Считаем до двухсотых

Военные подсчеты

Итак, что такое по военным понятиям «приемлемые потери» в наступлении? Для российских военных, согласно разработанным в послевоенный период документам, это 

• 1–2% личного состава за одни сутки в наступлении. 
• При прорыве тактической линии обороны (3–8 км) возможны кратковременные потери до 5% в сутки. 
• При выходе на оперативный простор, то есть в тылы противника, потери не должны превышать 3% в сутки.

Методика определения приемлемых потерь такова. Задача по продвижению в наступлении у дивизии — 20–30 км в сутки (с применением тактического ядерного оружия — до 50 км в сутки). При этом дивизия должна сохранять боеспособность. Считается, что соединение боеспособно при численности свыше 70% от штатного состава.

При количестве личного состава 60–75% — ограниченно боеспособна. Это означает, что дивизии могут дать другую задачу — например, перейти в оборону. Часть небоеспособна, если военнослужащих в ней в результате потерь осталось менее 60%.

При потерях более 50% воинская часть теряет так называемую боевую устойчивость, и возможно отступление без команды, которое нередко переходит в панику и бегство с позиций.

Это общее правило, но исключений немало — известны случаи, когда часть продолжала организованное сопротивление при потере 90% численного состава. В такие моменты очень много зависит от мотивации бойцов.

У армии в наступательной операции задача — пройти 50 км за трое суток. Таким образом, дивизия в составе этой армии должна сохранить после трех суток боев не менее 70% личного состава и боевой техники. Если после этого срока дивизия небоеспособна, она теряла 13% в сутки. Это считается чрезвычайно высокими, то есть неприемлемыми суточными потерями.

Сколько бы суток дивизия ни наступала, нельзя допускать потери более 30% личного состава. При этом в потери входят не только павшие на поле боя, а все, кто выбыл за это время из строя: убитые, тяжелораненые, легкораненые и контуженные, требующие лечения, дезертиры, а также все выбывшие по болезни или любым другим причинам.

Подобные подсчеты считаются «классикой», то есть они многократно проверены военной статистикой на документах и практике всех войн после Великой Отечественной включительно. Тщательные подсчеты потерь в различных операциях выработали общее правило, выразившееся в приведенных выше процентах. По мнению экспертов и участвующих в спецоперации на Украине военных, на сегодня нет причин говорить об изменениях в этом правиле, несмотря на то что средства и методы ведения боевых действий в некоторых сферах существенно изменились.

Подсчеты в армии США

В армии США подобной «процентовки» нет. Там приемлемость потерь выводится в постоянной оценке и переоценке в ходе военных действий для каждого отдельного соединения с помощью аналитиков Пентагона. Философия такого анализа проста: чем меньше потерь, тем лучше. По сути, все определяется конъюнктурой конкретного боевого эпизода.

Например, в ходе высадки в Могадишо (Сомали) в октябре 1993 года силы специального назначения США потеряли за двое суток 18 человек убитыми и 80 ранеными. Этого оказалось достаточно, чтобы президент Клинтон при полной поддержке Конгресса принял решение о прекращении операции и выводе из Сомали всех американских военных. Позднее Ридли Скотт снял по этим событиям захватывающий фильм «Черный ястреб», получивший два «Оскара».

Офицеры-аналитики, отвечающие за определение приемлемости потерь в каждой конкретной ситуации, находятся во всех штабах армии США. Они выдают обязательные к учету рекомендации и выводы. Правда, и статус у них выше, чем у офицера-оператора в российском штабе.

В 2014 году украинские военные управленцы еще исповедовали советские взгляды. За прошедший год все радикально изменилось, и сегодня оценку приемлемости потерь ВСУ осуществляют по лекалам НАТО. Множество офицеров успели окончить военные заведения в НАТО (речь идет о многих сотнях военных) и влились в штабы от бригад и выше. Аналитики, отвечающие за оценку потерь, постоянно ищут пути их снижения. В этом и есть суть американского подхода. Самостоятельность командиров ВСУ способствует тому, что они сами выбирают сценарии действий с задачей минимизации потерь. Принцип высокой самостоятельности подразделений в бою заимствован у армии США.

Уже в конце 80-х в ходе всех учений в СССР прогноз темпов наступления и предполагаемых потерь делал компьютер. Методики подобных расчетов существуют во всех передовых армиях мира. Их ведут в каждом штабе. Оценки состоят из двух частей: отображения уже понесенных потерь и следующих из этого выводов, а также прогноза потерь будущих.

