Комментарий · Политика

«Я знаю свой приговор. Такова в России цена за немолчание»

Последнее слово Владимира Кара-Мурзы*. Сегодня его приговорили к 25 годам колонии

Владимир Кара-Мурза*. Фото: Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ

Прокурор Локтионов вошел в зал заседания в новой летней форме, в голубой рубашке — это единственная информация, которая досталась из-под двери зала группе поддержки Владимира Кара-Мурзы, собравшейся на первом этаже Мосгорсуда: все те же дипломаты, журналисты, «яблочники», не более 30 человек «просто людей» — никто уже не называет себя активистом. Разговоры о том, что, несмотря на призыв адвоката и друга Кара-Мурзы Вадима Прохорова в запрещенной социальной сети, несмотря на сегодняшнее письмо независимых журналистов в поддержку — никакой толпы. Подсудимый Кара-Мурза не Навальный, не Яшин*, не архетипически простой и близкий «супергерой» для молодежи. Москвичи из потенциальной группы поддержки интеллектуалов, очевидно, опираются на разум и давно поддерживают своих героев дистанционно. И шире — поколение самого политика, гуманитарного борца с режимом также выбирает осознанность, а не «донкихотскую» логику оставаться патриотом, оставаясь в стране, — не будучи на оси личного вызова Путину, как Навальный или Ходорковский*. «Поступок друга Бориса Немцова в логике личной чести, как и выбор его супруги Евгении Кара-Мурзы продолжать публичную работу мужа», — делится документалист, снимающая фильм про подсудимого.

Адвокат Мария Эйсмонт выходит через полчаса после начала заседания. Это тревожно: наверное, сегодня ничего не было, Владимира опять не привезли в суд по состоянию здоровья. Нет, оказывается, уже завершены прения, и Владимир Кара-Мурза сказал последнее слово. Но приговор будет только через неделю — объявляет Эйсмонт.

Мария Эйсмонт. Фото: Евгений Куракин

«В прошлый раз я говорила о том, что Володя похудел на восемнадцать килограммов. При встрече в пятницу после заседания выяснилось, что потеря веса составляет уже двадцать два килограмма. Я не врач, не буду спекулировать на вещах, в которых я не являюсь специалистом. Я за него очень переживаю, он очень худой. К нему приходила невролог, гражданский врач, но медицинское заключение нам по-прежнему не выдают, несмотря на ходатайство, но — я все рассказываю со слов Володи и с его согласия — она подтвердила диагноз после обследования. Медчасть СИЗО-5 назначает все процедуры, претензий к врачам изолятора ни у Володи, ни у нас нет — все, что от них зависит при их возможностях, что можно, они делают. Важно: один раз возили на консультацию и один раз принимали у себя гражданского врача, и также они несколько раз не дали разрешения на его вывоз в суд, что тоже в общем-то объясняется заботой о его здоровье. Слава богу, что такие люди есть в системе, что для них состояние пациента важно.

Но он бодр, держится, ему было важно сказать то, что он сказал, — судья его не прерывал, дал высказаться.

Очень прискорбно, что мы имеем дело с закрытым процессом. С нашей точки зрения, в деле не содержится никаких материалов, которые могли бы составлять гостайну и которые нельзя было бы разглашать. 

Был поставлен гриф «совершенно секретно» сначала следствием, а потом судом на часть материалов и потом на все дело — по закону считается, что тайна есть, я не могу поделиться, и это большой удар.

Володя публичный человек, который не признает свою вину, — ему важно, что он лишен возможности высказаться перед лицом соотечественников по каждому пункту обвинения. Для всех, кто знает Володю много лет, его репутации достаточно, но есть другие люди, интересующиеся, которые не знают — вот им можно было бы сказать, показав материалы дела, что человек не совершал ничего противозаконного.

Для части людей, которые не знают Володю и не знают меня (а я ему верю) — он очень открытый, очень порядочный человек, — он был лишен возможности обосновать свою невиновность.

