Это студия. Музыка возникает из обрывка разговора, из брошенной шутки, из смеха, из дыма сигары, которой затягивается Леон Рассел, прежде чем положить ее на край рояля и опустить руки на клавиши.
Это студия. Музыка возникает из обрывка разговора, из брошенной шутки, из смеха, из дыма сигары, которой затягивается Леон Рассел, прежде чем положить ее на край рояля и опустить руки на клавиши.
Поехали! И с первых же тактов слушайте звук! Эти двое делают четкий, упругий, проработанный в деталях, мастерский звук, где у гитары каждую секунду жива каждая жилка, а черно-белые клавиши создают поток без зазоров и дыр.
«Ййеес!» — вот как плотно и четко звучит эта команда, во главе которой сумрачный Джей Джей Кейл с усталыми глазами пассажира ночных автобусов и величественный Леон Рассел с хайром и лицом восточного пророка, занесенного в Лос-Анджелес и рок-н-ролл.
Два слова о них. Оба начали в пятидесятые, когда Beatles еще бегали в штанишках, оба испытывали ту тоску и то жжение в душе, которые не дают остановиться ни в одном городе, оба меняли поезда и составы, играли тут и там и инстинктивно и упорно противились желанию сделать из них так называемых «больших артистов». Леон Рассел впадал в депрессии от концертных туров, Джей Джей Кейл не терпел больших сцен и все время норовил забиться с гитарой в какой-нибудь полутемный бар.
Но тут, в тесной накуренной студии, они дома и в своей стихии. И вещь, которую они так классно и так смачно делают на пару, — это их рассказ о самих себе. Песня дауншифтеров по призванию. Мальчик, когда ты еще только мечтал уволиться из офиса и уехать на Гоа, Джей Джей Кейл уже тридцать раз бросил все и сорок раз был на дне. Going Down. Ну, вниз. Внииз, вниииз, внииииз. Так они поют, а других слов там и нет. И в конце концов на лице вечно сумрачного, вечно выныривающего из ночи, перепоя и странствия Джей Джей Кейла смутной тенью мелькает улыбка.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}