Неделю назад, 20 января, в Нижнем Новгороде чеченские полицейские попытались взять в заложники действующего федерального судью Сайди Янгулбаева и его жену Зарему Мусаеву. Этот случай получил мировую огласку, о нем написали даже австралийские СМИ. Рамзан Кадыров, публично угрожающий семье федерального судьи тюрьмой или смертью, назвал при этом «террористом» — меня. Подобные высказывания чиновника класса «А», российского губернатора и генерала полиции напрямую связаны с моей профессиональной работой по освещению нарушений прав человека в Чечне.
Ситуация с семьей Янгулбаевых начала развиваться критически в феврале прошлого года. Тогда за границу срочно уехали средний и младший сыновья судьи Янгулбаева, Ибрагим и Байсангур, а его родители, старший брат и сестра начали получать сообщения с угрозами похищения, убийства, изнасилования и проч.
Последние семь дней накануне своего похищения Зарема звонила мне каждый раз, когда в их дверь стучали. Она почему-то шепотом, видимо, от стресса, советовалась, что им делать.
На 21 января был запланирован их отъезд из России. Я попросила нижегородского журналиста Костю Гусева проводить Янгулбаевых. Он, совершенно бесстрашный, собрался идти откапывать из-под снега свою машину. Мы договорились созвониться рано утром, чтобы я скоординировала Янгулбаевых с Костей и вызвала такси в аэропорт на тот случай, если он не заведет свою машину.
А через полчаса Зарема позвонила и страшно закричала: «За нами пришли…»
Зарема. Фото из семейного архива
С Янгулбаевыми я познакомилась летом 2017 года. Мои чеченские друзья попросили меня «вступиться за очередного чеченского судью». С Сайди Вахаевичем и его сыном Абубакаром мы встретились в Пятигорске, куда они приехали из Чечни. В самой республике встречаться со мной было для них небезопасно. Когда я услышала их историю, то поняла, что уже писала про эту семью: в публикации «Разделка властей», описывавшей знаменитое совещание главы Чечни Рамзана Кадырова с судейским составом республики, прошедшее в мае 2016 года. На том совещании Кадыров публично отправил в отставку назначенного президентом Путиным председателя Верховного суда ЧР Магомеда Каратаева. Рассказывая об этой ситуации, я также написала о чеченском судье, которого избили и заставили написать заявление об отставке, взяв в заложники его сына.
Это как раз и был Сайди Янгулбаев. Магомед Каратаев, за защитой к которому Сайди обращался, ничем тогда не помог Янгулбаеву. А через несколько месяцев его постигла аналогичная участь, и ему тоже никто не помог.
Надо сказать, весь чеченский судейский корпус был сильно потрясен историей этой семьи. Тем не менее практически все коллеги Янгулбаева предпочли прекратить с ним общение. Все, кроме русского по национальности судьи Верховного суда Чечни Дмитрия Петровича Горбовцова, который предлагал Сайди финансовую помощь: семья с четырьмя детьми жила на зарплату судьи и осталась после его вынужденной отставки без средств к существованию. Ежемесячное пожизненное содержание федеральному судье Янгулбаеву в нарушение закона стали выплачивать только после того, как правозащитная организация «Комитет против пыток» (была признана «иностранным агентом») наняла адвоката, и тот пожаловался в Судебный департамент ВС РФ. Тем не менее Янгулбаеву до сих пор не выплатили полагающиеся ему пособия за 2017, 2018 и 2019 годы — ответы Судебного департамента ВС РФ и ВС ЧР есть в распоряжении «Новой газеты».
Сайди Янгулбаев. Кадр из видео
Среднего сына судьи Янгулбаева Ибрагима можно справедливо назвать источником всех бед, постигших эту семью. Назвать можно, вот только язык не поворачивается. Потому что за свои поступки он первый заплатил немалую цену. Ну а то, что в Чечне вовсю практикуется коллективная ответственность и за «непутевого» (в глазах власти) сына отвечают отец и мать, — это сегодняшние реалии. Хотя даже в Чечне до последнего времени женщин в заложники не брали.
…Первый раз за Ибрагимом пришли в ноябре 2015 года. За несколько месяцев до этого он создал в социальной сети «ВКонтакте» группу Wolves Creed — «Кредо волков», в которой постил фотографии из интернета с убитыми во время военных действий жителями Чечни и, в общем, довольно невинно подшучивал над чеченской властью.
Это сегодня за изображение волка в любом виде в Чечне можно оказаться в полиции.
Забирают, кстати, всех — и взрослых, и школьников, чеченские учителя, например, делают рассылки в родительских группах в вотсапе, чтобы от греха подальше реквизировали у своих детей любую «волчью» символику.
Но эта борьба с волком — недавнее поветрие. Еще в прошлом году волк в Чечне не преследовался, и даже официальный портал «Чечен-инфо» мог позволить себе публикацию, объясняющую, почему чеченцы считают символом своей нации именно это животное.
