Вечность пахнет куриным бульоном

Многие помнят, наверное, нашумевший британский сериал «Черное зеркало», вышедший в прокат лет десять назад. Основная идея — массовое «расчеловечивание», стимулированное черными экранами электронных гаджетов. Эти «черные зеркала» мониторов и смартфонов тотальны. Практически они всегда перед глазами, они в каждой ладони. Они вводят в зависимость, действуют как наркотик — со всеми вытекающими побочными эффектами. Мир человеческий охватывается безвыходной технопаранойей.

Это сборник рассказов Юрия Мамлеева, которые были написаны еще в ранние перестроечные годы. По сути, показывает здесь писатель русский «глубинный народ» — задолго до того, как это название станет политическим мемом. И по сути, главным предметом является не столько сам народ, сколько та самая «глубинность».

Во-первых, в текстах Мамлеева напрочь рушится простое и плоское представление об идентичности, где осознаваемое «я» как бы равно самому себе. Персонажи Мамлеева никогда не тождественны так называемому себе, т.е. своей очевидной и разговаривающей социальной персоне. Такая персона — лишь зыбкое прикрытие для того, что ворочается дальше и глубже. Но не где-то неизмеримо далеко, в каком-нибудь платоновском «мире идей», а совсем рядом — рукой подать. Она, эта «глубинность», прорывается в зримую реальность не просто легко, а как бы в одно касание. Она и есть настоящая природа реальности — русской реальности. Тогда как все человеческие слова, и дела, и мысли — не то, не ими определяется главное.

В общем-то, оболочка или изнанка — здесь это одно и то же. А поиграть с оболочками «русский мир» охоч.

Но вот второе и главное. Когда «глубинность» прорывается и показывается, то становится совершенно ясно: нет в ней с платоновским «миром идей» совсем никакой схожести. Нет ни принципов формообразования, ни глобальной космической изометрии. По сути, в ней нет того, чем определяется «мир идей», — нет Логоса. «Глубинность» неопределима, бесформенна и алогична. Бессмысленна. Но в этом она и так притягательна для сердца русского человека, так интимна ему и всегда распознаваема им. Он чует «глубинность», как запах от закипающего куриного бульона, и с предвкушением идет на этот запах. В свое время Егор Летов, а за ним и Виктор Пелевин сказали, что «вечность пахнет нефтью», — наверное, в некоем русском геополитическом смысле так оно и есть. Но все-таки для самого расхожего представителя «русского мира», для того россиянина, который в потоке себе подобных ежедневно заполняет улицы, троллейбусы, метро и спальные кварталы, она пахнет куда более обыденно и по-родственному. Куриным бульоном, почему бы нет.

Если представить, что живший в XVII веке немецкий теолог и мистик Якоб Беме каким-то образом познакомился с русской «глубинностью», то наверняка признал бы, что это и есть

Но там, где ум теолога видит нечто такое, русский человек чует дыхание родных просторов. Собственно, Федор Тютчев когда-то написал именно об этом:

О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!

***

Персонажи рассказов Мамлеева — это прямые проводники русской «глубинности». Но проводники не сознательные, не нарочитые. Они как игрушки, куклы в ее руках. Они не чувствуют, что с них требуется какая-то аскеза, дисциплина, как это чувствовали древние греки в отношении к своему Логосу. Они просто отдаются «глубинности», прыгают в нее такими, как есть, как в заранее приготовленный гроб (из рассказа «Прыжок в гроб»). И та целиком их в итоге заглатывает. А дальше следуют трансформации, превращения, настигающие самых обычных, непримечательных обитателей коммунальных квартир:

Пожалуй, главная особенность русской «глубинности» в том, что она почти не знает дифференциаций. Нет четких границ между жизнью и смертью, светом и тьмой, душой и плотью. Это явственно проступает в языке. Где еще можно встретить такое выражение, адресованное к любителю животной пищи: «мясная душа»? Но русский человек не испытывает по этому поводу никаких неудобств. Ни насчет языка, ни насчет политики. «Все не так однозначно» — этот один из самых популярных сегодня слоганов, однако он подойдет к «русскому миру» вообще, в любое практически время.

Там же, где нет дифференциаций, нет ясно осознанных форм, нет и морали.

Необычайный феномен. Да вот, например, эпизод из разговора родственников со своей неизлечимо больной сестрой:

***

В начале века философ Николай Бердяев говорил, что дар формы весьма невелик у русского человека. Как будто растворен в пространстве русский человек, поглощен своим бескрайним равнинным пейзажем. А писатель Юрий Мамлеев в рассказах своих показал, что не столько в земных пространствах здесь дело. Иные, потусторонние причины показал. Так же и объяснил, почему русский человек к осознанию, к пониманию никогда не торопится. Ведь не только одно удовольствие испытывает он от своей «глубинности», словно от выпитого свежего куриного бульона.

Ведь так уж есть, что бульон-то на костях и плоти мертвой птицы делается. Лучше об этом и не думать. Если «черное зеркало» не просто на стене или в ладонях, а внутри тебя самого, что тут делать?