Язык преткновения

«Мы построили дом, чтобы в нем жил наш язык»

— Жители Ведлозерского сельского поселения, которое считается местом компактного проживания карелов, задумались над тем, что они могут сделать для сохранения национального языка. Оказалось, что людям даже негде особо собраться, чтобы просто поговорить по-карельски, и поначалу общественники хотели восстановить для этого пустующее здание, которое им отдала районная администрация. Но оно было настолько ветхим, что решили построить на его месте новый дом. В 2013 году была зарегистрирована наша общественная организация, и тогда же залит фундамент будущего Дома карельского языка. В республике началась мощная кампания по сбору средств на его строительство. В 2015 году был построен первый этаж, стали проводить языковые викторины, занятия по родной речи и устраивать постановки на карельском языке — буквально на черновых полах. А в 2017 году основные строительные работы были завершены, и у нас возникла идея организовать в этих стенах языковое гнездо, — вспоминает Наталья Антонова.

Речь идет об образовательной технологии, позволяющей оживить и омолодить язык в местном сообществе. Сама Наталья изучала опыт языковых гнезд у финских саами (представителей малочисленного коренного народа Баренцева региона), а в Ведлозере, где языковое гнездо является единственным в России, эта технология стала использоваться в работе с детьми дошкольного возраста.

— Построив дом, мы поняли, что нужно работать с детской аудиторией, потому что даже такое исконно карельское село, как Ведлозеро, осталось без карелоговорящих детей, — рассказывает Наталья Антонова. — 

Конечно, еще остались семьи, где с детьми говорят по-карельски эпизодически, например, бабушки, но это не значит, что происходит полноценное общение. В принципе, у детей в нашем языковом гнезде те же занятия, что и в самом обычном детском саду, только проводятся они на родном языке.

Это отнюдь не значит, что дети в языковом гнезде говорят исключительно по-карельски. По словам Антоновой, в нынешней языковой ситуации это практически невозможно.

— Смысл нашей работы заключается в том, чтобы дети слышали этот язык, понимали его и могли использовать. Мы хотим сделать карельский язык для детей не «иностранным», а более естественным, близким и узнаваемым, — поясняет Наталья. — К сожалению, карельский язык в Ведлозере стал языком пожилых людей. Но мы построили этот дом, чтобы карельский язык жил в нем естественным образом и чтобы жители нашего села видели, что на нем можно говорить, писать, петь, общаться в интернете и оформлять документы. Я думаю, что у многих изменилось отношение к языку, потому что он выглядит вполне современным и развивающимся.

«Не нужно с детьми говорить по-карельски»

Карельский язык долгое время считался бесписьменным, хотя еще в середине прошлого столетия археологи обнаружили в Новгороде древние берестяные грамоты, написанные по-карельски кириллицей. В Советской Карелии, у истоков которой стояли «красные финны», государственным языком наряду с русским стал финский, а родной так и бытовал на уровне разговорной речи, несмотря на попытки создания алфавита в 30-е годы.

К этому вопросу в республике вернулись только в 1989-м, когда начавшийся с перестройкой подъем национального движения заставил чиновников утвердить алфавит карельского языка. Причем он был разработан на основе латиницы, как и алфавит родственного ему финского.

С этого момента в республике стали выходить газеты и книги на национальном языке, карелы услышали родную речь в театре и на телевидении, язык титульного народа начали изучать в школах и университете. Однако он так и не смог занять место финского, который фактически до распада Советского Союза оставался вторым официальным языком бывшей автономной республики.

Едва ли не главной причиной этому является утрата родного языка значительной частью карельского народа. К тому периоду, когда появилась, наконец, собственная письменность, более половины коренного населения республики уже не владели родной речью.

Одна из педагогов Дома карельского языка Нина Бармина еще помнит те времена, когда в Карелии запрещали говорить по-карельски. Советские власти опасались, что карельские дети не смогут овладеть школьной программой, если станут общаться дома на родном языке.

— В нашей семье говорили только по-карельски, и когда я в детстве приходила в магазин или больницу, везде звучала карельская речь.

В семьях перестали разговаривать по-карельски, и для нескольких поколений карелов языком общения стал русский, — констатирует Нина Петровна.

С появлением в Ведлозере Дома карельского языка ситуация понемногу стала меняться. По словам Нины Барминой, сейчас к ней приходят уже родители тех детей, которые воспитываются в языковом гнезде. Молодые односельчане начинают изучать карельский язык фактически с нуля, чтобы поддерживать со своими детьми их первые языковые навыки.

— А насколько карельский язык восприимчив к новой лексике? Как высказать на нем то, чего прежде не существовало? Например, слово «компьютер»? — интересуюсь у Нины Петровны, которая до нашего разговора как раз сидела за монитором.

— Компьютер по-карельски будет «tiedokoneh», но это слово заимствовано в карельский язык из финского. И таких слов, где за основу взят финский язык, в современном карельском довольно много. Однако введение новой лексики все равно идет сложно, и даже наши педагоги пытаются обходиться словами, которые традиционно бытовали в разговорной речи.

Камни, дома и дядя Ваня

Пока мы беседовали с Ниной Петровной, в Доме карельского языка появились четверо ребятишек из группы продленного дня и, пообедав, стали готовиться к занятиям, которые ведет молодой педагог из сельской школы Иван Егоров. Его дети Варвара и Юра сами воспитываются в языковом гнезде.

— Они уже понимают по-карельски. Учат стихи, может, не все еще получается, но стараются говорить, — делится Иван. — Сам я учил в школе и карельский, и финский, но это были девяностые годы. А в нашей семье по-карельски говорили все — и бабушка с дедушкой, и папа с мамой.