«Буьйсанна борз ехкаш дуьненчу девлла тхо» — мы родились в ту ночь, когда ощенилась волчица», — так пел в гимне Ичкерии на стихи классика Абузара Айдамирова чеченский бард Имам Алимсултанов». Это — цитата из данной статьи.
Воющий на луну волк действительно ассоциируется с независимой Ичкерией. И именно поэтому в далеком 2015-м Ибрагим Янгулбаев, родившийся в год начала первой чеченской войны, назвал свою группу «ВКонтакте» «Кредо волков».
Ибрагим и Байсангур Янгулбаевы, покинувшие Россию. Кадр из видеообращения по поводу похищения их матери чеченскими силовиками
Российско-чеченский конфликт был и остается одной из основных тем, волнующих чеченскую молодежь.
В силу разных причин, в том числе, из-за молчания родителей, переживших две войны, и из-за официальной цензуры получать информацию о недавней истории чеченцам непросто. А вакуум, как известно, заполняется мифами. Власть придумывает свои, народ — свои. Но даже в народе существуют две противоположные точки зрения на эту тему. Когда о чеченской войне говорят русские, то они, как правило, вспоминают только о напрасно погибших российских мальчиках. Как будто, кроме них, на этой войне других жертв не было. Когда о чеченской войне говорят чеченцы, то все происходит с точностью до наоборот. Осознание того, что это наш общий страшный опыт и наши общие страшные потери, так и не пришло, и это до сих пор непреодолимой пропастью разделяет чеченцев и русских.
С установлением пророссийского режима одной из основных задач ФСБ в республике является мониторинг этой темы. Поэтому не случайно именно сотрудники республиканского ФСБ сыграли свою роль и в первом, и во втором задержании Ибрагима Янгулбаева.
В октябре 2015 года на официальной странице главы Чечни «ВКонтакте» появился комментарий пользователя с русским ником «Михаил Волопасов» следующего содержания: «Рамзан Ахматович, мне кажется, в этих группах экстремизм». Далее были указаны адреса групп во «ВКонтакте», среди которых была и страница «Кредо волков».
— Михаил, разберемся! — ответил на коммент Волопасова пользователь с ником «Рамзан Кадыров».
18 ноября 2015 года в доме судьи Верховного суда Чеченской Республики Сайди Янгулбаева высадился десант во главе с Магомедом Дашаевым, на тот момент начальником полиции УМВД РФ по г. Грозный. Трое Янгулбаевых — сам судья, его сыновья Абубакар и Ибрагим — были доставлены в резиденцию Рамзана Кадырова.
На ступеньках президентского дворца их поджидал спикер чеченского парламента Магомед Даудов. В его руках была папка с распечатками постов из группы «Кредо волков». Даудов сказал, что «ФСБ работала по группе четыре месяца».
Не знаю, над чем именно так долго работала ФСБ, но итоги этой работы мало впечатлили Рамзана Кадырова. Он посмотрел папку Даудова и всерьез заинтересовался совсем уж шуточной публикацией.
«В данной публикации я написал, что нашу деятельность в группе Wolves Creed финансируют «масоны», и живём мы в Израиле. То есть мы пытались высмеять людей, считавших, что нас поддерживает какая-то иностранная организация. Кадыров Р.А. воспринял эту публикацию всерьез.
Он приказал проверить информацию по поводу нашего финансирования и узнать информацию об оружии «Кракен» (в тексте упоминалось это слово в следующем предложении: «Выпускайте Кракена». — Е. М.).
Когда я услышал последнюю фразу <Кадырова>, я засмеялся. В связи с этим мне дал подзатыльник Усмаев В.А. (на тот момент — начальник Полка имени Кадырова. — Е. М.)… На меня набросились <остальные>… Я прижался к стенке, присел на корточки, попытался руками защитить лицо. Мне… наносили множество ударов по лицу, голове, телу… Один из ударов попал в нос, в связи с чем у меня открылось сильное кровотечение… Через некоторое время на полу скопилась <лужа> крови… Усмаев В.А…. потребовал слизать кровь с пола…
В этот момент Кадыров Р.А. сказал моему отцу, что он плохо меня воспитал. Он потянул его за руку в мою сторону. Этим жестом он хотел дать понять моему отцу, что тот должен меня наказать. Но мой отец отказался это делать и резким движением убрал руку Кадырова Р.А. После этого один из охранников пренебрежительно нанес моему отцу слабый удар ладонью в область шеи сзади. Увидев это, я резко встал, подбежал к этому охраннику. На меня сразу набросились… Меня повалили на пол на спину в позе «черепашки», начали избивать руками и ногами…
Отец… обратился к Кадырову Р.А. и возмущенно сказал: «Почему вы себя так недостойно ведете? Почему вы все <на него> набросились?»… На что Кадыров Р.А. разозлился еще сильнее и сказал, что объявляет мне кровную месть.
