Моя бабушка говорила, лишь бы не было СВО!

С первых часов 24 февраля мне было ясно, что работать нам, журналистам «Новой», в России больше не дадут. Вопрос был лишь в том, как быстро это произойдет. Когда крылатые ракеты атаковали цели, а танковые колонны двинулись, профессиональный выбор оказался довольно узким или, скорее, его просто не было. Нужно было назвать вещи своими именами и принять все последствия. 

25 февраля вышел ныне запрещенный номер «Новой», напечатанный на двух языках — украинском и русском. Я горжусь тем, что моя заметка открывала его. 

У независимых медиа в России в эти дни были рекордные цифры просмотров за всю нашу историю: правда нужна была многим. Поэтому российские власти использовали против нас новую цензуру, запретив говорить о том, что происходит в Украине. Специальную военную операцию следовало освещать исключительно на основе официальных сообщений Министерства обороны. 

В первые дни, к слову, я запросил у Конашенкова и Шойгу данные о потерях российской стороны, пользуясь законом о СМИ, но Минобороны так и не ответило. К середине марта, когда говорить по закону можно было о чем угодно, кроме главной темы, нужно было закрывать газету, но мы проработали еще две недели — после того как спросили вас, наших читателей, нужно ли нам продолжать. За это время мы, например, успели опубликовать важный текст о принудительной мобилизации в «ДНР»/«ЛНР». На тот момент они еще не считались «частью РФ» и, следовательно, законы о фейках и дискредитации не работали в отношении вооруженных формирований так называемых народных республик. 

Я уехал из России на восьмой день, ночью 2 марта, прямо из редакции «Новой». Собираться в дорогу не было ни времени, ни сил, поэтому из багажа у меня был рюкзак с ноутбуком, с которым я обычно ходил на работу. Нашел себя в отеле в Стамбуле, связался с европейскими коллегами, журналистами и правозащитниками, которые, как я знал, поддержат нашу команду. В cередине марта, пока газета еще выходила в России, я выступил в Европарламенте с рассказом о том, как российские власти полностью отменили свободу слова и уничтожают «Новую», «Эхо»*, «Дождь»* и всех остальных. 

28 марта я брал интервью у генсека НАТО Йенса Столтенберга, рассчитывая, что мы еще успеем опубликовать позицию этой организации на происходящее в России — для массовой аудитории. Но 

7 апреля мы вернулись в первый раз как команда «Новой газеты Европа» (сокращенно «Новая-Европа»). Предварительно я уволился из «Новой» в Москве, потому что нельзя было распространять наши риски на коллег и друзей, оставшихся в России. Мы начали работать как новостное агентство в телеграме, а 20 апреля открыли официальный сайт novayagazeta.eu, который был заблокирован в России через несколько дней, как и сотни других независимых медиа. Теперь мы работаем как хаб: если в России говорить о событиях после 24 февраля больше нельзя, то сказать о них во весь голос должны уехавшие журналисты. Наша задача — собрать правдивые истории о нашей стране и катастрофе, которая происходит с 2022 года, дать возможность читать их без цензуры. 

Для доставки информации мы используем Telegram, YouTube и почтовые рассылки, к которым вы сейчас сохраняете в России прямой доступ. Еще мы внедряем собственный VPN-сервис, потому что VPN — это новая бумага. Раньше, чтобы читать газету, ее нужно было напечатать; теперь, чтобы достичь своего читателя, газета должна стать провайдером VPN. 

Наши журналисты, мои друзья, говорят на иностранных языках и интегрируются в европейскую жизнь. Которая, по-моему, по очень многим признакам больше напоминает Россию до 24 февраля, чем то, что происходит в нашей стране сейчас. Но, конечно, мы тоскуем и хотим домой — хотим работать для вас дома. 

Я бесконечно благодарен журналистам «Новой», которые поверили в наш европейский проект. Нам приходится трудно, команда большая, и после переезда у нас почти нет менеджмента, который помогал бы журналистам организовать свою жизнь. «Новая-Европа» устроена по принципу do it yourself, и надо признать, что у нас уже получилось: мы стали не только авторами, но и организаторами работы. В сентябре меня признали иностранным агентом, что, впрочем, никак не отразилось на работе. 

Я обещаю, что «Новая-Европа» будет издаваться так долго, как это потребуется. Наши погибшие коллеги заслужили того, чтобы их имена никогда не были сданы государством в архив. 

И если будет малейший шанс работать на родине, мы вернемся домой в Москву — вернемся всерьез. «Новая-Европа» тогда останется отличным медиа, которое пишет про европейскую политику на русском и других европейских языках. До встречи! 

* Внесены властями РФ в реестр ино­агентов.