Последнее слово осталось за Яшиным*

Очередь на апелляцию по Илье Яшину* — в основном молодая, межсезонно-модная, окончательно стряхнувшая черные одежды прошлой весны, — переливается за ворота Мосгорсуда. Первое, что слышу, — узнаваемый, звучащий на весь мосгордвор, страстный голос Марии Эйсмонт из открытого окна второго этажа. Голос звучит так, как будто от ее выступления в прениях что-то зависит. 

Как и позавчера на приговоре Кара-Мурзе*, зал-«лапидарий» заполнен безликими подсадными утятами (в количестве пяти — свидетельствует политик и бывший муниципальный депутат Юлия Галямина*), а примыкающая часть коридоров отгорожена скамейками. 

Перед началом десять минут дали на общение с адвокатами, попросили выйти из зала даже родителей Валерия Анатольевича и Татьяну Ивановну. Яшин: «Прокурора тоже выведите, пожалуйста».

«Защита политизирует процесс», — говорит прокурор, когда адвокаты просят прекратить уголовное преследование Яшина, которого 9 декабря 2022 года Мещанский суд Москвы признал виновным в публичном распространении заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил России по мотивам политической ненависти (пункт «д» части 2 статьи 207.3 УК РФ).

Сегодня в прениях Яшин напомнил, что он получил 8 с половиной лет колонии за 20-минутный ролик.

По мнению защиты, вышеназванная статья противоречит Конституции страны. «Она изначально содержит правовую неопределенность, так как принималась в спешке, и не содержит четких критериев информации, за распространение которой можно привлекать к уголовной ответственности. Гражданин, прочитав эту статью, не может понять, какие действия он может и не может совершать. Эта неопределенность недопустима».

«Дело политизировано не нами», — Мария Эйсмонт упорно откатывает к истокам добра и зла: что такое вообще ложь и как юридически жить не по ней. Может ли правда быть синонимом пресс-релиза Министерства обороны, какой инстанцией истины является Конашенков.

«Сам факт того, что я сказал что-то, что противоречит словам Конашенкова, образует состав уголовного преступления. <…> Это не является истиной в последней инстанции, это не в граните, этого нет в Библии. Страна наша записана как демократическая в Конституции, — напоминает Эйсмонт. — Критика политических организаций не должна рассматриваться как возбуждение вражды. Все-таки эти доклады ООН и ОБСЕ, которые были приобщены еще на стадии следствия, доказательства того, что все основательно — <…> нельзя отвергать официальные доклады организаций».

Яшин: «Я говорил правду». И продолжает озвучивать свою позицию по событиям в Буче и СВО в целом, давая характеристики и действиям российских военных и действиям президента, приводя данные независимых расследований.

По вполне понятным причинам мы не можем тут привести его слова. Вот и «иноагент» Галямина, которая вела подробную трансляцию в свой блог с телефона, в этот момент начинает играть в тетрис.

«Яшин, вынужден вас прервать, это выходит за рамки. В рамках обвинения вы должны подчиняться председательствующему судье».

«Единственный способ добиться смягчения приговора — называть правду ложью, каяться, унижаться и пресмыкаться. Я не буду. Моя совесть чиста». (Аплодисменты).

После перерыва корреспондентка «Собеседника», чудом попавшая в зал, уступает свое место яркой, богемного вида красавице Саше — подруге Ильи. «Не знаю, видел ли он меня по трансляции. Мне он показался сегодня веселым, и в письмах он веселый. Я фотохудожник, и так давно предлагала ему фотосессию артовую, но поездки мы все откладывали на потом, вот сейчас он пишет, что зря». 

В зале трансляции Олег Орлов, Ян Рачинский, Елена Стромская (мама Димы Иванова, защитник у них тоже Эйсмонт, и срок у Димы такой же — 8,5 года колонии), слушатели, которым не хватило сидячих и стоячих мест в зале. Мимо служащие возят на тележках белые кипы сброшюрованных дел, приставы в черных масках заставляют удалять любые фотографии: и из недавних фото, и из папки «удаленные фото» — научились.