Также он добавил, чтобы мой отец воспитывал нормально других своих детей, во избежание подобных инцидентов. В Чечне объявление кровной мести означает, что Кадыров Р.А. мог со мной сделать все что угодно, вплоть до убийства…
Ибрагим Янгулбаев в 2022 году, уже за пределами России. Кадр из видео
…Кадыров Р.А. сказал…, чтобы моего отца и старшего брата увезли куда-то… Он приказал «поработать» с ними… Уже позже, через полгода, я… узнал, что их увезли в УМВД по Заводскому району, где моего старшего брата пытали током. Там же моего отца принудили подать в отставку с должности федерального судьи Верховного суда Чеченской Республики под угрозой моей смерти. Ему сказали, что если он подаст в отставку, то сможет меня увидеть через две недели. Данные требования ему высказывал <на тот момент> замминистра МВД Чеченской Республики Алаудинов Апты Аронович.
…Я остался в резиденции… Ко мне повернулся Кадыров Р.А., и… сказал: «Ты говоришь, что не будешь слизывать кровь с пола?» Я молчал. Он продолжил: «Не будешь слизывать кровь с пола?»… После этого ко мне обратился Усмаев В.А. и сказал, если я не буду слизывать кровь с пола, он отрежет мне язык.
Кадыров Р. А. … приказал принести ему трубу.
Под трубой все в Чечне понимают полипропиленовую трубу, являющуюся одним из распространенных инструментов, использующихся при избиениях жертв сотрудниками силовых ведомств.
Кто-то из охранников принес ему трубу. Четыре охранника взяли меня за конечности, положили животом вниз, лицом в окровавленный пол. Кадыров Р.А. наступил на мое лицо и начал избивать этой трубой. Сначала он избивал меня по спине, ногам, голове. Затем меня перевернули, сняли с меня мою толстовку, чтобы удары ощущались сильнее, и Кадыров Р.А. начал бить меня по животу. Затем он утомился и передал трубу Даудову М.Х… Затем трубу взял Усмаев В.А…
После третьего избиения я перестал воспринимать реальность, находился в затуманенном состоянии, часто терял сознание. Я ощущал жгучую, обжигающую боль… Как будто тебя сжигают заживо…»
В тот же день, 18 ноября 2015 года, судья Янгулбаев написал заявление о «добровольной» отставке. В нарушение принципа судейской неприкосновенности в его доме был проведен несанкционированный обыск и изъят табельный пистолет, о чем сохранилась расписка сотрудника УМВД по г. Грозный младшего лейтенанта Ямуркаева Х.С., выданная судье Янгулбаеву в 2 часа 45 минут ночи (!) 19 ноября 2015 года:
«Я, УУП ОУУП и ПДН УМВД России по г. Грозный № 022003 <Ямуркаев Х.С.> принял от гр-на Янгулбаева Сайда Вахаевича… пистолет ИЖ-71 9х17 № ВРА 388709 разрешение РСА № 3178660 патроны в кол-ве 18 шт. …»
Расписка младшего лейтенанта в получении табельного пистолета судьи Сайди Янгулбаева
О несанционированном обыске и изъятии у него табельного оружия судья Янгулбаев сообщил в докладной на имя тогдашнего председателя ВС ЧР Каратаева (есть в распоряжении «Новой»). Кроме того, он обратился с заявлением о преступлении в Следственный комитет России. Это заявление было спущено в чеченский СУСК. В постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении лиц, оказывавших давление на федерального судью, вынесенном полковником юстиции чеченского следственного комитета Мурадовым, сказано (стилистика и орфография оригинала. — Е. М.):
«Сотрудниками МВД по ЧР и УМВД России по г. Грозный в отношении Янгулбаева С.В. и членов его семьи незаконные действия не проводились, также не проводились не санкционированные обыска.
Когда в пересмотре решения ККС ЧР тому было отказано, начал «поливать» всех грязью и в качестве основного аргумента заявил, что на него оказывалось психологическое давление для подачи заявления об отставке».
Под «грязью»» полковник следственного комитета Чечни Мурадов, очевидно, имел в виду многочисленные заявления судьи Янгулбаева, поданные в Судебный департамент ВС РФ, в Высшую квалификационную коллегию судей ВС РФ, председателю СКР Бастрыкину, директору ФСБ Бортникову, наконец, президенту РФ Путину. Все эти обращения есть в распоряжении «Новой газеты», как, собственно, и ответы, написанные словно под копирку. Эти уважаемые инстанции и люди, олицетворяющие власть в российском государстве (а оно формально гарантирует российским судьям неприкосновенность и государственную защиту), предложили федеральному судье Янгулбаеву разбираться со своей проблемой по месту жительства.
То есть все жалобы на чеченский беспредел были спущены чеченским беспредельщикам.
Из резиденции главы Чечни Ибрагима Янгулбаева забрал руководитель СОБРа «Терек» Абузайд Висмурадов, друг детства Кадырова, известный по своему позывному «Патриот». О «Патриоте» Ибрагим говорит, что ни в резиденции Кадырова, ни в последующем Висмурадов не применял к нему физического насилия, хотя его и провоцировали. Почему? У Ибрагима нет ответа на этот вопрос. Может быть, Висмурадов его пожалел (говорят, «Патриот» на такое поведение способен). Может быть, в Чечне достаточно людей, готовых делать за начальников «грязную работу».
