Жалоба первая

Жалоба «Тагаева и другие против России» была подана в 2007 году по универсальным правилам Страсбургского суда, то есть в шестимесячный срок после обжалования и вступления в законную силу приговора по делу Нурпаши Кулаева, по версии следствия, единственного выжившего бесланского террориста. 

В ходе этого судебного процесса потерпевшими были подняты не столько вопросы о вине Кулаева, сколько об ответственности российских спецслужб за непредотвращение теракта, а также за гибель 94% заложников (298 из 314 заложников погибли 3 сентября 2004 года в ходе штурма). Однако суд по делу Кулаева отказался выяснять причины первых взрывов в спортзале бесланской школы, с которых и начался штурм школы, также суд отказался давать оценку фактам применения спецназом ФСБ огнеметов, гранатометов и танков «для освобождения заложников». Судья отослал потерпевших к основному, «материнскому» уголовному делу по Беслану: когда его расследуют и передадут в суд, тогда и поговорим об ответственности государственных агентов за смерть людей. 

Сроки следствия продлеваются и продлеваются по формальным причинам (необходимость установления личностей террористов, захвативших школу). Но настоящая причина  видится только одна — под предлогом «тайны следствия» скрыть от потерпевших и российского общества материалы расследования. 

409 заявителей, поставивших свои подписи под жалобой в Европейский суд по правам человека в 2007 году, уже тогда прекрасно понимали, что государство не заинтересовано в объективном расследовании бесланской трагедии.

Рассмотрение этой жалобы заняло у Страсбургского суда 10 лет, но результат оказался ошеломительным. Впервые в печальной российской  истории терактов ЕСПЧ признал, что власти России допустили в отношении заявителей нарушение как позитивных, так и негативных обязательств по статье 2 Европейской конвенции (право на жизнь). То есть суд признал власти РФ ответственными за недостаточные усилия по предотвращению теракта, за необоснованное применение в ходе штурма школы 3 сентября 2004 года оружия неизбирательного поражения, а также за неэффективное расследование обстоятельств гибели заложников. 

ЕСПЧ присудил заявителям почти 3 млн евро, но компенсация никогда не была приоритетом для бесланцев. По сегодняшний день они добиваются одного — объективного расследования и признания государством своей меры ответственности за случившуюся трагедию. «Для извлечения уроков из прошлого, повышения осведомленности о применяемых правовых и ведомственных стандартах <в ходе контртеррористических операций> и
недопущения подобных нарушений в будущем». Так сказано в решении ЕСПЧ по делу Беслана. А еще там четко сказано, что Следственный комитет России обязан учесть мнение Страсбургского суда и сделать расследование обстоятельств гибели заложников эффективным и прозрачным для потерпевших. 

Российское правительство пыталось обжаловать это решение, но апелляция была отклонена. Тогда власти выплатили бесланцам 3 млн евро и… продлили  сроки следствия по «материнскому» делу, а вместе с ними и «тайну следствия» еще на несколько лет. 

Вот только в случае с Бесланом типичная стратегия российских властей — заплатить компенсации и закрыть глаза на требования ЕСПЧ — дала сбой. Потому что бесланские потерпевшие решили: у преступления без наказания срока давности нет. 

Жалоба вторая

В сентябре 2010 года, то есть через шесть лет после теракта, несколько потерпевших, ранее не обжаловавших приговор суда по Кулаеву и не обращавшихся ни в российские судебные инстанции, ни в 2007 году в Страсбург, подали ходатайство в Следственный комитет России со следующими требованиями (цитирую решение ЕСПЧ): «Несмотря на выявленные в ходе судебного процесса <по Кулаеву> доказательства того, что ключевым лицом, руководившим применением тяжелого вооружения во время штурмовой операции, был генерал Тихонов, <потерпевшие> спустя годы после того, как этот судебный процесс был завершен в 2006 году, так и не были проинформированы о расследовании его уголовной ответственности <за гибель заложников>.

Потерпевшие потребовали провести расследование об уголовной ответственности <генерала Тихонова и других> должностных лиц или сообщить им о результатах любого такого расследования, если оно уже было проведено. Они также выразили недовольство тем, что их не информируют о ходе расследования причин гибели и ранений членов их семей, а также тем, что потерпевшие не имеют доступа к важным документам, касающимся работы оперативного штаба <1–3 cентября 2004 года> и обстоятельств штурма…»

Следователь по бесланскому делу предсказуемо отфутболил потерпевших, в том числе, и бывших заложников, которые на момент теракта были несовершеннолетними.

Следователь сказал им: «Никакая информация о текущих событиях и результатах расследования не может быть представлена, пока расследование не завершено». Но забыл сказать, когда именно это расследование будет, наконец, завершено.

Отказ следствия был обжалован в судебных инстанциях, и лишь через два года потерпевшим удалось добиться хоть какого-то решения суда. Судья Ленинского суда Правобережного района предсказуемо отклонил жалобу бесланцев, указав, в частности, что заявители не имеют права доступа к протоколам заседаний членов оперативного штаба и даже не имеют права знать, велись ли такие протоколы. А ведь именно в ходе таких заседаний и решалась судьба заложников.

