«Красные попы» против «контры в рясах»

Предыстория

Обновленческое движение, считавшееся официальной церковью СССР в 1920–1930-е гг., задает тон всей советской и постсоветской церковности. Современная Московская патриархия, задуманная Сталиным летом 1943 г. и фактически учрежденная на встрече трех митрополитов с диктатором в Кремле 4 сентября того же года, унаследовала политическую риторику «красных попов» — обновленцев.

Собственно, большая часть «первой волны» епископата РПЦ 1943-44 гг. состояла из спешно «покаявшихся» обновленческих иерархов, которые правильно сориентировались в новых реалиях церковно-государственных отношений. Шокирующие своей воинственностью высказывания патриарха Кирилла, не знающий границ сервилизм РПЦ, циничная коммерциализация церковной жизни — все это вырастает из обновленческого корня.

Обновленчество — плод революции. Первый проект радикальной церковной реформы выдвинул в 1905 г. петербургский «Союз 32-х», трансформировавшийся после Февральской революции в Союз демократического духовенства и мирян. Радикальные представители этого Союза с восторгом приняли Октябрьский переворот — петроградский священник Михаил Галкин (литературный псевдоним — Горев) направил в декабре 1917-го в СНК свой проект отделения церкви от государства, вскоре реализованный большевиками. 

«Хочется строить, бороться, страдать, торжествовать, а в своей рясе [я] живой мертвец, — писал священник народным комиссарам. — Если вы снимете с моей души эту безмерную тяжесть, я буду вам безгранично благодарен» . Отрекшись от сана, Галкин поступил на работу в Наркомюст и сыграл большую роль в проекте «Живой церкви» 1922 г. Будущий лидер «Живой церкви», также петроградский священник Владимир Красницкий, летом 1919 г. обратился к властям с докладной запиской. Советская власть, рассуждал он, «должна найти средства лишить контрреволюцию возможности прикрывать свои намерения религиозными лозунгами. Она должна найти в среде верующих те элементы, которые бы послужили делу социальной революции». Вскоре зампред ВЧК Мартын Лацис опубликовал в «Известиях» статью с призывом «поддерживать в духовенстве то течение, которое… идет на поддержку советской власти».

«Советизацию церкви» ускорила и обострила кампания по изъятию церковных ценностей под предлогом «помощи голодающим Поволжья», начавшаяся в 1921-м и достигшая апогея в феврале 1922-го.

Руководил кампанией глава Реввоенсовета Лев Троцкий, который провел через Политбюро ЦК РКП (б) решение поддержать «сменовеховских попов» для ликвидации «контрреволюционной части церковников, в руках коих фактическое управление церковью». Имелся в виду в первую очередь патриарх Тихон (Белавин), ныне канонизированный всеми частями Русской церкви. В своем послании от 28 февраля 1922 г. Тихон резко осудил кампанию по изъятию ценностей, указав, что она сопровождается осквернением священных сосудов и других святынь, которые являются неприкосновенными.

Собранные ценности в основном продавались за границу. Эту кампанию Ленин назвал «единственным моментом, когда мы можем 99 из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше» .

Чувствуя предельное напряжение между большевистким руководством и священноначалием, революционно настроенное духовенство решило действовать. 22 марта Политбюро одобрило предложение ГПУ об аресте патриарха и членов Синода с тем, чтобы силами революционного («красного») духовенства и под контролем ГПУ созвать церковный собор и выбрать нового патриарха. Аресты состоялись в ту же ночь, на свободе остался лишь один член Синода — архиепископ Серафим (Александров), который фигурировал в докладах ГПУ как секретный осведомитель. Патриарх был временно помещен под домашний арест на Троицком подворье на Самотеке, где он проживал, но спустя два месяца его перевели для более жесткой изоляции в Донской монастырь, а затем — на Лубянку.

