Парад планет Абдрашитова

Родился в январе 1945-го в Харькове, куда отозвали отца — военного. В поезде.

Пеленки, сшитые из ткани для портянок, подкрасили «для радости» зеленкой. Новорожденный сразу немного «позеленел», обещая взрослым «пассажирам» скорую весну. В День Победы его, пятимесячного, офицеры на радостях решили подкидывать и одновременно стреляли в воздух.

На всю жизнь запомнил холодный мартовский день смерти Сталина — восторг со слезами пополам. Дети, отпущенные с уроков, неслись из школы, размахивая портфелями, взрослые плакали, замерев у репродукторов.

Приехал в Москву поступать на физтех, мечтая, в духе времени, о космосе. Из троллейбуса увидел киносъемку: по тротуару шли Баталов и Смоктуновский: «Гусев» и «Куликов». Ромм снимал эпохальные «Девять дней одного года».

К Ромму в мастерскую дипломированный начальник цеха Абдрашитов придет в 1970-м. И год общения с Мастером станет счастьем постижения не механики профессии, но ключевых смыслов и главной темы: человек и общество, человек — и человеческое.

• Его курсовую «Репортаж с асфальта» — док об атомизированной толпе, послушно двигающейся по дорожным стрелкам и знакам, — Ромм включил в свой фильм «Мир сегодня».
• Вторая курсовая «Остановите Потапова» по рассказу Горина изумляет крепкостью режиссерской руки, бескомпромиссностью. Герой Смирницкого — милейший приспособленец. Человек знакомый и ускользающий. Выживающий при любых обстоятельствах.

Оглянитесь: он и теперь — живее всех живых.

Почти год дебютант искал сценарий, перебрал, наверное, сотни текстов. Все не то. Наконец нашел. Сценарий «Кто-то должен защищать» Александра Миндадзе. Там был внутренний стержень, интонация, авторская позиция, близкая мироощущению Абдрашитова.

Так он нашел соавтора.

Так появился фильм «Слово для защиты».

За тридцать лет Абдрашитов и Миндадзе сделают 11 картин, создадут свою вселенную с людьми-планетами. Их совместный труд, вопреки жесточайшей цензуре, отличала непредсказуемость и немыслимая свобода.

Их ломали. Но они научились так подавать в Госкино будущие проекты (про «последователя Павлика Морозова», про «правдолюбивого рабочего», про «производственные проблемы на железной дороге»), что их допускали к съемкам. А потом чиновники хватались за голову.

Казалось, они — огнеупорные, водонепроницаемые.

На их фильмы быстро повесили афишу «кино морального беспокойства», а это уже было кино «морального отчаяния».

Они научились посылать зрителям внятные, художественно доказательные и развернутые в пространстве экрана сигналы SOS — спасайте ваши души!

В их картинах был выброс темной первобытной энергии и подспудная раскаленная стихия — под железной крышкой коллективного бессознательного.

Фильмы как эмоциональная память страны, ее геном.

«Плюмбум…», «Охота на лис», «Остановился поезд», «Парад планет», «Время танцора», «Армавир», «Магнитные бури».

Фильмы как социальные слепки эпохи. И в то же время в них море подтекстов, смыслов, метафор. И поэзия, взрывающая прозу жизни.

Они — исследователи материю советского «застоя», возвратившегося сегодня в новом диком обличье, неразрешимость конфликта общественной этики и стремительно развивающегося индивидуализма.

В их картинах — состав истекшего времени и кардиограмма сегодняшнего дня. Как в «Магнитных бурях» о столкновении масс, о загадочных механизмах толпы — «магнитной бури». Обычный человек попадает в воронку умноженного хаоса, злобы — и в зоне взрыва иррациональной силы теряет голову. А за спинами бьющихся насмерть — кукловоды, направляющие толпу. И ведь люди понимают, что ими манипулируют эффективные менеджеры… но идут массово превращаться в молекулы, в пушечное мясо. То-то давно и это кино не показывают.

Потому что их персонажи, блестяще воплощенные Гостюхиным и Борисовым, Янковским и Солоницыным, Колтаковым и Шакуровым, Маковецким и Беляевым, Степановым и Гармашом — здесь и сейчас. Больны теми же болезнями, что и мы, мы просто более запущенные.

Степень условности, иносказания выводит это кино за пределы обыденности. Сколько лет вечному манипулятору Плюмбуму? 14 или 50? Негодяй он или ангел-спаситель? На каком свете находятся объявленные погибшими герои «Парада планет»? Вроде все в рамках жесткой структуры, а при этом — за пределами гравитации, в отрыве, в непредсказуемости.

Абдрашитов наполнил легкие зигзагообразных сюжетов Миндадзе сбивчивым от волнения дыханием, электричеством, кровоточащей и драйвовой жизнью, куражом.