Абузайд Висмурадов. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
«Ко мне подошел Т. М. (полное имя есть в распоряжении «Новой». — Е. М.), по прозвищу «ОМОН Магомед»… приказал мне завести руки за спину и надел на меня наручники. Наручники он застегнул настолько туго, что через некоторое время у меня начали неметь кисти рук. Он вывел меня из комнаты в гараж, подвел меня к стене около розетки, поставил меня на колени. Напротив на корточки присел А. (имя есть в распоряжении «Новой». — Е. М.)
Он мне сказал, чтобы я начал рассказывать обо всех администраторах группы Wolves Creed, а также о других лицах, недовольных чеченской властью…
Я им представил… страницы… без достоверных имен. Они расценили представление данной информации как отказ от сотрудничества и решили, что надо со мной «поработать»… Т. М., улыбаясь, зашел в комнату и через минуту вышел обратно, … зашел ко мне за спину, и я почувствовал, как он мне прицепил на мизинцы обеих рук приспособления, похожие на прищепку. А. снова начать требовать выдать им адреса людей, с которыми я работал в группе…
В этот момент я услышал, как начали что-то крутить, при этом послышался какой-то механический звук. И я ощутил электрическую боль. Сперва я не понял, в чем было дело. Меня как будто внутри что-то скрутило, мои мышцы резко сократились…
А. … повторил требование о сотрудничестве с ними. Он сказал, что дальше будет намного хуже, и «это только цветочки». …Затем меня начали снова пытать током… Я упал, стоя на коленях, на пол лицом вниз… Меня оттащили в центр гаража и начали избивать <полипропиленовой> трубой и ногами. Оттащили меня для того, чтобы в избиении участвовало больше людей: у стены это делать им было неудобно. Затем меня подключили к аппарату и снова начали бить током. Потом Т. М. поставил меня на колени, встал сзади, взялся руками за плечи и начал меня бить коленом по почкам. Потом он подошел ко мне спереди и начал бить кулаком в лицо, по животу…
После избиения меня снова подсоединили к аппарату и начали бить током, в этот раз обливая водой, видимо, для усиления действия тока. …На моем левом глазу была большая гематома: я им больше не видел, моя челюсть болела, как будто ее сломали (я ею не мог нормально двигать, открывать, мне было тяжело разговаривать), у меня очень сильно болели почки, ребра (как будто их сломали), кисти рук …сильно онемели, руки и ноги у меня были в таких сильных кровоподтёках, что почернели и опухли…
А. начал снова выяснять, какие еще контакты я могу передать, <требовал> рассказать о какой-нибудь незаконной деятельности моего отца и старшего брата, были ли они замешаны в каких-нибудь коррупционных схемах, … потребовал от меня выдать <хоть одного> человека, находящегося в Чечне, который «плохо думал» о Кадырове Р.А. …
Потом А. пришел уже с проводами, оголенными на концах. Этот провод выглядел следующим образом: на одном конце была вилка, от которой тянулся изолированный двухжильный провод, оголенный на конце. Эти провода были довольно толстыми. Сначала эти провода мне надели на мизинцы. Заматывал их Х. (имя известно «Новой». — Е. М.). Он старался не наматывать эти провода сильно, поэтому, когда меня били током, я смог большими пальцами эти провода быстро скинуть. Т. М. это надоело, он сказал Х., что он плохо наматывает провода. И затем Т. М. сам очень сильно намотал провода вокруг моих мизинцев…, они впились в кожу, и потекла кровь. Затем меня посадили на ягодицы, Т. М. встал на мои кисти рук, находящиеся в наручниках, чем их сильно заломил вверх. Сделал он это для того, чтобы я не смог сбросить провода… Процесс ударов током проходил следующим образом: cотрудник вставлял вилку в розетку на одну-две секунды, а затем вытаскивал. А. все это время кричал, чтобы я начал называть им имена. Во время ударов током меня избивали полипропиленовой трубой по спине.
Однако боль от тока была такая сильная, что полипропиленовую трубу я не ощущал…
<Во время избиения> меня оскорбляли на чеченском разными словами. Было и такое оскорбление: «Чтобы тебя трахнул твой отец», — если переводить дословно. В чеченском обществе данное оскорбление считается самым сильным из всех. Кроме того, А. угрожал, что они совершат в отношении меня акт сексуального насилия в виде проникновения в задний проход с помощью полипропиленовой трубы…
Затем… А. дал указание бросить <меня> в «подвал». <Перед этим> мне разрешили зайти в туалет… Моя моча была красного, даже бордового цвета. Мочиться было больно…
Мы спустились <в подвал>… Моя камера делилась двумя бетонными выступами на две части. В первой части камеры справа находилась арматура, веревки, крюки, вбитые в стену. Ни койки, ни туалета, ни настила не было. Был голый пол… На стенах были нацарапаны надписи с такой формулировкой, будто они были предсмертными. Я помню, что я нацарапал на левом выступе с торца на русском языке «Рай уже близок»…»
Ибрагима Янгулбаева выпустили из секретной тюрьмы в мае 2016 года. А в мае 2017-го к дому Сайди Янгулбаева снова приехала кавалькада машин. Все тот же начальник грозненской полиции Магомед Дашаев зашел к Янгулбаевым почти как к давним знакомым. И причина задержания была в этот раз все та же.