19 апреля Михаил Галкин-Горев и сотрудники ГПУ провели встречу с «прогрессивным духовенством» Москвы в лице епископа Антонина (Грановского) и священников Калиновского, Борисова и Николостанского. Итогом стало решение о создании журнала «Живая церковь» и подписание докладной записки во ВЦИК о церковной реформе. Московский Ревтрибунал заявил о незаконности руководства Российской церкви и 8 мая приговорил к растрелу восемь священников (четверо из них вскоре были расстреляны, остальным наказание смягчили). На следующий день обвинительное заключение огласили патриарху Тихону, а в Москву прибыла делегация «революционного» духовенства из Петрограда во главе со священником Александром Введенским — будущим лидером обновленчества. Еще через день священник Красницкий при помощи Галкина написал воззвание «К верующим сынам Православной Церкви Российской», в котором жестко осуждались Тихон и вся старая иерархия, провозглашались полная лояльность советской власти и необходимость суда над «контрреволюционерами в рясах».

На таком фоне ночью 12 мая прошла первая встреча делегации лидеров обновленчества Введенского, Красницкого и Белкова с арестованным патриархом. Ему предъявили ультиматум — добровольно отречься от власти, передав полномочия временному заместителю через членов делегации, после чего соввласть помилует приговоренных к расстрелу священников. После согласований кандидатуры заместителя с ВЦИК, 16 мая, состоялась вторая встреча, на которой патриарху передали согласие властей с назначением его заместителем Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского). 

Более того, летом 1922-го состоялся Петроградский процесс над митрополитом Вениамином (Казанским), которого патриарх хотел видеть на посту местоблюстителя, и группой духовенства и мирян. В августе большую часть осужденных, включая самого митрополита, расстреляли.

Советская печать представила решение патриарха как «отречение от престола», а священники Введенский, Белков и Калиновский не стали передавать канцелярию митрополиту Агафангелу, провозгласив себя «Временным высшим церковным управлением» (ВВЦУ) и водворившись на патриаршем Троицком подворье. Поскольку они были клириками Петроградской епархии, митрополит Вениамин перед своим арестом успел отлучить их от церкви, но это отлучение вскоре «снял» викарий митрополита епископ Алексий (Симанский), вступивший в управление епархией. С 1945 по 1970 год он был патриархом РПЦ, унаследовав назначенному Сталиным в 1943-м патриарху Сергию (Страгородскому). Если Алексий «с оговорками» признал власть обновленческого ВВЦУ, то Сергий полностью подчинился ему, издав особый «Меморандум», убедивший многих епископов признать «красную церковь». Троцкий был удовлетворен: 24 мая он доложил Политбюро об успешном захвате церковной власти и отсрочке созыва Поместного собора, чтобы как можно больше «разложить попов».

Собор

Собор открылся 29 апреля 1923 г. в храме Христа Спасителя и стал максимальной точкой развития обновленчества. «Вся реакционно настроенная церковная масса монашеского и старейшего городского духовенства, опиравшаяся на контрреволюционные слои городской буржуазии и деревенских кулаков, встала плотной стеной против пионеров нового направления церковной деятельности, провозгласивших новое отношение к жизни и революции», — характерная риторика из «Соборного слова».

В повестку дня мероприятия, проходившего в том же Третьем доме Советов (Дом Остермана на Божедомке), вошли суд над патриархом Тихоном, вопросы отношения к революции и контрреволюции, введения женатого епископата, коммунизации монастырей, захоронения мощей святых и прочих реформ. Собравшиеся направили слащавое приветствие уже полуживому Ленину. На собор приехало около 380 делегатов от 72 епархий, в том числе 67 архиереев (для сравнения — в каноническом Поместном соборе 1917–1918 гг. участвовало 564 делегата, в том числе 80 архиереев).

Используя громкий бренд, «красные попы» провозгласили: «Всероссийский Поместный Собор Православной Русской Церкви свидетельствует пред лицом Церкви и всего человечества, что сейчас весь мир распался на два класса: капиталистов-эксплуататоров и пролетариат, трудом и кровью которого капиталистический мир строит свое благополучие. Во всем мире лишь Советское государство России вышло на борьбу с этим социальным злом. Христиане не могут быть равнодушными зрителями в этой борьбе. Собор объявляет капитализм смертным грехом, а борьбу с ним священной для христианина. В Советской власти Собор видит мирового вождя за братство, равенство и мир народов. Собор клеймит международную и отечественную контрреволюцию, осуждает ее всем своим религиозно-нравственным авторитетом».

