Маленький бунт против большого ядерного удара

27 членов СВОПа (Совета по внешней и оборонной политике), неправительственного общественного объединения, с 1992 года содействующего «выработке и реализации стратегических концепций развития России» и издающего журнал «Россия в глобальной политике», подписали заявление «О призывах к развязыванию ядерной войны».

Это небольшая часть экспертов организации, к которой за более чем три десятка лет присоединилось множество ученых, чиновников (бывших) и политиков (бывших), поэтому на сайте СВОПа скромно указывается, что заявление публикуется по просьбе лишь «ряда» его членов. 

Не говоря уже о том, что самые яркие пропагандисты идеи нанесения ядерного удара без особых последствий для России, зато с ее полной и окончательной цивилизационной победой над всем остальным миром (безусловно, лишним, ибо если мир — не Россия или ей не подчинен, то зачем он в принципе нужен), тоже являются членами СВОПа. Например, Сергей Караганов, чья статья о возможности и желательности ядерного удара стала, собственно, импульсом к написанию заявления, является почетным членом президиума СВОПа и председателем редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике».

Совет по внешней и оборонной политике долгие годы претендовал на то, чтобы, заседая, среди прочего, в номенклатурных интерьерах пансионата Совмина Союза «Лесные дали» (где еще мебель не остыла от человеческого тепла средней бюрократии советского правительства), играть роль этакого русского Бильдербергского клуба (согласно конспирологическим теориям, управляющего миром). В силу длительности существования и некоторой политической и физиологической ротации элит, в его составе оказались люди из очень разных команд, кланов и возрастных категорий. А политические взгляды многих из них самым радикальным образом не совпадают. Это несовпадение, как и его радикальность, естественным образом усугубились в связи с событиями февраля 2022 года.

Степень влияния Совета на внешнеполитический курс путинской России, тем более в последние годы, едва ли была сколь-нибудь значимой. И, пожалуй, «заявление 27-ми» против ядерной войны, в принципе, напомнило о существовании такой организации. В оправдание можно сказать лишь одно:

(За исключением некоторых сугубо экономических think-tank’ов, к которым время от времени прислушивается финансово-экономический блок правительства.)

То есть люди, подписавшие заявление, пусть и слабо надеясь на что-то повлиять в государственном дискурсе, делали это прежде всего для себя, для своей совести. Не просто для того, чтобы остаться рукопожатными в приличных салонах, которых теперь и след простыл, а чтобы остаться рукопожатными с самими собой. Ну нельзя же, в конце концов, солидаризироваться с теми коллегами, чьи пылкие сочинения пусть и считаются Комиссией по этике ВШЭ вполне себе этически допустимыми, но в строго правовом смысле слова являются призывами к разжиганию агрессивной войны.

Подписанты — не диссиденты. И едва ли рискуют жизнью и свободой, подписав письмо. Но, возможно, сами того не осознавая, действовали в логике Ларисы Богораз, которая в последнем слове на суде над вышедшими на Красную площадь в августе 1968-го, сказала: «Для меня промолчать — значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю». 

Этот мотив — совестливость и репутационная чистоплотность пусть малого числа людей — и подтачивал в свое время советскую систему. Которая, впрочем, заботясь о соблюдении минимальных приличий, персонажей, публично рассуждавших о пользе ядерной войны, выкидывала бы из академических и номенклатурных кругов — они бы после таких словесных интервенций партбилет положили б на стол в обмен на волчий билет.

Большинство членов Совета к письму не присоединилось. Одни, потому что боятся пассивно, надеясь тихо пережить подзатянувшийся Армагеддон. Другие — потому что боятся активно, шумно и принципиально: они всю жизнь соглашались ставить подпись под совсем другими, верноподданными, письмами, объясняя друзьям и коллегам свои мотивы в духе «вы-ничего-не-понимаете-иначе-меня-не-позовут-на-кремлевский-прием» или «за-мной-стоит-коллектив-института-я-не-могу-не-подписать». А теперь они, наоборот, не могут подписать то, что могло бы спасти их репутацию для самих себя: внешнюю среду уже никакая репутация никого не интересует — не то время.

Один коллега — член СВОПа, не заметивший в почте письма с предложением его подписать, узнав о существовании заявления от стороннего наблюдателя, спохватился и попросил поставить свою подпись. А сообщившего о существовании письма горячо благодарил со словами «Ты спас мою девичью честь».

Чистая правда. 

Те, что поприличнее, молча. Те, кому важно быть замеченными высшим руководством, — выражая все сто оттенков лояльности в самых воинственных высказываниях и требованиях ядерных ударов.