Кроме того, потерпевшие не имеют права знакомиться с допросами этих членов штаба и с другими материалами дела, хотя после теракта к тому моменту прошло уже целых 8 лет.

30 мая 2012 года Верховный суд Северной Осетии оставил в силе решение районного суда по жалобе заявителей. Дальнейшие апелляции заявителей вообще не принимались российскими судами к производству как «лишенные предмета для рассмотрения». То есть российские суды (включая Верховный суд РФ) буквально не видят в до сих пор нерасследованной гибели бесланских заложников «предмета для рассмотрения». 

И тогда 14 сентября 2012 года 39 потерпевших последовали путем 409 бесланских первопроходцев и подали вторую жалобу по Беслану в Страсбургский суд. 

В декабре 2017 года, через 8 месяцев после решения ЕСПЧ по первой жалобе — «Тагаева и другие против России», бесланские потерпевшие, включая и заявителей по второй страсбургской жалобе, опять обратились в Следственный комитет России с ходатайством о проведении расследования с целью выяснения основных обстоятельств дела, а именно — использования во время штурма школы оружия неизбирательного действия государственными агентами. Они требовали от следствия дать оценку этим действиям в соответствии с решением ЕСПЧ по Беслану. Следственный комитет и российские суды опять отказали потерпевшим. Потерпевшие, в свою очередь, приобщили эти отказы в качестве доказательства ко второй (и далеко не последней) жалобе в ЕСПЧ по делу Беслана. 

Россия против Беслана

Жалоба «Авсанова и другие против России» была подана в Страсбургский суд спустя 8 лет после теракта в Беслане. Российское правительство выступило категорически против признания этой жалобы приемлемой, ссылаясь, в первую очередь, на то, что заявители упустили все сроки для обращения в Страсбург. Так, правительство дало понять, что 39 потерпевших фатально (на шесть лет) опоздали со своей жалобой, потому что еще в 2006 году они должны были уяснить: никакой правовой защиты в России они не найдут. Представители российского государства даже сослались на знаменитую голодовку матерей «Голоса Беслана»*. По логике российских властей, раз 39 заявителей не голодали, не протестовали и не боролись с государством за свои права с самого начала, значит, они «оставались полностью бездействующими». И их ходатайство, поданное в 2010 году в Следственный комитет, является юридическим трюком, совершенным «исключительно для возобновления шестимесячного срока» (то есть для того, чтобы соблюсти необходимые формальности для подачи жалобы в Страсбургский суд). Таким образом, главная цель этих заявителей, по мнению российских властей, — вовсе не правосудие, а банальное желание получить денежную компенсацию.

Российские власти привели и другие аргументы по существу жалобы, в которой жители Беслана обвиняли государство в, цитирую решение ЕСПЧ, «неспособности защитить своих граждан от известной и предсказуемой угрозы жизни (террористического акта), в нарушении обязательства государства по расследованию обстоятельств гибели своих граждан, в неспособности планировать <cиловую операцию> и контролировать применение смертоносной силы с целью сведения к минимуму риска для жизни <заложников>, а также в чрезмерном применении смертоносной силы…»

Так, например, по мнению представителей России, бывшая заложница Амага Дзуцева, которой  в результате штурма бесланской школы был причинен тяжкий вред здоровью, не имела права обращаться в Страсбургский суд, поскольку ее свекровь, Зоя Дзуцева, уже обращалась в ЕСПЧ (как заявитель первой жалобы по Беслану) по факту гибели своей внучки (дочери Амаги Дзуцевой). 

Логика российского правительства: семья Дзуцевых уже получила компенсацию по одному решению ЕСПЧ, хватит с них и этого!

Заявительница Валерия Гафурова якобы не имела права жаловаться в ЕСПЧ, так как на момент подачи жалобы (в 2012 году) она была несовершеннолетней. То есть дети, пострадавшие в теракте, по логике российского правительства, не могут добиваться ответа на главный бесланский вопрос: почему государство их не защитило и не спасло? 

Следственный комитет России, например, вообще не считал таких «симулянтов» потерпевшими. Так почему их жалобы рассматривает Страсбургский суд? 

Наконец, в случае признания жалобы жителей Беслана приемлемой, а их доводов — обоснованными российское правительство попросило Страсбургский суд ОТКАЗАТЬ заявителям в денежной компенсации, потому что, цитирую, «признание нарушения Конвенции (то есть факта нарушения государством обязательств по защите жизни своих граждан. — Е. М.) было бы само по себе достаточной справедливой компенсацией…»

«Перед лицом бездействующего расследования» 