От церкви также «отлучили» эмигрантское духовенство, указывавшее на безбожный и антицерковный характер соввласти. Для характеристики этого духовенства и патриарха «соборяне» не жалели экспрессивной лексики. Собственно реформаторская программа, принятая собором, предусматривала женатый епископат, второбрачие духовенства, закрытие монастырей и создание на их базе трудовых коммун, погребение святых мощей (власть как раз вела кампанию по их «ликвидации») и переход на новый (григорианский) календарь. Уже спустя два года, на последнем в истории обновленчества соборе 1925 г., от многих реформ пришлось отказаться — в силу их категорического неприятия простыми верующими.

«Диктатура поповского пролетариата», то есть женатого приходского духовенства с его «мелкобуржуазными замашками», нравилась не всем участникам собора. Епископ-реформатор Антонин (Грановский), первым поддержавший обновленчество в мае 1922-го, спустя год разругался со всеми его лидерами и так отзывался о движении: «Не осталось ни одного пьяницы, ни одного пошляка [в рясе], который не пролез бы в церковное управление и не покрыл бы себя титулом или митрой… Вся Сибирь покрылась сетью архиепископов, наскочивших на архиерейские кафедры прямо из пьяных дьячков… Открылась чудовищная, безудержная, хищная, ненасытная поповская свистопляска».

По свидетельствам современников, обновленческие храмы были пусты, как многие храмы РПЦ сегодня, — движение не получило народной поддержки, опираясь только на власть и ее репрессивную машину. Поняв это, уже в июне 1923 г. большевики прекратили уголовное преследование патриарха Тихона, добившись от него формального подчинения советской власти. Началось массовое возвращение архиереев, духовенства и храмов в «патриаршую ориентацию». 16 августа Сталин подписал письмо ЦК «Об отношении к религиозным организациям», фактически призвав к балансу между обновленцами и «староцерковниками» .

Сергианство

Крах обновленческого проекта, который стал очевиден к 1925 г., не охладил стремления большевиков создать карманную квазицерковь, которая эффективно обслуживала бы интересы власти и не менее эффективно обманывала бы простой верующий народ видимостью «церковного благолепия» и «верности старине».

Два года подбирал он исполнителя для своего проекта, ведя переговоры с разными арестованными «тихоновскими» иерархами. Тучков занимался этим так интенсивно, что получил прозвище «красный игумен». Новомученик митрополит Кирилл (Смирнов), которого епископы Российской церкви в 1926 г. тайно, по переписке избрали новым патриархом, так ответил на тучковские условия легализации «тихоновской» церкви: «Евгений Александрович, вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь».

К весне 1927 г. Тучкову удалось «продавить» другого арестованного митрополита — Сергия (Страгородского), которому тюремные условия очень не нравились. Со слов сокамерника, Сергию приписывают такие слова: «Теперь у меня главный догмат: не сидеть в тюрьме». Склонность митрополита к «тихому житию» (эти слова он ввел в прошение о власти на литургии) ценой признания любой власти проявилась еще в 1922-м, когда он признал обновленцев. Через год Сергий покаялся перед вышедшим на свободу патриархом Тихоном, но, по выражению преподобного Нектария Оптинского, «покаялся, а яд в нем сидит».

Сергий был одним из семи иерархов, имевших права на временное управление церковью после смерти патриарха Тихона. Патриарх назначил четырех возможных местоблюстителей, один из которых — Петр (Полянский) — вступил в управление церковью, но был вскоре арестован. В свою очередь, Петр назначил трех заместителей, которые также были по очереди арестованы. Одним из них и значился Сергий.

Условия Тучкова вылились на бумагу в форме «декларации» Сергия от 29 июля 1927 г., ставшей на долгие десятилетия своего рода конституционным актом Московской патриархии. На фоне продолжавшихся уже 10 лет гонений на церковь Сергий восклицал в начале «декларации»: «Выразим всенародно нашу благодарность к Советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения». Позже, в 1930-м, он отречется от всех мучеников советского времени, назвав их политическими преступниками. Основные идеи «декларации»: отождествление русского народа с правительством большевиков, безоговорочные признание и поддержка этого правительства, консервативный уклад богослужебной жизни, но с включением молитвы за власть, отмежевание от монархизма и «антисоветского» духовенства за рубежом.

