Комментарий · Культура

Кто вылечил «вьетнамский синдром»

Америка отметила оригинальный юбилей массовой культуры. Исполнилось полвека лучшему сериалу страны: M*A*S*H («Военно-полевой госпиталь», 1972–1983)

Александр Генис, ведущий рубрики
Фото: kinopoisk.ru

Действие в нем разворачивалось в Корейскую войну, но параллели с куда более актуальной тогда Вьетнамской войной ни для кого не прошли мимо.

Эта комическая эпопея родилась из одноименного и очень успешного фильма Роберта Олтмана, но очень скоро переросла источник и зажила своей жизнью, заразив по пути всех. Каждый эпизод горячо обсуждался: и в прессе, и дома. Финальный — 251-й — эпизод собрал у телевизоров самую большую аудиторию, когда-либо подключавшуюся к одной передаче: 106 миллионов американцев.

«МАШ» — лучший плод американского ТВ. Это умное, глубокое, интеллигентное и высоконравственное зрелище с тонким юмором. Казалось бы, такого не бывает, но «МАШ» получился вопреки правилам и понравился всем.

Сериал собрал на экране группу очень разных, но, безусловно, смешных персонажей. В центре этого балагана — герой актера Алана Алды по прозвищу Соколиный Глаз, блестящий хирург и самовлюбленный ловелас, сентиментальный пьяница и болтливый остряк. Ему принадлежат лучшие шутки, но он не одинок. Шутят здесь все и всегда: за обедом, во время обстрела, за операционным столом. Объектом острот служит идиотизм начальства, глупость уставной жизни, карьеризм генералов, вся громоздкая и неумная военная машина в целом.

Алан Алда в роли хирурга Бенджамина Франклина Пирса по прозвищу Соколиный Глаз. Фото: kinopoisk.ru

У американских хирургов, самоотверженно работающих вблизи фронта, нет врагов. Они сражаются с войной. Они не объясняют зрителю, за что и против чего воюет Америка, они, как все солдаты, хотят одного — попасть побыстрее домой.

Если искать привычные литературные параллели, то я бы сказал, что «МАШ» — это гибрид «Швейка» Гашека с «Уловкой-22» Джозефа Хеллера.

Сам я, рядовой необученный, после менингита годный к нестроевой службе только в невоенное время, видел войну лишь на экране. Но когда я приехал в Америку, о ней помнили все, кто был чуть старше меня, и называли войну «Вьетнамом».

Они и составили лояльную ТВ-аудиторию размером в половину населения США, которому «МАШ» помог и преодолеть «вьетнамский синдром» и найти ему место в истории американской души.

Так сериал, соединивший комедию с кровавым кошмаром фронта в невиданной пропорции, создал вакцину от войны. Она никуда не делась, и от нее не спасет никакой пацифизм, но выросшие на антивоенном сериале никогда не крикнут «можем повторить», потому что помнят, чего война им стоила.

Следует добавить, что прямым следствием вьетнамского опыта стал отказ от призыва. Антивоенное движение доказало раз и навсегда, что армия должна быть профессиональной и только для тех, кто сам сделал осознанный выбор.