Полгода, проведенные в подвале, ничему Ибрагима Янгулбаева не научили, и свою группу «Кредо волков» он реанимировал уже в конце 2016 года.
По словам Сайди Янгулбаева, в этот раз даже обыск не проводили. Дашаев просто приказал Ибрагиму надеть куртку и прихватить с собой жесткий диск от компьютера. Он даже согласился на то, чтобы с ними поехала мать Ибрагима Зарема.
Маму усадили на стульчике на первом этаже УМВД по г. Грозный, а Ибрагима повели на четвертый. Без электрического тока и полипропиленовых палок не обошлось и в этот раз. В «кусок мяса» Ибрагима превратили всего за несколько часов. Он пытался все отрицать, но доказательства его вины были железными: в группу «Кредо волков» под видом «чеченского диссидента» внедрился начальник отдела оперативно-разыскной информации УМВД РФ по Грозному Шахрудди Томаев и вполне успешно за несколько месяцев собрал целую коллекцию голосовых сообщений Янгулбаева, в которых тот в нецензурной форме выражал свое мнение по поводу чеченских порядков, главы Чечни и, что самое ужасное, говорил про его отца — Ахмата Кадырова (материалы уголовного дела есть в распоряжении «Новой»).
Однако сажать в подвал Янгулбаева в этот раз не стали. План был другой: «сделать результат». У этого эвфемизма есть два смысла.
В сугубо чеченском варианте он, как правило, означает самое мрачное — ликвидацию под видом боевика. Но есть и более гуманная версия, широко распространенная не только в Чечне, — сфабрикованное уголовное дело.
Поскольку в УК РФ не предусмотрена уголовная ответственность за критику чеченской власти, чеченские полицейские вдумчиво подошли к решению этой проблемы. Они тщательно изучили российский уголовный кодекс и выбрали наиболее соответствующую «преступлению» Янгулбаева статью. Ни много ни мало — публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя РФ (ст. 295 УК РФ).
— Я прямо себя зауважал, когда набирал на компьютере Дашаева под его же диктовку свои «признательные показания» о том, как замышлял насильственное свержение чеченской власти, — сказал Ибрагим своему адвокату Марине Дубровиной.
Но тут в дело вмешались сотрудники УФСБ по ЧР, которым, по всей видимости, тоже нужен был «результат».
«5 июня 2017 года <ко мне в камеру> пришел человек, представившийся сотрудником УФСБ Алексеем. Он показал мне мои новые признательные показания. Если раньше мои действия квалифицировались как насильственное свержение власти в Чечне, то теперь меня обвиняли по статье 282 УК РФ в возбуждении ненависти по отношению к социальной группе «русские военные»… День этот я запомнил очень хорошо, потому что затем приходила мама с передачей и поздравила меня с днем рождения. Я успокоил ее тем, что мои действия переквалифицировали на более мягкую статью…»
Защитником Ибрагима Янгулбаева по уголовному делу и затем в суде стала адвокат Марина Дубровина, ее наняла правозащитная организация «Общественный вердикт» (Минюст считает данную организацию «иностранным агентом»). Понимая, что в суде придется давать показания обо всех незадокументированных задержаниях самого Ибрагима и его родственников (то есть прямо свидетельствовать против главы Чечни Рамзана Кадырова и его силовиков), семью федерального судьи вывезли из Чечни и обеспечили защитой сотрудники МРОО «Комитет против пыток» (организация тоже была признана «иностранным агентом» и по этой причине самоликвидировалась). Активное содействие в этом деле оказывал ПЦ «Мемориал», также признанный государством «иностранным агентом» и ликвидированный недавно по решению суда. Это далеко не первый (и не последний) случай, когда «иностранные агенты» оказываются гораздо эффективней государства в защите государственных же агентов — в данном случае семьи федерального судьи Янгулбаева.
Процесс проходил в Заводском суде, председательствовал судья Ибрагим Дедиев, гособвинителем была Милана Байтаева. Как и журналисты «Новой газеты», она разрывалась между судом по делу правозащитника Оюба Титиева в Шали и судом по делу Ибрагима Янгулбаева в Грозном — эти процессы шли одновременно.
