В России судят Навального. Ну а еще в России идет снег

Современная российская власть искусно овладела умением превращать политические процессы, которые когда-то были центром общественной жизни, в мероприятие такое же скучное, как вечность в баньке с тараканами, если воспользоваться метафорой Достоевского.

Мы знаем, за что судят Навального. За то, что он — противник Путина. За то, что он разоблачает коррупцию. За то, что он выводит людей на площадь. За то, что он не умер от «Новичка» и нашел своих отравителей. За «Он вам не Димон». За «Дворец Путина».

Но мы также знаем, что суд над Навальным не привлечет такое же количество зрителей, как его фильмы, и не приведет к протестам — в отличие от многих прошлых знаменитых судов.

Вспомним, например, процессы в царское время над Верой Засулич или народовольцами; немецкий суд над Георгием Димитровым по делу о поджоге Рейхстага. Какие гремели страсти, как сшибались адвокаты с обвинением, как плакали присяжные и ликовала публика. На них выяснялись в общем-то важнейшие вопросы современности, подсудимые превращались в обвинителей и произносили речи, которые гремели в веках, 

Вспомним Московские процессы 1930-х. Они тоже были краеугольным камнем пропаганды и центром мирового внимания. Подсудимые признавались в ужасающих преступлениях, мировая общественность была потрясена. «Если это неправда, то что тогда правда», — вопрошал Лион Фейхтвангер.

На фоне этих страшных, громких — и менявших мир — процессов суд над Навальным в колонии, при всей его фарсовости, выглядит унылым.

Давайте посмотрим, как это Кремлю удалось.

Во-первых, ему помог общемировой тренд правосудия, который заключается в том, что суды везде, в том числе и в России, стали гораздо длиннее. Они тянутся, как дешевая мыльная опера, за счет бесконечного количества технических и процедурных бумаг.

Во-вторых, Кремль в отношении политических противников неизменно прибегает к тактике «тысячи порезов». Он предъявляет обвинения постоянно, много и часто, а любой процесс, который является перманентным, перестает быть новостью.

В России судят Навального; ну а еще в России идет снег. Примерно с той же регулярностью.

Наступление тумана не является новостью. Суд над Навальным перестал быть новостью, как и ковид.

В-третьих, Кремль очень аккуратно не предъявляет Навальному политических обвинений. Все обвинения, которые ему предъявляют — это обвинения уголовные, абсурдные и желательно мелкие. Ну представьте себе: судят Веру Засулич не за покушение на Трепова, а за то, что она в лавке украла пирожок. И так в 80-й раз. И вам уже надоест и лавка, и пирожок, и Засулич. Конечно, попадаются в речи обвинителей настоящие перлы, вроде «Подсудимый имел преступный умысел разоблачить коррупцию в высших эшелонах власти» и пр. — но их-таки надо выискивать в куче словесной и смысловой шелухи.

Этим мастерским приемом власть изменяет предмет разговора, а оппозиционер ставится в положение оправдывающегося. 

Оправдаться-то легко. Мы можем сколько угодно весело смеяться над внедренным когда-то в штаб Навального, а нынче работающим на RT «свидетелем» Серукановым, который рассказывает, что на Навального все работают за деньги, но факт-то в том, что мы вынуждены эту глупость обсуждать.

Представьте себе, если бы на процессе Засулич обсуждался вопрос, не стреляла ли она в Трепова потому, что он дал ей деньги в долг, а она возвращать не хотела. И с триумфом защита доказала бы, что нет, не брала?

И четвертое, самое важное. Исход процесса предрешен. В чем бы ни обвиняли Навального — в клевете на ветерана, похищении кировлеса, мошенничестве с пожертвованиями и пр. — мы совершенно точно знаем, что его признают виновным 

Как следствие — это лишает процесс интриги. Это все равно что читать детектив, если знаешь, что убийца — привратник. Если событие является ожидаемым, оно не является новостью.

В этом смысле возвращение Навального, на мой взгляд, было ошибкой. Да, это был смелый и жертвенный поступок, на который неспособны его противники. В отличие от суда, это было Событие. Выжить, найти своих же несостоявшихся убийц — и вернуться. Но События имеют ту особенность в нашем быстротекущем мире, что они кончаются. А после них начинаются тюремные будни, и оказывается, что жертвенный и смелый человек оказался в полной власти у гопников, и голос его почти не слышен.

Это было бы важно для всей страны, если бы такая крупная политическая сила возвысила свой голос против этого безумия. А вместо этого эта политическая сила вынужденно обсуждает «свидетеля» Серуканова.