013 году согласно оценкам статистиков из НИУ ВШЭ, «точка насыщения» находилась на уровне 60 тысяч рублей в месяц (около полутора тысяч долларов)
Интересно, что и десять лет спустя в качестве «желаемой зарплаты» люди продолжают называть «100-120 тысяч рублей» — т.е. те же магические полторы тысячи долларов.
Для сравнения — примерно в то же время, на рубеже 2010-х годов, нобелевские лауреаты по экономике Даниэль Канеман и Ангус Дитон проанализировав результаты опросов более 450 000 американцев в 2008–2009 гг., определили сколько денег для счастья нужно среднему американцу — согласно их заключению, самооценка эмоционального благополучия повышается по мере роста дохода лишь до определенного момента –и эффект роста счастья исчезает после того, как доход достигает $75000 в год (по данным для США на 2008 г.) в то время средний доход американского домохозяйства составлял $71500, медианный — $52000).
Получается, что счастье людей лежит все-таки не в деньгах, а определяется какими — то другими факторами?
Нет, тут не все так просто, мог бы сказать голландский социолог Руут Веенховен, создатель «Всемирной базы данных счастья» объединяющей исследователей этой темы и аккумулирующей результаты их работ (в базе на данный момент более 15000 исследований).
Как пишет Веенховен в статье «Social conditions for human happiness: A review of research», счастье складывается из таких составляющих:
И без денег счастья тоже вам не видать, настаивают авторы исследования «Experienced well-being rises with income, even above $75,000 per year», опубликованного в 2021 году. Экономисты из Уортонской школы бизнеса, поставили себе целью проверить — действительно ли после достижения некоего порогового значения доходов перестает расти уровень счастья. Изучив порядка двух миллионов социологических отчетов, исследователи пришли к выводу, что никаких ограничений для роста счастья нет– и увеличение доходов оборачивается счастьем, как у бедных, так и у богатых.
Так что же, Ричард Истерлин был все-таки неправ, и счастье заключается в деньгах?
Ответ на этот вопрос предложил экономист Джон Яхимович, исследователь из Harvard University, в своей работе «Income More Reliably Predicts Frequent than Intense Happiness».
Дело в том, что рассуждения экономистов и социологов о том, что существует некий финансовый порог, после которого «градус счастья» не повышается, опираются на предположение, что деньги помогают удовлетворить одну и ту же потребность. Но в реальной жизни это ведь не так, объясняет Яхимович
Деньги позволяют удовлетворить не одну потребность, а множество разных и смотреть надо на то, как часто люди испытывают ощущение счастья. Важен не общий «масштаб удовольствия», а сколько раз и как ты это удовольствие получил.
Проблема «счастья «бедного» в том, круг его развлечений, удовольствий и впечатлений ограничен, и получать удовольствие в своей однообразной жизни ему трудно, даже если он и потратит немного больше денег. А вот богатый может собирать все новые и новые разнообразные эмоциональные наслаждения и получать удовольствие от каждой из них — как в первый раз!
Так что дело не просто в возможности богатого «тратить много денег», а в возможности «тратить много денег разнообразно», объясняет Яхимович. Больше разнообразия — больше впечатлений — больше удовольствия — выше ощущение собственного благополучия.
А вот там, где разнообразия нет — там человек будет утешать себя, что «счастье не в деньгах».
Нет, в деньгах — точнее, в возможности тратить деньги как угодно и на что угодно. Обнаруженный эффект Яхимович и его соавторы назвали «неравенством счастья».
О проблеме неравенства счастья еще полтораста лет рассуждал французский писатель Эмиль Фаге, — «Страдают в действительности при виде чужого счастья, несчастье бедных в этом и состоит». Причем, Фаге, говоря о страданиях, имел в виду не моральные переживания бедняков– он писал о том, что проблемой общества является деструктивные реакции людей, чувствующих себя обездоленными. (Нет денег — пошел грабить, и т.д.)
Современные экономисты с Фаге, в общем, согласны — важен не сам по себе уровень неравенства, но и то, как люди на него реагируют (причем как на личном уровне, так и на уровне правительства).
Социологические исследования показывают, что представления людей об уровне неравенства в стране, не зависят от его фактического уровня. Например, в США люди оценивают уровень неравенства ниже, чем он есть на самом деле, в Британии «коэффициент Джини» (классический показатель уровня неравенства), в полтора раза выше, чем в Дании, но англичане и датчане оценивают уровень неравенства в своих странах одинаково.
Тем более, что люди болезненно реагируют не на «абсолютный уровень неравенства», а на темпы и характеристики изменения этого уровня.