Судя по всему, Байтаева плохо разбиралась в алгоритме работы социальных сетей и не понимала, как осуществляется администрирование сайтов, страниц и групп. Гораздо более продвинутые свидетели (почти все — молодые чеченцы) постоянно ее поправляли. Но иногда они просто не могли сдержать смех в ответ на беспомощные вопросы гособвинителя. Байтаеву это бесило.
Вот типичный пример.
«Гос. обвинитель Байтаева М.Х. вопрос к свидетелю Тимуркаевой М.Р.:
— Скажите, пожалуйста, именно подсудимый выкладывал в эту группу фотографии? Какая-либо запись <об этом> производилась?
Ответ свидетеля Тимуркаевой М.Р.:
— По-моему там были разные администраторы и редакторы были. Я не знаю, именно кто выкладывал. Именно кто я не знаю, мне ничего никто не говорил.
Гос. обвинитель Байтаева М.Х. вопрос к свидетелю Тимуркаевой М.Р.:
— Именно Янгулбаев И.С. выкладывал в данную группу какие-то фотографии, видеоролики?
Ответ свидетеля Тимуркаевой М.Р.:
— Я же говорю, что не знаю. Не знаю, потому, что в группе не показывало, кто именно выкладывал.
Гос. обвинитель Байтаева М.Х. вопрос к свидетелю Тимуркаевой М.Р.:
— Тогда я вам задам еще раз вопрос <по другому>. Именно лицо, которое находится на скамье подсудимого выкладывало фотографии?.. Вы не улыбайтесь, мы находимся не на базаре! Вы смотрите в сторону подсудимого и улыбаетесь, здесь не до улыбок… Ваша честь! Когда идет допрос она смеется.
Председательствующий:
— Гос. обвинитель подождите, я делаю вам замечание. Улыбаться можно, плакать нельзя. Улыбаться можно — главное, чтобы процессу это не мешало…»
«Плавающей» в фабуле обвинения Милане Байтаевой этот смех очень мешал. В ее голосе появлялась несвойственная ей неуверенность, а обличительный пафос, который она так любит использовать против оппонентов и даже судей, улетучивался. Именно поэтому суд шел и шел, а обстоятельства якобы совершенного Янгулбаевым преступления ясней не становились. Зато на каждом судебном заседании мы устанавливали очевидный факт: подсудимого судят не за фотографии, посты и ролики, «вызывающие ненависть и вражду к русским военным», а за критику чеченских властей.
«Гос. обвинитель Байтаева М.С. вопрос к свидетелю Томаеву Ш.Х.:
— Вы в ходе беседы, не спрашивали у Янгулбаева с какой целью выкладываются?
Ответ свидетеля Томаева Ш.Х.:
— С целью дестабилизации, можно так сказать именно обстановки в ЧР и всей власти.
…Гос. обвинитель Байтаева М.С. вопрос к свидетелю Томаеву Ш.Х.:
— Вы утверждаете, что все фотография, видеоролики, которые отправлялись в данную группу… направлялись подсудимым… против власти в ЧР?
Ответ свидетеля Томаева Ш.Х.:
— Конечно.
…Гос. обвинитель Байтаева М.С. вопрос к свидетелю Хусаинову А.Р.:
— Для чего им это нужно было? Что они этим хотели показать, доказать что-то?
Ответ свидетеля Хусаинова А.Р.:
— Им не нравилась политика действующей власти.
…Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М.А. вопрос к свидетелю Хаджимурадову Х.С.:
— То есть вы не помните, что вас вызывали на несанкционированные митинги (имеются в виду опубликованные в группе «Кредо волков» посты о митингах и протестных акциях сторонников Алексея Навального. — Е. М.)?
Ответ свидетеля Хаджимурадова Х.С.:
— Нет, не помню.
Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М. А. вопрос к свидетелю:
— Вы это вспомнили после оглашения государственным обвинением ваших показаний <данных на следствии>?
Ответ свидетеля Хаджимурадова Х.С.:
— Да.
Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М. А. вопрос к свидетелю:
— Вам известно о том, что митинги носят уведомительный порядок? Как Вы пришли к выводу о том, что Вас звали именно на несанкционированный митинг?
Гос. обвинитель Байтаева М.С.:
— Ваша честь! Я считаю, что данный вопрос не по существу.
Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М. А. вопрос к свидетелю:
— Как это не по существу? Этот вопрос в связи с оглашенными показаниями.
Председательствующий к свидетелю Хаджимурадову Х.С.:
— Свидетель, отвечайте на вопросы защитника подсудимого.
Ответ свидетеля Хаджимурадова Х.С.:
— Потому, что они были против власти.
Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М. А. вопрос к свидетелю:
— Против какой власти?
Ответ свидетеля Хаджимурадова Х.С.:
— Против действующей власти.
Защитник-адвокат подсудимого Дубровина М. А. вопрос к свидетелю:
— Скажите, пожалуйста, известно ли вам что критика действующей власти в Чечне, а также власти Российской Федерации не преследуется уголовным кодексом РФ?