Среди непринявших были почти все авторитерные иерархи того времени: сам арестованный местоблюститель патриарха митрополит Петр, избранный патриархом митрополит Кирилл, митрополиты Ярославский Агафангел, Петроградский Иосиф, Соловецкие иерархи-мученики. По их мнению, Сергий редуцировал церковь до чисто земной, административной организации, которая не может существовать без признании властью, даже если эта власть открыто атеистическая и антицерковная. В ней, а не во Христе, апостолах или мучениках содержится истинный источник бытия церкви. Мировоззрение Сергия воспринималось его оппонентами, позже создавшими Катакомбную церковь в СССР, как своего рода «атеизм православного обряда». Если это так, то Сергию действительно несложно было находить взаимопонимание с большевиками. Даже репрессии 1937–1938 гг. обошли его стороной.

Сергиане, как прежде обновленцы, утверждали свою каноничность ссылками на признание их восточными патриархами — в том числе Константинопольским (с 2018 г. РПЦ разорвала общение с Константинополем из-за «украинского вопроса»). Но это признание обеспечивается довольно нехитрым методом. В докладной записке Троцкому от 27 июня 1922 г. Галкин сообщал, что представитель Константинопольского патриарха в Москве архимандрит Василий (Димопуло) оценил участие своего патриарха в суде над Тихоном в 10 тысяч турецких лир и дом на Петровском бульваре в Москве, где до революции располагалось константинопольское подворье. Тогда большевики этих денег не дали, что уже в разгар войны Сталин озаботился «вселенским» признанием вновь созданной Московской патриархии и распорядился выделить 100 000 рублей на подарки восточным патриархам, если те согласятся приехать на собор 1945 г. в Москву (ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 3. Л. 242), а также выдать иностранным гостям церковные облачения из музейных фондов Московского Кремля.

Потенциал обновления

Обновленчество вошло в церковную историю с отрицательным знаком, дискредитировав этот термин. Но в его программе были элементы — пусть и нереализованные, — которые остаются востребованными в наши дни. Очевидно, институт патриаршества в новых исторических условиях не пошел на пользу РПЦ, облегчив советской и постсоветской власти достижение полного контроля над церковью. 

Наконец, противоестественно для христианской общины быть ритуально-магической коммерческой структурой, где клиенты получают некие «духовные услуги» за фиксированную плату и без особого понимания смысла происходящего. Церковная жизнь должна быть понятной всем верующим людям и не смешиваться с бизнесом, по слову Христа: «Даром получили, даром давайте» (Матф., 10:8).

Очистить здоровые зерна церковного обновления от плевел «краснопоповства» пытаются православные церкви Апостольской традиции, которых в мире уже порядка десяти. У истоков этого движения в России стоял церковный диссидент советского времени и правозащитник о. Глеб Якунин (1934–2014). Петроградскую епархию Апостольской церкви возглавляет женатый архиепископ Григорий Михнов-Вайтенко, известный своей антивоенной позицией и поддержкой украинских беженцев. Иногда к современным обновленцам относят харизматичного московского священника Георгия Кочеткова, известного богослужениями на русском языке и конфликтами с патриархией. Впрочем, после 24 февраля 2022 г. о. Георгий оказался в «правильном» с точки зрения патриархии лагере, заявив, что «русские на Украину не нападали».

Если Россию ждет эпоха радикальных трансформаций, то она обязательно затронет и церковь. На месте оставшейся с советских времен громоздкой, гиперцентрализованной и полностью зависимой от политической власти РПЦ возникнут разные юрисдикции, предлагающие разные пути выхода из кризиса, постигшего народ и церковь. В новой исторической реальности, когда встанет вопрос о люстрации институтов тоталитарной и авторитарной эпох, по-новому зазвучит идея церковных реформ. По крайней мере, хочется на это надеяться.