Суд

1.

Все, что еще не молчало, — посажено,
Все, что покуда торчало, — приглажено
Или ушло на этап.
Все, что работает, — шахта да скважина,
Да и они кое-как.

И, разумеется, — говнописатели,
Баблососатели, звездострадатели,
Их ремесло таково,
И дознаватели, то есть пытатели, —
Но и пытать-то кого?

Кто убежал в заграничную вотчину,
Кто приспособился к страху и протчему,
Кто от позора угас…
Как ни учил их — а выучил вот чему
Цайта окрестного гайст.

Из озверевших от крови полковников,
Из ожиревших по брови чиновников,
Всех отпущенья скотин,
Потенциально возможных виновников —
Тупо остался один.

2.

Разгадка нам ниспослана,
Расколот наш орех —
Давай назначим Господа
Ответственным за всех!

За отнятые области
И сданные полки,
За все чужие доблести
И наши косяки.

За каждого предателя,
Шпиона, беглеца —
Пора привлечь создателя:
И Сына, и Отца.

Спецслужба все Отечество
Схватила на учет,
А главного ответчика
Никак не привлечет.

Ведь он главней Мишустина
И шефов СВО!
Ведь это же кощунственно —
Сказать, что нет его!

И так который век его
То славим, то хулим…
А больше просто некого.
На то мы третий Рим.

Защелкнулась защелочка,
Сместились времена,
В лесу родилась елочка —
Священная война!

А если рать продвинется,
Пойдем на Киев мы,
Падут и Днепр, и Винница,
И Харьков, и Сумы, —

Во всю ли мощь стозевную
Воспеть хвалу верхам,
Икону ли музейную
Внести в бассейный храм…

Польстить, допустим, орденом
Монашеству всему…
А если даст по морде нам
Руками ВСУ —

Увы, полно у Господа
Сомнительнгых друзей:
Отнимем все, что роздано,
И Троицу — в музей.

Не сдать его анатому,
Не взять его в тюрьму,
Но можно же анафему
Провозгласить ему.

За каждым отступлением
Последует приказ:
Всем конным оцеплением —
Рубить иконостас!

В отличье от Европы-то,
Где верующих нет,
У нас такого опыта
Полно с двадцатых лет.

Объявим поджигателем,
Свидетелей не счесть,
Признаем нежелательным —
Опять же опыт есть!

Раз мы ему не нравимся,
То вот ему от нас.
А в плане иноАгентства —
Он Агент номер раз:

И впрямь, не объявить ли Бога
Первопричиной всех смертей,
За жертвы не спросить ли строго —
По крайней мере за детей?
К нему претензий очень много —
В особенности у чертей.

Друг человека, добрый дьявол,
Ему мешал где только мог,
Но в душный ад его отправил
Тоталитарный, алчный Бог,
И воцарился скучный Авель —
Подлиза, ботан, демагог.

Нам Люцифер принес ремесла,
Принес порядок Ариман,
Во всем, что тонко, всем, что остро,
Мы зрим его высокий план;
Им вдохновлялся Калиостро
И — поначалу — Томас Манн.

Все это знали Байрон, Каин,
И первый гностик Иоанн —
Он понимал, кто здесь хозяин,
А кто, напротив, окаян,
И от Москвы до тех окраин,
Где только ночь и океан, —

На всем убожестве убогом,
Где гордость вытеснила стыд,
На каждом пне, над каждым блогом,
Где новый злобствует Терсит, —
Анонс программы «Суд над Богом»
С бессильным вызовом висит.

3.

Мы колоссально ускорили
Ход сверхдержавной ладьи.
Мнилось, в финале истории —
Господа суд над людьми.

А оказалось, что Господа
Люди осудят в конце.
Будет коллегия созвана —
Орган СКРПЦ.

Всякая организация
Только тогда хороша,
Если торгует эрзацами
И не творит ни шиша.