Ответ свидетеля Хаджимурадова Х.С.:
— Извините, этого я, к сожалению, не знал…»
2 июля 2018 года подсудимый Ибрагим Янгулбаев, находясь в СИЗО Грозного, почувствовал резкие боли в животе. 2 июля он написал заявление на имя начальника медсанчасти СИЗО Анзора Бахаева. Только спустя три дня тюремный врач вколол ему обезболивающее. На следующий день состояние ухудшилось настолько, что сотрудники СИЗО вызвали скорую. Бригада осмотрела Янгулбаева и рекомендовала срочную госпитализацию с связи с подозрением на аппендицит. Но в госпитализации сотрудники СИЗО Янгулбаеву отказали. Насколько я понимаю, все действия в отношении «особых» арестантов руководство грозненского СИЗО согласовывает с чеченскими силовиками, а те — с чеченскими властями. Поэтому проще было дать Янгулбаеву обезболивающее и надеяться, что «все рассосется». Но лекарство уже не помогало.
«Я был таким бледным, каким не был даже после полугодичного пребывания в подвале у силовиков. На мне выступал холодный пот, живот при любом движении болел так, как будто его наживую резали ножом. От боли ночью я не мог уснуть, я старался вообще не двигаться, так как малейшее движение вызывало острую режущую боль… Такую боль я еще не испытывал, несмотря на мой опыт <с пытками>. При этом с чем-то сравнить такую боль я не мог, потому что по своему характеру она отличалась от избиений и пыток током. Эта же боль была гораздо нестерпимей…»
10 июля Янгулбаев попросил снова вызвать скорую, но ему отказали. 11 июля его повезли в суд, и это спасло ему жизнь.
«Когда меня передавали конвоирам, они так испугались, увидев мое состояние, что сняли меня на камеру видеофиксации. Они боялись, что я умру по дороге в суд… В суде мои родственники, адвокат Марина Дубровина, журналистка «Новой газеты» Ольга Боброва увидели мое состояние. Я сообщил им, что, несмотря на подозрение на аппендицит, меня не лечат. Кто-то из них позвонил в скорую помощь.
Марина Дубровина попросила провести судебное заседание, чтобы зафиксировать мое состояние. Суд опросил меня, я подтвердил, что у меня диагностировали подозрение на аппендицит. Суд закончился быстро, однако из суда конвоиры отправили меня обратно в СИЗО. В СИЗО начали заполнять какие-то бумаги, отправили в камеру, потом в медсанчасть и только вечером доставили в девятую городскую больницу.
Меня осматривал главврач больницы. Он сказал, что я чудом еще живой. Ходить я уже не мог, меня перемещали на коляске и сразу отправили на операцию. Операция длилась пять часов. Очнулся я в реанимационной палате. Мне сказали, что из меня выкачали двести пятьдесят миллилитров гноя…»
Несмотря на тяжелейшее состояние после операции, в больнице Янгулбаева продержали всего семь дней, а затем прямо из реанимации отвезли в СИЗО и поместили в общую камеру.
«Я не мог сходить в туалет, потому что в камере был напольный унитаз, а я садиться на корточки был не в состоянии. Кроме того, мне нужна была особая диета, которую мне не обеспечили, и ежедневное промывание швов. Бахаев А. сказал, чтобы я подождал одну ночь и мне выделят новую камеру. На следующий день начальник медицинской части свои обещания не выполнил…
Я провел в камере всю неделю. Мне становилось хуже, я не мог дышать из-за боли, самостоятельно двигаться, все тело болело, температура не падала… Я смог передать номер моих родственников моему сокамернику Магомеду и, когда он приехал с судебного заседания после обеда, он сказал, что мои родственники предупреждены.
Действительно, в этот же день пришел Бахаев А. в сопровождении доктора и медсестры. Впервые после операции и возвращения в СИЗО меня осмотрели врачи, сделали УЗИ, обезболивающие уколы, в общем, засуетились. Но мне становилось только хуже. Я уже не мог даже дышать… Тогда они вызвали скорую и снова увезли в больницу.
Со мной поехали сотрудники ФСИН. Среди них были начальник по охране СИЗО № 1. Он сказал, что ему уже звонил прокурор и что о моей ситуации все знают…»
Уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова. Фото: Николай Галкин / ТАСС
Как только сокамерник Ибрагима передал его родственникам информацию, они позвонили в редакцию «Новой газеты», а мы обратились за помощью к Татьяне Николаевне Москальковой. Она тут же связалась с руководством республики и прокурором и поставила на уши всю Чечню. Только благодаря этому жизнь Ибрагима Янгулбаева удалось спасти во второй раз.
Больше судебных заседаний по делу Янгулбаева не было. Сначала он долго лечился, потом ушел в отпуск судья Дедиев. А 2 октября 2018 года Владимир Путин предложил частично декриминализировать 282-ю статью УК РФ. Для Ибрагима Янгулбаева это означало прекращение уголовного преследования. То есть — свободу.
