Забуга и Железкер. На дне

Не самая обычная затея родилась у художников самым естественным путем — в процессе работы. Забуга на протяжении нескольких последних месяцев готовил фотопроект «Безбилетный пассажир» — о своих путешествиях по России на товарных поездах (фотовыставка прошла в Петербурге в июле).

— Это тоже своего рода бродяжничество. Странствие по железнодорожным путям и полустанкам связано с бездомностью, — сравнивает Виктор. — Мне тогда тоже часто приходилось ночевать где придется.

— Когда Витя пришел ко мне и сказал: «Хочу побомжевать на улице недельку, айда со мной», — я уже был одной ногой в деле, — объясняет Железкер. — В тот момент я завершал собственный проект, связанный с нахождением в странных образах (например, весь перемазанный в мазуте или в саже) в странных местах. Я собирал кости на пляжах, лежал на могилах, просто бродил по безлюдным пустырям бесцельно — делал проект в духе некрореализма (художественное направление, возникшее в Петербурге в 80-х годах. — Ред.) и много времени проводил на улице. В итоге предложение Вити совпало с моим времяпровождением и настроением.

— Если появляется такая возможность, то почему бы ее не реализовать? — рассуждает Забуга. — Стать мучеником на семь дней, чтобы потом ощутить какие-то прекрасные мелочи жизни (вплоть до элементарных: горячая вода, сухая постель, новые трусы). А главное — сделать какие-то выводы для себя…

По словам художников, после таких экспериментов всегда возникает много новых идей и проектов. У Виктора уже есть опыт бездомной жизни во Франции и Германии. В Париже он спал под Эйфелевой башней — до сих пор называет это самым романтичным поступком своей жизни. Но более дружелюбным и пригодным для бомжевания Забуга считает Берлин, где ему удалось занять пустующий верхний этаж в доме. Там было тепло, свет, вода — все, что нужно для жизни.

— В Париже было неплохо, но на раз. А в Берлине не на раз. А когда ты бомжуешь, то надо быть практичным. Надо понимать, где можно прожить продолжительное время так, чтобы это было удобно.

***

В Петербурге друзья планировали отыскать не одно подходящее место, а сразу семь, чтобы каждый день недели проводить в новой локации. Сильнее всего их тянуло… на необитаемый остров. Ввиду отсутствия такового в пешей доступности пришлось довольствоваться безлюдным пустырем на Васильевском острове. Здесь бомжующие художники без единого гвоздя из деревянных паллетов и бетонных плит соорудили свое первое уличное жилье.

— Потом сходили на мусорку, — продолжает Виктор, — нашли картон, два детских одеяла, матрас, все достаточно чистое. Я еще откопал клеенку, которую до последнего дня с собой носил, она служила мне и укрывалкой, и навесом, и дождевиком. Из всех добытых трофеев смастерили кровать, на которой комфортно отдохнули — мягко, хорошо, сверху не капало. Это было лучшее место для спанья за всю неделю.

На другую ночь художники забрались на крышу расселенного дома в центре Петербурга. «На той мансарде оказалось очень пыльно. Пахло отвратительно, какими-то трупами — может, крыс или голубей».

Следующим местом для ночлега бродяги выбрали Марсово поле. Сухая теплая погода и звездное небо над головой компенсировали даже отсутствие одеял и матраса.

***

— А наутро мы отправились на Невский проспект, — рассказывает Железкер, — поскольку еще накануне объявили (на своей странице в соцсети. — Н. П.), что там будем рисовать шаржи и так зарабатывать (деньги потребовались единственный раз, чтобы купить фотопленку: четыре взятых с собой Забуга успел отснять за пару дней. — Н. П.). — Это оказался главный перформанс недели. Мы выступили как художники. Пришли в центр города и монетизировали свои умения. Причем работали на лютой жаре, насквозь прокоптились там.

На пленку приятели заработали, но перегрелись настолько, что вечером отправились охлаждаться в ближайший фонтан. Виктору этого купания хватило, а Эрику — нет.