Это ведь мирного жителя
Надо ловить, уличать,
А уличить вседержителя —
Проще, чем шлепнуть печать.

Где-то он есть, разумеется,
Но до скончанья времен
Столько еще перемелется…
Да ведь и милостив он!

Все еще долго до морга нам.
Да ведь и родина-мать
Знает: карающим органам
Надо себя занимать.

Надобны щелки, отдушинки.
Сколько соседских элит
Злобу срывает на Пушкине —
Тоже ведь риск не велик!

Вон Белоруссия шарится:
Там, чтоб врага побороть,
Мертвых судить разрешается!
Ясно, что дальше — Господь.

…Сколько не пито, не доспано!
Строгий СКРПЦ
Судит троякого Господа,
Не изменяясь в лице.

Рифмы подчеркнуто бедные,
Скудный некрасовский слог,
Но россиянскими бреднями
Кто вдохновиться бы смог?
Над временами последними
Не изощряется Бог.

4.

С утра пирует братчина:
Сивуха, ветчина…
Судилище назначено,
Повестка вручена.

Бухую, задремавшую —
Разбередили Русь.
Рукою Патриаршею
Подписано: явлюсь.

Конечно, подсудимого
Никто не ждет живьем —
Заочно доедим его,
Заглазно дожуем!

Был адвокат у дьявола,
Но Божий прокурор —
Такого Русь не хавала
Еще до этих пор:
Для этой роли выделен
Верховный чудозвон,
Известный черным кителем
И неуемным злом.
Среди любых примет его
Верней всего одна:
В нем нет не только светлого,
Но серого пятна.
Он весь — посланье сумрака,
И от его затей
У взрослых сразу судорога
И рвота — у детей.

Для роли инквизитора
Он явно мелковат,
Господь не разразит его
Мильоном киловатт,
Но серою разит его
Продуманный наряд,
И прочий реквизит его,
И перстень в сто карат. 

Вся пресса в ажитации,
Элитный батальон!
Цена аккредитации
Превысила мильон!
В буфете все распродано,
На роскошь нету средств,
Бежит за бутербродами
Ассошиейтед пресс,
Разлив портвейна крымского —
По десять штук стакан!
Проклятье папы Римского
Озвучил Ватикан!
Не каждый сунет нос туда,
Где, гробя честь свою,
Россия судит Господа
За неуспех в бою!

5.

Задается безумный ритм.
Пополудни пять.
Председатель суда говорит:
— Подсудимый, встать.
Каждый тянется посмотреть,
И уверен всяк,
Что осудят пустую клеть,
Но тут — сквозняк.

Намечается сквознячок
Из горних сфер.
Аккуратненький старичок,
Пенсионер,
Пробирается меж рядов,
Как тихий ветр,
Повторяя: готов, готов,
Привет, привет…

Накренилась земная ось,
И свет пригас.
Каждый видел его, небось,
Да и не раз.
Одного он в ночи подвез
В своем такси,
Темной ночью, в такой мороз,
Что Бог спаси;
Одному он прибил каблук,
Старик-мастак,
Одного он избавил от мук,
Продав сустак,
К одному он пришел врачом,
Принес еду,
Одного от подпер плечом
На голом льду,
Вообще он являлся всем,
Бикфордов шнур,
Размыкатель готовых схем,
Простых структур,
Превращающий стену в дверь,
Заглушку — в щель;
К одному приходил как зверь,
К другим — как шмель.
Да и каждый его узрит
Не как сосед:
Для одних он угрюм, небрит,
Для прочих сед,
Для одних он идет шутя,
Для других — скользя…
Для кого-то вообще дитя —
Понять нельзя:
Та девчонка, что во дворе,
Спасая матч,
Мне в подвале, в темной дыре
Искала мяч.
Весь он зыблется, весь дрожит,
Дразня собой —
Не поймешь, то ли вечный жид,
То ли вечный бой,
Он идет, поднимая фетр,
Неся кефир,
Повторяя: привет, привет,
Кё фер, кё фер?
Говорил же вам Протагор —
Я игра ума.
Уважаемый прокурор,
Я весь внима…

6.