Один за другим появлялись фильмы, продолжая разговор о самом трудном, существенном.

Кино как зеркало. Сначала — застоя: омута с чертями, потом перелома времен. Открытого. Незаживающего.

Совместимого ли с жизнью?

Он говорил: «Знаете, есть у кибернетиков такая теза, вроде очевидная: информацией является только то, чего вы раньше не знали. А ведь передача информации всегда требует энергии, хотя бы электрической».

В «Армавире» — есть эта «любовь к электричеству», хотя диагноз летальный: смерть империи. Впрочем, пунктирно это было и раньше.

Летит вниз с высокой крыши девочка в «Плюмбуме». Одна из первых жертв их кино. Абдрашитов длит и длит этот кадр. Сбегает с рельсов своей понятной жизни рабочий в «Охоте на лис» и уходит растерянно куда-то в лесную чащу. Несется поезд, разрезая светом ночную темноту. Почему поезд остановился? «Армавир? Слышишь, Армавира — раз и нету?»

Что случилось со страной? Она утонула?

Если ампутировано настоящее, если оно превращается в симулякр… герои цепляются за прошлое, считая на небе звезды будущего. А настоящее продолжает мучить фантомной болью. Мне кажется, он, следуя урокам своего учителя Михаила Ромма, все-таки в нас верил.

«На каждый фильм Абдрашитова идешь как на консилиум», — говорили критики. Но в подкладке едва ли не каждой работы — талант, выворачивающий острую социальную подоплеку в «воздушные миры» философских раздумий о смысле жизни, о проклятых вопросах.

Сегодня изумляешься. Как же они сумели сформулировать, внутренним взглядом художника увидеть и показать… Что войны не заканчиваются, вползают в нашу жизнь, отвращают от надежды. Как во «Времени танцора», картине, которая ранит, обжигает, бьет свою смертельную чечетку. Герои — люди поствойны. Пьяные, отравленные истреблением других и себя. Потерявшие на полях сражений свои жизни, хотя вроде выжили.

Как детский хирург, ставший полевым командиром, сделавший месть смыслом существования. Приметливый Лев Аннинский сразу после показа написал: «Гибельно то, что ситуация не оставляет России иных путей сохранения лица, кроме войны. Но насилие уничтожит все — и прежде всего те ценности, ради которых стоит обнажать оружие. Замкнутый круг, капкан, ловушка». Это не сегодня написано? Более четверти века назад? Порой хотелось, чтобы реальность не следовала лоцманской карте, впечатанной в кино Абдрашитова и Миндадзе. Они словно давали нам шанс, проигрывая будущее на экране: посмотрите, что с вами станет, если не возьмете на себя труд измениться…

«У меня такое чувство, что Вадим Абдрашитов и сам недопонимает, какой фильм сделал, — говорил Виктор Астафьев. — Такое бывает с писателями, режиссерами, артистами. И хорошо, и слава богу. Ему стоит разобраться и в своем фильме, и в себе самом. Потому что творчество такого накала — выворачивание сердца, грудь нараспашку. Будто человек вынимает сердце из груди и показывает его обнаженным. Я не боюсь сказать, что «Время танцора» — великий фильм».

Между прочим, в том фильме Абдрашитов открыл актрису Чулпан Хаматову: студентка ГИТИСа с лету поймала интонацию игры обреченных, сдвиг в пучину иррациональности. И ее сережки в забубенном танце летают, словно вишни или капли крови. «Кто ты? Кто?» И каблуки выстукивают: «Еще узнаешь! Еще увидишь!»

Боже мой, сколько лет он бился, пробивал разрешение поступать во ВГИК на общих основаниях взрослым людям с высшим образованием. На режиссуру, драматургию — смыслообразующие специальности. В кабинетах самого разного уровня доказывал, доказывал:

Среди его учеников Мизгирев, Буслов, Егор Анашкин, талантливые продолжатели мужественного и поэтичного абдрашитовского кино, в котором тайна, артистизм и жесткий, без прикрас взгляд на происходящее с нами.

Не буду писать о том, почему он больше не снимал. Хотя знаю о нескольких удивительных замыслах, сшивающих намертво нашу историю с сегодняшним днем. Но современным кинопроцессом, в отличие от многих режиссеров, интересовался. Просил ссылки на новые картины. Буквально дней десять назад послала ему линки. Говорил: «Вернетесь с Берлинского кинофестиваля, жду отчета».

Очень красивый. Надежный. Верный. При всей преданности кинематографу, ничего дороже семьи, его Нателлы и его дочки Наны, у него не было. Талантливый. Сдержанный. Безусловный моральный авторитет. В оценках жесткий. Перфекционист. Нежный.

Человек и Режиссер Вадим Абдрашитов.

Лариса Малюкова ведет телеграмм-канал про кино и не только. Подписывайтесь!