Татьяна Ивановна (мама Ильи) рассказывает, что вот два свидания было в апреле, что плохо с возможностью звонить — нет этой возможности, что свидание, на которое сейчас не дали разрешения, может и правда не состояться, потому что из-под юрисдикции Мосгорсуда это дело уже ушло, а больше никуда не пришло, и вроде бы же разрешены свидания, но все эти права тонут в водовороте канцелярско-судебно-тюремной волокиты.

«Мне очень все понравилось», «Ну, Яшин вообще супер» — все очень довольные и открыто улыбающиеся, как после удачного интерактивного спектакля, который и тронул, и воодушевил. Не по себе почему-то…

Карина придумывает подпись к фотографии, где Михаил Кригер, осенью тоже ставший политзаключенным, поддерживает Яшина на митинге 2010 года: «Почему люди не летают? Потому что они сидят в тюрьме».

«Как же так, вы же моя любимая троица», — говорит Михаилу Юрьевичу Бирюкову журналистка «Собеседника», узнав о внезапном отъезде адвоката Вадима Прохорова, который защищал Илью (а также Кара-Мурзу, многих оппозиционеров и в течение 14 лет был адвокатом своего друга Бориса Немцова). Коллега имеет в виду, что против «троек» судей выступали на разных фронтах единые в доблести Эйсмонт–Бирюков–Прохоров.

На процессе Владимира Кара-Мурзы (25 лет строгого режима) прокурор Локтионов и судья Подопригоров угрожали отчислить Вадима Прохорова из адвокатской палаты и подумать о возбуждении против него уголовного дела. 

Изданную «Мемориалом»** и презентованную в Музее ГУЛАГа на следующий день после возмутительных обысков и допросов в СК Яна Рачинского, Олега Орлова и других «мемориальцев» книгу «КГБ против Сахарова» передаем от группы поддержки Илье для интеллектуального утешения. Только веселый Илья, надеемся, сможет развлечься изучением архивов слежки КГБ за Боннэр и Сахаровым, которых кагэбэшники прозвали «аскетом и лисой».

Мария Эйсмонт показывает, какой ей подарок вручили: «Законодательство Третьего рейха», перевод с немецкого на английский». «А кто подарил? — беспокоится пресса. — Может, уже на входе дают?»

На улице сотрудники знаменитого 2-го спецполка МВД («митинговые») профессионально подхватывают уже знакомого публике чтеца непризнанных стихов и уносят.

«Получили ожидаемый отказ в апелляции» — адвокаты. «Яшин хорошо себя чувствует и говорит об этом. Он очень не хочет, чтобы его жалели, он больше переживает за Алексея Горинова, за Кара-Мурзу, за многих других… Он ярко выступил в прениях, про которые прокурор сказал: «Вы искали мотив вражды и ненависти — так вот же он. Яшин — политик, и продолжает вести себя как политик».

«Я ссылалась на постановление рабочей группы по произвольным задержаниям ООН, у них было недавно постановление по делу Алексея Горинова, где сказано о том, что нельзя преследовать человека за выражение несогласия и распространение любой информации, какой бы она ни была проверенной или не проверенной, и за призывы к миру и демократии. Наша национальная правовая система очень долго имплицировала международные правовые принципы. Пленумы Верховного суда, на которые мы продолжаем ссылаться, повторяют принципы, высказанные впервые Европейским судом. Нельзя привлекать человека за слова, в которых нет призывов к насилию, беспорядкам. Критика органов власти не должна быть криминализирована — это повторено в огромном множестве разных актов международных и национальных».

Во время пресс-подхода адвокатов в мосгордворе нахально верещат птицы, подруги Ильи скромно позируют фотографам на фоне распускающихся верб, группа судебной поддержки долго не расходится.

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».

** Внесен властями РФ в реестр «иноагентов» и ликвидирован.