Не боясь изменения правил,
Прокурор произносит: ура.
Очень рад, я действительно дьявол,
Нам давно объясниться пора.
В это зыбкое их редколесье,
В эту зябко-болотную хтонь
Ты пришел нарушать равновесье,
А тебе говорили — не тронь!
Наделил ты сознанием глину,
А потом, как от зайцев Мазай,
Устранился: и пальцем не двину.
Я вручил вам свободу — дерзай!
Поманив человека блаженством,
Напугав перспективой суда,
Указал ты решительным жестом
В пустоту — и рванулись туда!
А ведь было бы вовсе несложно
Объяснить, что любовь — причиндал,
Что понять никого невозможно,
Альтруизма никто не видал…
Ведь кончаются реками крови
Все легенды про дождь и четверг!
Если что — я всегда наготове,
Но меня ты низверг и отверг.
Все теперь доплелось до финала,
Мир уже не просохнет от слез,
Большинство-то всегда понимало,
Что к тебе относиться всерьез
Невозможно. Но те, кого мало…

И понес, и понес, и понес!
Всю софистику скверную эту,
Апологию мелкого зла,
Что издревле смущала планету
И до наших времен доползла,
Все, что ведает каждый брандмауэр,
Все, что видимо только в упор,
Все, что здесь воплощал динозауэр,
Птеродактиль, бурбон, бранд-майор,
Повторяя: Сократ, Шопенгауэр,
Демокрит, Гермошлем, Протагор…
И долдонит, и сон навевает,
Из пурги городит города…

Но Господь почему-то кивает
И еще повторяет: да-да.
Никаких не бывает идиллий,
Это видел и я наперед…
Я не прочь, чтоб меня посадили.
Можно сделать отличный народ
Из отверженных обществом зэков,
Этот вид шлифовали века,
С точки зрения ваших эсдеков,
Идеал человека — зэка;
Даже можно, чуть-чуть покумекав,
За основу принять ЧВК…
Может быть, догадался Пригожин
Он, конечно, ничуть не обожен,
Но убожен, а это печать, —
И поэтому небезнадежен.
Может, надо с отбросов начать?
Или, бросив намеренья эти,
На остатки махнуть бы рукой
И начать бы на новой планете,
Совершенно вообще не такой?
До свидания, милый дети.
Ваш создатель ушел на покой.
Не цитируйте мне Протагора,
Не просите спасти СВО —
Все и так опрокинется скоро,
И, признаться, не жаль ничего;
Я спокойно дождусь приговора
И охотно исполню его.
Я и это предвидел, не скрою,
Ибо время — не ток, а дыра:
Говорил я, что суд надо мною
Будет знаком, что кончить пора
Эту сильно прокисшую Трою.
Илиада накрылась. Ура.

И он умолкает,
Усталый творец,
И все понимают,
Что это конец.
The end, the end,
My beautiful friend,
Агент, агент,
Иноаге-е-ент!

7.

Но тут над залом — то ли звон посуды,
А то ли рокот лопнувшей струны.
Нет оперы без арии Иуды,
Нет Библии без текста Сатаны.
И Сатана, рыдая обозленно,
Грызя ковры, линолеум и прах,
С презреньем сбросив маску чудозвона
Валяется у Господа в ногах.

— Куда же ты идешь, соколик мой горностаек?
Куда же ты бежишь от наших бездомных стаек?
Куда же ты течешь от рабов своих безработных,
Куда же ты летишь от дроздов своих перелетных?

Ты, может быть, не знаешь, Господи,
Что я венец твоих стропил,
Ты, может быть, не веришь, Господи,
Что я один тебя любил,
Что эти все мои метания,
И отрицания, и вой —
Чтоб обратить твое внимание
И до конца пребыть с тобой!

