Надо признать, что позиция, которую занимает патриарх, глубоко укоренена в православной традиции, где она именуется «симфонией властей» — государственной и церковной. А раз это «симфония», то ни одна нота в ней не должна звучать диссонансом. Историческое православие стало заложником (и жертвой) византийской модели цезаропапизма, которая в российских условиях доросла до абсолютизма, когда император был провозглашен «главой Церкви» (ст. 42 Прим. «Свода законов Российской империи»). Но, несмотря на эту «родовую травму» восточного православия, в его истории встречались первосвятители, ставившие Евангелие выше мирских законов и шедшие на прямой конфликт с государями. Часто это стоило им жизни. Напомнить о них важно с точки зрения оценки самой возможности «альтернативного» пути РПЦ в тех экстремальных исторических условиях, в том «огненном искушении», через которое она проходит сейчас.