— Настроение было делать все что хочется. И тут я вспомнил, что давно хотел прыгнуть с моста в Фонтанку. И прыгнул, но зачем-то поплыл против течения (сейчас уже понимаю, что зря). Проплыть надо было метров сорок до точки спасения, но я не смог. Мне кинули спасательный круг. Потом подошел спасательный катер. Я не ушел на дно в прямом смысле слова, хотя наш проект так и называется, — смеется Железкер. — Но в переносном смысле мы на дне побывали. Жить на улице непросто. Многие говорили: «вот, вы носите мобильные телефоны, в реальности так не бывает», «ой, к вам друзья приходят»… Попробуйте так же. Попробуйте хоть как-то. Пускай не на полную катушку…

— Нам часто пеняли за телефоны, — подхватывает Забуга. — Хотя 

Среди бездомных встречаются те, кто работает в доставке, им без мобильников просто не обойтись.

Как отмечают друзья, у асоциальных личностей есть разные градации. Современный бомж не обязательно лишен жилья.

— Немало бездомных (у которых есть родственники и жилье) просто любят улицу и людей улицы, таких же, как они, очень свободных, — объясняет Железкер. — Улица — это весь твой дом. Хочешь лежать — ложись прямо на траву или на асфальт и лежи, никто тебе ничего не скажет. Это действительно освобождает. От общепринятых норм поведения, от материальной зависимости. Мы это почувствовали. Человеку, лишенному претензий и амбиций, ничего особо не нужно добывать. Ни к чему особо не нужно стремиться.

— У бродяги может быть свой угол, но блуждать по городу — его осознанный выбор, — говорит Забуга. — К этому приводит глобальная неопределенность в жизни, и прежде всего — в самом себе. Человек не понимает: кто он? зачем? что ему делать? Часто ситуация усугубляется алкоголем и ведет к разрушению.

***

На следующие сутки художники переселились на пустырь на одной из петербургских окраин, где местные бездомные разбили довольно уютный летний лагерь. Некоторые живут там семьями.

— У меня в этом лагере теперь есть друг Игорь, — рассказывает Эрик. — Как-то он взял меня с собой — банки собирать. Я пошел с ним по Лиговскому, по Невскому. В каждую урну заглядываешь, достаешь баночку, мнешь, складываешь в сумку. Потом приходишь их сдавать, тебе взамен сразу спирт дают. Без денег. Это лишнее звено — денежное — убирается.

— Еды в современном мире столько, что ее всегда можно найти, — уверен Виктор. — Гипермаркеты выкидывают просрочку. В центре находится «Ночлежка», и ее сотрудники каждый день развозят еду по определенным точкам. Церкви есть, которые кормят ежедневно. Если знать, где можно поесть, то с голоду не умрешь. Конечно, если ты хочешь шашлык или колбасу — это другой вопрос. А еду, чтобы выжить, найти легко.

По наблюдениям художников, бездомным нередко жертвуют мелочь. Еще реже отказывают в сигаретке или куске хлеба. Экспериментаторы отмечают, что за неделю почти не сталкивались с равнодушием.

— Очень много людей к нам с добром приходили. Сопереживали. Приносили воду, еду. Не бутылку водки, — подчеркивает Забуга, — а хлеб, мясо, сосиски. Приносили обычные люди. Одна продавщица в «Дикси» нас очень пожалела, прямо как мать. А когда мы пошли на Апрашку (городской рынок «Апраксин двор». — Н. П.) в таком виде, узбеки нам там подарили носки.

Ты жил обычной жизнью. Ходил из квартиры в мастерскую, из дома на работу, как обычный человек, все было хорошо. Но если ты опускаешься на дно, тут все переворачивается. Ты в позиции, когда с тебя нечего взять, а нужно только чем-то помочь. Люди это сразу считывают и стараются хоть как-то поучаствовать в твоей судьбе. Люди все-таки очень добрые… 

***

Сейчас художники готовят выставку по итогам проекта. Чтобы она состояла не только из фотографий, хотят собрать артефакты, скопившиеся за неделю бродяжничества, перевезти на экспозицию первый самодельный домик с Васильевского острова, воссоздать какие-то звуковые эффекты.

По словам авторов, недели им вполне хватило, чтобы достаточно глубоко погрузиться в материал, почувствовать себя бомжами и приблизиться к тем выводам, ради которых все затевалось.

— У меня возникла потребность в уединении и размышлении, — говорит Виктор. — Я ожидал, что так будет. Нужно отойти, побыть одному, посозерцать, подумать. Решить вопрос: ты коллективный человек, стаей живешь, раз это более животные условия? Или ты одиночка, который сам выживает?

— Для меня самое важное было — ради честности и чистоты эксперимента — прожить на улице всю неделю, от звонка до звонка, не сорвавшись, — подытоживает Эрик. 

Санкт-Петербург