— А вы сами какой язык считаете для себя родным? — уточняю у молодого педагога.

— Думаю я по-карельски, — уверенно отвечает Иван Егоров. — Могу неправильно выразиться, но меня поправят. Батя мой быстрее скажет что-то по-карельски, чем по-русски, вот и я так же. А вообще мы понимаем друг друга с полуслова, можем даже ничего не говорить. Особенно в лесу.

В разговоре с Иваном мы не могли обойти недавнюю перепись населения, результаты которой оказались для Карелии шокирующими. 

В самой Карелии карелов осталось лишь 25,9 тысячи человек. Это означает, что за время, прошедшее после предыдущей переписи, численность коренного населения республики сократилась в 1,8 раза.

Вместе с тем более 61 тысячи человек, то есть примерно каждый десятый житель Карелии, вообще не указал свою национальность. Вполне вероятно, что среди них могли быть и карелы, которые не захотели идентифицировать себя этнически.

Однако для педагога Ивана Егорова вопрос национальной идентификации оказался принципиальным, поэтому он не только участвовал в переписи, чтобы указать свою принадлежность к карельскому народу, но и детей в документах записал карелами.

Интересно, что среди тех родителей, которые отдали своих детей в языковое гнездо в Ведлозере, оказались не только этнические карелы. Житель соседней деревни Кинерма Павел Притуп более десяти лет назад перебрался в Карелию из США вместе с женой-американкой Бетси и, по его собственному определению, стал современным карельским крестьянином. Но для многодетных родителей-переселенцев национальный фактор в выборе языка обучения не имел никакого значения.

— Мы говорим в семье на двух языках и прекрасно знаем по своему опыту, что второй-третий-четвертый язык никак не помешает. Причем не важно, какой это язык. Если бы мы жили в Азербайджане, то отдали бы детей в азербайджанское языковое гнездо, а если бы в Якутии — то в якутское. Каждый новый язык очень полезен для общего развития, но это же касается и музыки, и математики, — полагает Павел.

Из восьми его детей двое сыновей уже «выпорхнули» из языкового гнезда и посещают в Доме карельского языка группу продленного дня, а одна из дочерей только открывает для себя карельскую речь. Правда, как замечает Павел, дети-школьники стали общаться по-карельски меньше, и это невольно вызывает вопрос о тщетности усилий языковых активистов.

— Нужно ли вообще поддерживать карельский язык, если он все равно растворяется в русском? — задаю вопрос американскому «карелу», который, на мой взгляд, мог бы ответить на него без какого-либо этнического бэкграунда.

— Иногда у меня тоже возникают такие мысли, — признается Павел Притуп. — Но если бы это происходило в городе, сомнений было бы больше. Это как с эсперанто или с какими-то мертвыми языками. Наверное, и где-то в центре Лондона или Нью-Йорка можно этим заниматься, но только зачем? Просто ради научного интереса или чтобы что-то доказать? 

А это и камни, и деревянные дома, которые меня окружают, и дядя Ваня Ершов, который живет по соседству и которому уже 90 лет. Это все завязывается в единый клубок, и пока в Ведлозерском сельском поселении живут люди, это все имеет смысл.

Латиница вне закона

Как показала Всероссийская перепись населения 2021 года, доля карелов, владеющих родным языком, составила в России 34,8%. В Карелии эта доля оказалась заметно выше — 42,8%, но если сравнивать количество жителей республики, которые говорят по-карельски, с общей численностью ее населения, цифра получится мизерной — всего около 2%.

С таким уровнем владения языком трудно рассчитывать на то, что он получит в ближайшие годы статус второго государственного языка республики, чего добиваются национальные активисты. Вопрос о таком статусе поднимается на всех съездах карельского народа, которые проводятся с 1991 года, поскольку, по мнению национальной общественности, только в этом случае язык получит государственные гарантии своей поддержки, в частности — в образовании.

Однако самым серьезным препятствием на пути придания карельскому языку государственного статуса является федеральное законодательство. 

Эта федеральная норма всякий раз служит камнем преткновения во время обсуждения вопроса о статусе карельского языка между представителями национальной общественности и республиканским руководством, хотя нужно заметить, оно и не проявляет особой заинтересованности в изменении сложившегося положения дел.

Впрочем, член правления общественной организации «Дом карельского языка» Наталья Антонова, которая в прошлом избиралась уполномоченной съезда карелов, не склонна драматизировать ситуацию.

— По моему представлению, статус кардинально положение карельского языка не изменит. В России есть регионы с государственным статусом регионального языка, но они тем не менее констатируют проблемы в языковой ситуации. На мой взгляд, важны те государственные меры и программы, которые будут внедряться в рамках исполнения действующего закона о поддержке языка. Важна политическая воля самого региона и формирование позитивного отношения к языку среди населения, — считает Антонова.

— А в Карелии такие меры достаточны, и есть ли эта политическая воля?

— Меры недостаточны, воля слаба. Но определенная государственная поддержка языка есть, например, книгоиздание, национальная пресса, небольшие гранты НКО, обучение карельскому языку в образовательных учреждениях. Есть даже свой региональный закон о государственной поддержке карельского, вепсского и финского языков. Все это лучше, чем совсем ничего.

Падение уровня владения родным языком (а это важный маркер этничности) — один из факторов, которые, по мнению этнологов, влияют на катастрофическое снижение численности карельского населения. Сокращается оно давно, но еще никогда не было столь стремительным — вдвое быстрее, чем за предшествующее десятилетие. 

Ведлозеро–Петрозаводск