Запрошенный срок 25 лет — это максимум в данной ситуации для Владимира как для несудимого гражданина. 

Запрашивая такой срок, прокурор сказал: «Перед вами враг, который должен быть наказан». Эта фраза отдает теми временами, которыми Володя занимался как историк.

Запрет есть, мы вынуждены ему следовать. Я на днях ввела в поисковик: «…суд приговорил к 25 годам» — в основном такой срок получают люди, которые убивали и насиловали детей, это двойные убийства. Я не знаю, на какой свет переходит дорогу Владимир Кара-Мурза, но он человек редкой честности, порядочности, открытости — ручаюсь. Находясь в изоляции, не всегда до конца веришь в поддержку извне.

Володе было приятно в этих условиях узнать сегодня, что вышло открытое письмо независимых журналистов.

Он осознанно принял решение быть в России в это время, он ни о чем не жалеет — и любая поддержка сейчас важна».

Приговор будет оглашен в Мосгорсуде 17 апреля в 11.00.


Публикуем последнее слово Владимира Кара-Мурзы в Мосгорсуде (с сокращениями)

Граждане судьи!

Я был уверен, что после двух десятилетий в российской политике; после всего, что я увидел и пережил, меня уже ничто не сможет удивить. Должен признаться, что я ошибался. Меня все же удивило, что по степени закрытости и дискриминации стороны защиты мой процесс в 2023 году оставил позади «суды» над советскими диссидентами в 1960‒1970е годы. Не говоря уже о запрошенном сроке и лексике про «врага»: это даже не 1970-е — это 1930-е. Для меня как для историка это — повод для рефлексии. На стадии показаний подсудимого председательствующий напомнил мне, что одним из смягчающих обстоятельств является «раскаяние в содеянном». И хотя веселого вокруг меня сейчас мало, я не смог сдержать улыбку. В содеянном должны раскаиваться преступники. Я же нахожусь в тюрьме за свои политические взгляды. За выступления против <…> в Украине. За многолетнюю борьбу с диктатурой Путина. За содействие принятию персональных международных санкций по «закону Магнитского» против нарушителей прав человека. Я не только не раскаиваюсь ни в чем из этого — я этим горжусь. Горжусь тем, что в политику меня привел Борис Немцов. И хочу надеяться, что ему за меня не стыдно. Подписываюсь под каждым словом из тех, которые я говорил и которые вменяются мне в этом обвинении. А виню я себя только в одном: что за годы своей политической деятельности не сумел убедить достаточно моих соотечественников и политиков демократических стран в том, какую опасность несет для России и для мира нынешний режим в Кремле. Сегодня это очевидно всем, но страшной ценой — ценой <…>. В последнем слове обычно просят об оправдательном приговоре. Для человека, не совершавшего преступлений, единственно законным приговором был бы оправдательный. Но я ни о чем не прошу у этого суда. Я знаю свой приговор. Я знал его еще год назад, когда увидел в зеркале бегущих за моей машиной людей в черной форме и черных масках. Такая сейчас в России цена за немолчание. Но я знаю и то, что настанет день, когда мрак над нашей страной рассеется. Когда черное назовут черным, а белое — белым; когда на официальном уровне будет признано, что дважды два — это все-таки четыре; когда <…> назовут <…>. Этот день настанет так же неизбежно, как весна приходит на смену даже самой морозной зиме. И тогда наше общество откроет глаза и ужаснется тому, какие страшные преступления совершались от его имени. С этого осознания, с этого осмысления начнется долгий, трудный, но такой важный для всех нас путь выздоровления и восстановления России, ее возвращения в сообщество цивилизованных стран.

Даже сегодня, даже в окружающей нас темноте, даже сидя в этой клетке, я люблю свою страну и верю в наших людей. Я верю, что мы сможем пройти этот путь.

Кара-Мурза В.В.

10 апреля 2023 года

* Внесены минюстом РФ в реестр иноагентов.