Гражданские

Оценка потерь мирного населения собственной страны проводится в рамках оборонительной операции «в объеме задач округов военного времени». Это когда все войска ушли воевать, а в округе осталась одна администрация. Вот ей-то и переподчиняют на время войны МЧС, медицину и органы взаимодействия с населением. Общие оценки могут давать специалисты МЧС и зарубежных ведомств сходного профиля. Разумеется, речь идет о конвенциональных войнах.

Потери мирного населения во время ядерной войны по обе стороны Атлантики рассчитывать умеют намного лучше. Для этого привлекались лучшие научные кадры. Например, во всех расчетах конца 80-х годов только по Москве военные ожидали 8–10 ядерных ударов. На больших учениях Московского военного округа в то время спасатели, медики, пожарные и войска химзащиты готовились к двум миллионам погибших в первую неделю (население Москвы составляло около 8,5 млн).

Однако в документах российской армии есть обязательный пункт, доставшийся ей от СССР, — отселение мирного населения из зоны боевых действий. Поэтому начавшееся недавно отселение граждан в Запорожской и Херсонской областях из населенных пунктов на линии боевого соприкосновения и в ближнем тылу —

Потери и общество

Но когда речь заходит о том, как долго граждане страны готовы нести бремя военных действий, какие тяготы они готовы ради них пережить, все становится куда менее определенным. Это уже традиционная сфера политики.

У политиков тоже есть свои инструменты — опросы общественного мнения, военная пропаганда, законы, ограничивающие оппозицию в военный период. Но они имеют ограниченное действие. Невозможно заставить людей страдать любой ценой. А вопрос цены решающий — ради чего терпеть? И военные расчеты в политическом прогнозе бессильны.

В недавней военной истории есть два очень наглядных случая, когда потери оказались неприемлемыми для общества, и оно остановило войну. Это Вьетнамская война 1964–1974 годов и длившиеся около двух с половиной месяцев бомбардировки НАТО Югославии в 1999 году.

В первом случае общество США политическим давлением заставило свое правительство прекратить затянувшуюся войну. Во втором случае Сербии было нанесено военное поражение, граждане отказали в доверии своему правительству, и оно фактически капитулировало.

Такое развитие событий как последствия войны должны предвидеть и оценивать политики. Это не сфера ответственности военных. У них и инструментов нет для определения момента, когда избиратели вдруг посчитают военные потери неприемлемыми. Поэтому политики всегда стремятся сохранить уровень относительного комфорта в самоощущении народа, из чего бы он ни складывался в каждой конкретной стране. Ведь страну невозможно вывести в тыл на пополнение, отдых и переформирование.

Как видим из истории, политики, начиная войну, сплошь и рядом ошибаются, когда определяют для общества болевой порог, ниже которого опускаться нельзя. Дело в том, что и сам этот болевой порог подвижен и меняется в ходе вооруженного конфликта. По моему убеждению, определение какими-либо методиками той грани, когда потери для общества становятся неприемлемыми, — почти нерешаемая задача.

Собственно, это и есть сама политика, ее суть. Качество и мощь государственной пропаганды, уровень благосостояния избирателя, рефлексия образованного класса, влияние и возможности оппозиции — из всех этих и множества других переменных и складывается понятие неприемлемых потерь. Иногда они могут оказаться неожиданно малыми. Народ Сербии, как выяснилось, не считал правительство Милошевича особой ценностью.

В прогнозах будущего военного столкновения с Россией украинские генералы еще пять-семь лет назад описывали неизбежную гибель десяти тысяч своих военнослужащих в первые недели как катастрофические и неприемлемые для гражданского общества. А сегодня это не повод для капитуляции. Каков сейчас болевой порог у российского общества, неизвестно. Но судя по прошлому опыту, он очень высокий, как и у украинского.

Вооруженные силы — точный срез социальной структуры общества. Хотя и неправильно считать армию и общество просто сообщающимися сосудами — военные всегда более консервативны. Понесенные потери они не хотят считать напрасными и готовы на гораздо бо́льшие жертвы. Причем они не просят об этом гражданских.

Поэтому переговоры о мире во все времена встречали яростное сопротивление именно в армейской среде. Но когда уже в окопах начинают называть военную операцию «вялотекущим сифилисом» — это первый признак того, что и само общество в ближайшее время может посчитать ее последствия неприемлемыми. По крайней мере, в других странах происходило именно так.