Ты, может быть, не знаешь, что в Останкине тобою клянутся?
Ты, может быть, не знаешь, что архангелы твои отвернутся?
Что если в ком-то вера чиста — он изгнан отсюда?
Что если кто и любит Христа, то только Иуда!

Ты, может быть, не знаешь, Господи,
Что я твой future in the past?
Ты там забыл в раю меж роз, поди,
Что только дьявол не предаст?
Что изо всей твоей епархии,
Лишь мы, с орлами на гербе,
Не можем жить без иерархии,
Хоть эта рифма так себе?

Увы, увы! Если тебя нету, весь мир — сплошной полиуретан!
Увы, увы, если тебя нету, какой же я штабс-капитан?!
Увы, увы! Я ничего не стою один со всей моей борьбой!
Творец, творец, останься со мною или возьми меня с собой!

Но Бог не отвечает. Ему все эти жалобы
Звучат как крики чаек: заткнуться не мешало бы.
Мне говорил Мамлеев — а я ведь знал Мамлеева:
Был Бог у иудеев, а нынче сыщешь где его?
Был сонм богов у греков, и ангелы, и демоны,
У инков, у ацтеков, — у всех, а нынче где они?
И у богов, как видно, бывают сроки годности,
Без них мы только быдло, и наш удел — свой гроб нести.

И в этот миг всеобщей растерянности, пожалуй, истерики даже,
Как бы устав натруженное тело нести, вдруг входит человек в камуфляже,
И молвит с безразличьем и милостью — как мог бы обращаться астрал:
— Завиняйте, охорона втомилася.
Что значит «караул устал».

Он это говорит по-украински.
Нам, типа, надоело стеречь.
И публика трепещет, как инки,
Заслышавши испанскую речь.

И, наконец, разбегается в панике,
Как пред народом цари
Или как тучки, небесные странники,
Перед приходом зари.

8.

Вот мой любимый размер симфонический —
Дактиль в четыре стопы.
Есть у него ореол семантический —
Родина, Бог и ты пы.

Так обозначен он в книге Гаспарова.
В этом добротном труде
Взят матерьял стихотворчества старого —
Фофанов, Блок и тэ дэ.

В нас этот ритм уже накрепко врос, поди,
Всякому с детства знаком:
Родина, Родина! Господи, Господи!
Все решено языком.

Сволочи, ангелы, валенки, пряники,
Родины сладкий навоз!
Тучки небесные, вечные странники,
Тоже над нею того-с.

В нем сочетание борзости, дерзости,
Гордости, робости, доблести, мерзости,
Лоска и гнили внутри,
Вечной болезности, рабской любезности,
Летней небесности, пасмурной бездности,
Марша и вальса на три

Счета. Но что же так сладко-то, гнусно-то?
Чем это так безнадежно приплюснуто,
Словно болотной жарой?
И на письме-то противно, а устно-то —
Как благодарная ария узника,
Ода темнице сырой.

Все эти комплексы, все сочетания
Рабской любви и тупого страдания,
Общих побед и потерь,
Все эти бедные русские классики,
Вечно по кругу бегущие часики,
Стонут, как пчелы на брошенной пасеке:
— Что же нам делать теперь?

9.

Русский Бог в болотистом пейзаже,
Всю окрестность взорами обшарив,
К человеку в пыльном камуфляже
Обращается с тем же вопрошаньем:
— Вероятно, я мог быть строже,
Мог больше заботится о быте,
А все-таки со мной теперь что же,
Так би мовити, що мені робити?

И снисходительно, будто бы в хосписе,
Он произносит в ответ:
— После всего происшедшего, Господи,
Мы не нуждаемся в этой гипотезе,
Мы не нуждаемся, нет.

2023

* Включен Минюстом в реестр иноагентов.