28 декабря мы с Мариной Дубровиной выпили по бокалу шампанского за Владимира Владимировича. В этот день вступил в силу закон о частичной декриминализации ст. 282-й УК РФ. Выпив шампанского, мы тут же сели за разработку плана по эвакуации Ибрагима из Чечни.
Подписанный Путиным закон (а скорее даже тот факт, что декриминализация 282-й была личной инициативой президента) давал большие шансы на успех нашего предприятия, но 100% гарантии все равно не было.
Мы имели дело с Чечней, где авторитет президента и авторитет падишаха (именно так в Чечне публично называют Кадырова) — вещи все-таки несопоставимые.
Владимир Путин. Фото: Алексей Дружинин / ТАСС
Ибрагима могли не отпустить, выбив из него «признательные» показания в еще каком-нибудь преступлении. Например, найти в его доме гранату в черном полиэтиленовом пакете (самое распространенное после хранения марихуаны «преступление» в Чечне), могли, в конце концов, отпустить и тут же похитить. Последнего мы опасались больше всего.
Рано утром 9 января, в первый рабочий день 2019 года, мы с Мариной Дубровиной уже были у Заводского суда Грозного. Неподалеку (но скрытно) дежурила машина с командой «Комитета против пыток» во главе с Димой Пискуновым. Моя коллега Оля Боброва уже подготовила «рыбу» новости, в которой оставалось добавить один абзац, в зависимости от того, как будет развиваться ситуация: либо Янгулбаев выйдет на свободу, либо — не выйдет. Татьяна Николаевна Москалькова была на связи.
Заседание началось ровно в 12 часов утра. Марина Дубровина тут же заявила о ходатайстве. В тексте ходатайства об освобождении Ибрагима Янгулбаева президент Путин фигурировал раз 15. Возможно, ему в этот день даже икалось. Судья Дедиев выслушал Марину Дубровину и повернулся к прокурору:
— Что считает обвинение по поводу инициативы президента Российской Федерации? — спросил он Милану Байтаеву.
— Я прошу суд сделать перерыв, — сказала Байтаева после длительной паузы. Она опустила голову, увидела мой диктофон, и ее передернуло.
Судья объявил перерыв. Мы остались в зале, Байтаева и судья удалились.
Прошло полчаса.
Потом час.
Потом еще час.
Даже Ибрагиму отказало его неизменное чувство юмора, он притих в своей клетке.
Сидеть на месте было невозможно, я прогуливалась по коридору суда, неприлично долго задерживаясь под дверью судьи Дедиева. Я отчетливо слышала голоса Байтаевой и еще кого-то. Этот кто-то и Байтаева говорили на повышенных тонах. Судьи Дедиева в кабинете либо не было, либо он хранил молчание.
Тогда я начала второй акт марлезонского балета.
Я позвонила своей коллеге Оле Бобровой. И очень громко стала вести репортаж с места события. О том, что в суде не происходит ровным счетом ничего, я рассказывала Бобровой, кажется, около часа. Во всех подробностях. Зачитала ей вслух, почти по слогам, ходатайство Марины Дубровиной. В конце добавила: — «Так и пиши, что чеченские власти плюют на президента России. Не первый, в общем, раз».
Через 10 минут в зал влетела прокурор Байтаева. Еще через 10 минут судья Дедиев с улыбкой возобновил процесс.
— Обвинение против удовлетворения ходатайства защиты не возражает, — выпалила Байтаева и вылетела из зала суда.
Секретарь попросил всех встать, суд удалился для вынесения решения.
Процесс его принятия и оформления занял совсем немного времени.
Судья Дедиев объявил, что в связи с президентскими поправками в 282-ю статью уголовное преследование в отношении Ибрагима Янгулбаева прекращено и он подлежит немедленному освобождению в зале суда.
Пока конвой (надо было видеть их улыбки) открывал двери клетки, я вызывала такси.
Нам предстоял последний и самый непредсказуемый этап — вывезти Ибрагима Янгулбаева из Чечни.
Ибрагим, еще не веря в свою свободу, вышел их клетки. Я передала ему зимнюю куртку. Мы вышли из зала суда, спустились вниз, и тут Марину Дубровину кто-то окликнул.
Хорошо знакомый нам сотрудник суда подошел к ней и поцеловал руку.
— Спасибо вам за все! — сказал он.
На улице уже было темно. Насколько я могла сориентироваться, у суда подозрительных людей и машин не было. Такси повезло нас к магазину в Грозном. Это был особый магазин. У него — два входа. Около одного их них нас должна была ждать машина сотрудника КПП Димы Пискунова.
Мы завели Янгулбаева через один вход, вывели — через другой и усадили в машину сотрудников КПП. Через час Ибрагим написал, что они благополучно пересекли чечено-ингушскую границу…
В апреле 2020 года был создан телеграм-канал «Адат», рассказывающий о похищениях, пытках, внесудебных расправах и нравах чеченской власти. Через год он стал самым популярным информационным ресурсом в Чечне, а семья Янгулбаевых превратилась в личных врагов Рамзана Кадырова.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}