Рождественское

Иуду мучает вопрос,
Подобье внутреннего зуда:
Когда бы не пришел Христос,
Никто б не знал, что он Иуда.

И про Пилата сам Пилат
Не знал, что он убийца Бога,
А просто римский бюрократ,
Каких и после было много.

Господь, прикрой мои черты,
Не расчехляй мою обитель.
Великий проявитель ты,
Но горше то, что закрепитель.

Сейчас новейшая <…>
Открыла нам такие рыла,
Что, право, лучше бы она
Их окончательно прикрыла —
Открылась бездна, звезд полна,
Точней, червей полна могила.
А мы не знали ни хрена,
И лучше б так оно и было.

Когда б любой из сотни тыщ —
И царь, и тварь, и зверь, и я, блин, —
Был тихий дачник, робкий прыщ
И оставался не проявлен!

Господь, Господь, не проявляй!
Открытья слишком участились.
Не отправляй ни в ад, ни в рай
Унылых жителей чистилищ.

Чего бы лучше: сон-трава,
Пустырь, болотце, редколесье…
Должно быть, Фланнери права:
Ты зря нарушил равновесье.

Природа хочет быть слепа.
Не прокляни ты нас в распале —
Мы так и жили бы, сопя,
В своем болотистом астрале,
Не доросли бы до себя,
Да и тебя бы не распяли.