А мы на игрушечном поезде к Синим горам

Припудренная Дедом Морозом, розовощекая, немного игрушечная вариация на тему рассказа Аркадия Гайдара для «среднего школьного возраста», который старшее поколение знает наизусть, а младшее ни о нем, ни о Гайдаре не ведает.

«Жил человек в лесу возле Синих гор. Он много работал, а работы не убавлялось, и ему нельзя было уехать домой в отпуск». Такой размеренный сказочный зачин у гайдаровского рассказа.

В киноверсии у Папы-геолога возле Синих гор (Владимир Вдовиченков) — роль совсем маленькая. Зато у Мамы Чука и Гека (Юлия Снигирь) роль большая-большая. Мама, например, не только заботливая, но и очень хорошо поет и даже выступает на сцене с жизнерадостным вокализом «Трололо». Почти как Эдуард Хиль, который споет этот вокализ Аркадия Островского через полвека. Но для волшебной истории разве это важно?

Александр Котт и операторы (Петр Духовской и Григорий Яблочников) пытаются на цифре сделать ламповое, согревающее зимой кино с тысячей подробностей минувшей эпохи в кадре: железный календарь-перевертыш, стакан в мельхиоровом подстаканнике на кружевной скатерти, самодельный аэроплан, старый спичечный коробок, старые газеты, летящие со шкафа, в коридорах коммуналки можно играть в футбол или на велике кататься.

И работает Папа Чука и Гека не на какой-нибудь безликой станции. Тем более не в каком-то никудышном поселении, где бы он прятался от репрессий — как интерпретировали дальнюю командировку книжного геолога Серегина и невозможность для него вернуться в Москву некоторые въедливые критики. Вовсе нет, геолог Серегин работает на станции «Счастье-1». Что само собой подразумевает: есть где-то там, во глубине сибирских руд, и Счастье — два, сто, тысяча разноликих румяных счастий…

Возрастную разницу между литературными братьями-погодками в кино сильно увеличили. Теперь Чуку — пять, Геку — десять.

Чук — наивный и мечтательный, с богатым воображением парень. Во многом он — движок сюжета, хотя телеграмму сожжет именно Гек. Зато в воображении маленького Чука лошадь превращается в страшного медведя, пассажир из другого купе — в ночного оборотня, а любимые игрушки станут его спасателями и ангелами-хранителями.

Гек еще пытался его урезонить: зачем набил чемодан игрушками — не надо их брать в путешествие… Глупый. Чук знает лучше взрослых, что в заснеженном мире их спасут и улыбчивый Заяц с барабаном, и крошка-красноармеец с красным флагом, и мамина любимая куколка с елки, а деревянный грузовик осветит фарами путь в темном бездорожье. Но особенно согревают Чука сны, в которых Папа предстает ожившей фигурой стахановца со станции метро «Площадь Революции». А Мама — сверкающей Хозяйкой Медной горы из сказки Бажова. И что тут удивительного: Мама читает сыновьям эту сказку перед поездкой, а папа действительно ищет волшебный камень молибден.

А главное, он всегда спасает и находит Чука. Иной раз даже чаще, чем хотелось бы.

Мальчишки существуют на экране замечательно, даже на самых крупных планах или в самых странных обстоятельствах, оставаясь достоверными. Чук Андрея Андреева — взрослый малыш с очень серьезным отношением к миру и волшебству. Он и смеется, и плачет, и верит в чудеса со всей ответственностью своего открытого сердца и распахнутых глаз.

И черты, и улыбка, и внимательный взгляд глубоко посаженных глаз, и какое-то озорство, и не только соперничество, но и покровительственное отношение к младшему брату.

Микроскопические, но запоминающиеся крошечные эпизоды больших актеров, кажется, для них стали чистым удовольствием. Самоуверенный толстяк Романа Мадянова усаживается на Мамином концерте прямо на маленького железного всадника с красным флагом — талисман Чука. Испытание не для слабонервных. Соседка Натальи Колякановой попытается урезонить расшалившихся мальчишек, да и зависнет вниз головой. Попутчик в поезде — Тимофей Трибунцев с усами Буденного, только сильно завитыми, пускает, как факир Хоттабыч, дым из ушей. Очень красиво. Сосед-портной, замеряет на школьном глобусе их будущий дальний путь своей сантиметровой лентой. И получается, что ехать им всего-то три дня с хвостиком. Правда, хвостик этот превращается в долгое-долгое путешествие.

Путешествие это — во многом игра и сказка. Поэтому настоящий поезд превращается в игрушечный и едет по карте мимо игрушечных елок, да и Мама вместе со своими храбрыми мальчиками бредет не столько по глубокому белому снегу и скользкому льду, но и по старой карте. А храброму и находчивому Чуку помогают игрушки, как в известной сказке про девочку и Бабу-ягу, девочке помогали то гребень, в лес превращающийся, то полотенце, рекой оборачивающееся.

именно что тряпочные, железные, деревянные игрушки образца тридцатых годов. С героическим Зайцем-барабанщиком, жертвующим собой ради мальчика. С грузовичком, не испугавшимся заснеженных зарослей. Лучше всего авторам удается волшебство, которое возникает из детского воображения и которое в этом сказочно белом лесу уместно так же, как пар изо рта на морозе.

В середине сценарий вязнет в круговом движении, сбоит, путается «в показаниях»: то ледоход бурный, как теплой весной, а не в канун тридцать первого декабря в таежном лесу, то тут же мороз сковывает реку. И подо льдом видим любимую игрушку Чука. Того самого спасительного Зайца. То железный всадник накроется снегом вместе с флагом, то раскроется. То изорванный медведем сторож вот-вот умрет от сепсиса без лекарств (будто все лекарства забрали геологи, которые зачем-то топают на Дальний Восток), то оживает сторож, чтобы подать нужную реплику. А вот один из братьев проваливается в ледяную воду в шапке и сапогах. Сам тут же высушит в мороз одежду и продолжит путь, да еще и карту сухую развернет. Словно замерзли, застыли от мороза и само пограничье, переход между реальностью и сказкой, между разными зонами и законами повествования.

Зато совершенно великолепный эпизод, когда Мама-певица своим великолепным голосом начинает петь страшному медведю свое фирменное «Трололо», чтобы медведь этот испугался. И медведь то ли жутко испугался, то ли заслушался. 

А как хороши приключения в поезде. И история с почти волшебным камнем молибденом, который ищет Папа-геолог с сотоварищами, а найдет в сказке Бажова сам Чук. И как Гек отгонит слишком настырных волков красным галстуком, который с помощью фонарика превращается в огонь… Да и Мама Юлии Снигирь c ее напускной строгостью и очень даже реальной любовью к детям и Папе-геологу кажется самой настоящей, чуть-чуть волшебной Мамой. И хрустальный лес, и чудесная, звенящая сталактитами изо льда бажовская пещера. И елка в финале долгих приключений… Потому что все в этой нарядной романтической сказке нашли свое особо ценное, даже более ценное, чем заветный камень молибден: самых-самых близких, c которыми и надо встречать Новый год. Даже если Папу-геолога заслали куда-то далеко-далеко, за синие горы.

C этой идеей продюсер Арсен Готлиб носился несколько лет. Потом правили сценарий. Долго-долго. Практически сразу был приглашен режиссер Александр Котт. Они с братом Владимиром тоже в каком-то отношении Чук и Гек, то есть сохранили веру в добро и чудо… в самых драматических обстоятельствах. Даже странно, что только сейчас сделана новая экранизация одного из лучших детских рассказов про семью и Новый год. И про чудо, в которое сегодня практически невозможно поверить. Но, правда, хочется.