Ситуация в РФ — самый яркий тому пример –проблема роста неравенства в «девяностые» была даже не в том, что кто-то разбогател, а в том, что этот «кто-то» разбогател стремительно и без понятных людям причин. Был человек как будто «никто» (на самом деле нет, в российской верхушке нет посторонних и случайных людей) и бац, стал олигархом — в то время, как все остальные остались более-менее на том же уровне, что и были (в РФ, безусловно, вырос комфорт жизни в больших городах, возросла доступность товаров и услуг, но за все это надо работать и работать тяжко, а сказку о том, как власть поделилась с людьми нефтяными доходами, сама власть и сочинила)
Плюс — и это реально раздражает людей — богатые совершенно не отдают себе отчета, на каком дне обитает большинство бедных. Все исследования показывают, что на вопрос «сколько зарабатывают бедные» представители выскодоходных групп сильно завышают оценку (а представители «бедных» тоже преувеличивают заработки «богатых»). Это тоже понятно — большей частью люди общаются внутри свой социальной группы, не поднимаясь вверх и не опускаясь вниз.
А что же делать?
Ответ на это вопрос давал старший современник Эмиля Фаге, гениальный писатель Виктор Гюго в великом романе «Отверженные»:
«Первая проблема создать материальные богатства. Вторая проблема распределить их. Первая проблема включает вопрос о труде. Вторая — вопрос о плате за труд.
В первой проблеме речь идет о применении производительных сил.
Во второй — о распределении жизненных благ.
Следствием правильного применения производительных сил является мощь общества.
Следствием правильного распределения жизненных благ является счастье личности.
Под правильным распределением следует понимать не равное распределение, а распределение справедливое. Основа равенства — справедливость…
<…> поощряйте богатого и покровительствуйте бедному, уничтожьте нищету, положите конец несправедливой эксплуатации слабого сильным, наложите узду на неправую зависть того, кто находится в пути, к тому, кто достиг цели, по-братски и точно установите оплату за труд соответственно работе, подарите бесплатное и обязательное обучение подрастающим детям, сделайте из знания основу зрелости; давая работу рукам, развивайте и ум, будьте одновременно могущественным народом и семьей счастливых людей, демократизируйте собственность, не отменив ее, но сделав общедоступной, чтобы каждый гражданин без исключения был собственником, а это легче, чем кажется, <…> умейте создавать богатство и умейте его распределять; тогда вы будете обладать материальным величием и величием нравственным…»
Почему стандартные экономические метрики не подходят для «оценки счастья»?
Для определения уровня экономического прогресса экономисты традиционно используют показатель Валового внутреннего продукта (ВВП). Однако, ВВП был разработан только как мера уровня экономической активности, но не мера благосостояния. Следовательно, ВВП не включает в себя многие аспекты экономической деятельности, влияющие на благополучие людей, включая распределение доходов и богатства, производство домашних хозяйств, использование и разрушение природной среды и неравенство экономических возможностей. В ВВП также упускаются из виду многие другие важные составляющие благополучия, такие как управление, безопасность, здоровье и долголетие.
Дмитрий Прокофьев
«Счастье народа важнее цифр валового продукта», — объявил король Бутана в 1972 г., представляя публике новую концепцию экономического развития страны, основанную на коллективизме и нивелирующую роль денежных доходов
В то время Бутан был одной из наиболее отсталых стран в мире, и полвека спустя остается в числе самых бедных стран, несмотря на значительный рост подушевого ВВП. И, хотя уже с 1980-х Бутану пришлось вернуться к показателю ВВП для расчета реального роста экономики и получения международного финансирования, валовое национальное счастье до сих пор лежит в основе формирования 5-летних планов развития Бутана.
В 2013 году о создании Министерства высшего общественного счастья объявил вступивший в должность президента Венесуэлы Николас Мадуро. Мадуро рассказал, что новый государственный орган будет заниматься выполнением программ его предшественника Уго Чавеса, направленных на борьбу с бедностью, однако с тех пор о деятельности ведомства ничего не было слышно.
Еще одной страной, где решили создать правительственный орган, делающий людей счастливыми — ОАЭ: в 2016 году там было объявлено о формировании министерства, которое будет заботиться о «создании социального блага и удовольствия».
В 2016 году министерство счастья было создано в одном из беднейших регионов Индии — штате Мадхья-Прадеш. В 2017-м глава вновь созданного министерства Лал Сингх Арья стал фигурантом уголовного дела — он был обвинен в убийстве.
В 2017-м году в Нигерии глава штата Имо, Рошас Окороча — объявил о создании Министерства счастья и исполнения замыслов, возглавлять которое поручил своей младшей сестре Огечи Ололо. Предполагалось, что ведомство будет оценивать работу других властных структур по обеспечению жителей и давать рекомендации по поводу того, как заботиться об их благополучии.
Нетрудно заметить, общую черту, объединяющую эти государства — это либо очень бедные страны, либо страны, имеющие большую природную ренту, к распределению которой возникают вопросы.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}