ЕСПЧ отклонил все доводы российского правительства  и четко артикулировал свою позицию. Суд посчитал, что все, кого бесланская трагедия «затронула непосредственно и лично» имеют право на правосудие. Кроме того, Суд заявил: пока российское государство не поставит точку в расследовании обстоятельств гибели заложников, у пострадавших будет право обращения в Страсбург по этому делу в связи с неэффективным расследованием. «Суд отмечает, что уголовное расследование по <бесланскому> делу все еще продолжается, и суть жалоб заявителей неразрывно связана с этим расследованием. Правительство утверждало, что заявители должны были осознать безрезультатность официального расследования не позднее 2006 г., но это <утверждение> противоречит постоянным и настойчивым усилиям потерпевших добиться эффективного расследования и после этой даты. Поэтому нельзя утверждать, что к моменту подачи своей жалобы заявители бездействовали перед лицом бездействующего  расследования…»

Суд также посчитал, что результат усилий, которые одна часть пострадавших предпринимала для достижения правосудия в национальных судах, распространяется на всех пострадавших от теракта, и этим людям вовсе не обязательно проходить тот же самый путь, так как если он оказался неэффективным для одной части заявителей, то не окажется эффективным для остальных. «При таких обстоятельствах заявители, которые не воспользовались тем же средством правовой защиты, которое оказалось неэффективным в отношении других потерпевших в том же положении, могут быть разумно освобождены от этого…»

Исходя из заявленной позиции, трое судей Европейского суда по правам человека, рассматривавших жалобу «Авсанова и другие против России», единогласно приняли решение в пользу заявителей. И, в отличие от российского правительства, содержательно пояснили, почему они это сделали.

Суд согласился с заявителями в том, что российские власти до сих пор, то есть спустя 18 лет, не  расследовали обстоятельства гибели в ходе штурма школы большинства заложников, в том числе, 186 детей. Более того, с самого начала усилия российских следственных органов были направлены, по сути, на сокрытие реальных обстоятельств и причин гибели заложников. Так, считает суд, «причины смерти большинства жертв были установлены только на основании внешнего осмотра тел. Никаких дополнительных исследований, например, для обнаружения, извлечения и сопоставления внешних предметов, таких как осколки и пули, не проводилось. Треть жертв умерла от причин, которые не могли быть установлены с уверенностью, ввиду обширных ожогов, доля которых среди других причин смерти заложников составила поразительно высокий процент… Исследование причин смерти каждого заложника должно было стать одной из важнейших задач расследования… 

Кроме того, местонахождение тел заложников в школе не было зафиксировано с какой-либо точностью. Это способствовало неясности обстоятельств, при которых произошла их смерть. Следствию не удалось должным образом защитить, собрать и зарегистрировать вещественные доказательства в то время, когда еще можно было обеспечить неприкосновенность <места преступления>. Это нанесло непоправимый ущерб способности следствия провести тщательный, объективный и беспристрастный анализ всех обстоятельств <штурма и гибели людей>. Следствие не предприняло действий по описи оружия и боеприпасов, использовавшихся представителями государства <в ходе штурма школы>. Отсутствие полного учета оружия и боеприпасов, использованных агентами государства, фактически помешало расследованию провести содержательную оценку аспектов адекватности и соразмерности применения силы. Также следствие не оценило в полной мере достоверные доказательства, указывающие на применение агентами государства неизбирательного оружия в первые часы штурма (имеются в виду доказательства обстрела огнеметами и гранатометами спортзала бесланской школы. — Е. М.). С учетом этих соображений вывод следствия о том, что никто из заложников не был ранен или убит в результате применения агентами государства смертоносной силы, является несостоятельным, а любые выводы, сделанные об <отсутствии> уголовной ответственности представителей государства <за гибель людей>, необъективны и неадекватны…

Суд также считает, что отсутствие единой координирующей структуры, которой поручено централизованное устранение <террористической> угрозы… способствовало непринятию разумных мер, которые могли бы предотвратить или свести к минимуму риск <захвата и последующей гибели заложников>… Руководство и состав <оперативного штаба>, ответственного за урегулирование кризиса, были официально определены примерно через тридцать часов после его начала. Столь длительная задержка с созданием ключевой структуры, которая должна была готовить и координировать ответные действия на захват заложников, никак не объяснялась. Даже после того, как <штаб> был создан, его конфигурация не соблюдалась. Отсутствие формального руководства операцией привело к серьезным недостаткам в процессе принятия решений и координации с другими задействованными в операции ведомствами. План спасательной операции был подготовлен и доведен до сведения соответствующих служб только через два с половиной дня после начала кризиса (то есть после начала штурма школы. — Е. М.). <Изначально при понимании потенциально большого количества жертв штурма школы> не было выделено достаточных средств для судебно-медицинской экспертизы, хранения тел и оборудования для вскрытия. Было неясно, когда и как были приняты наиболее важные решения и доведены до сведения <членов штаба и всех задействованных в контртеррористической операции ведомств>, а также, кто эти решения <на самом деле> принимал…

Суд считает доказанным применение <во время штурма> оружия неизбирательного поражения, а также тот факт, что применение смертоносной силы агентами государства способствовало жертвам среди заложников. Основной целью операции должна была стать защита жизней от незаконного насилия. Массовое применение оружия неизбирательного действия резко контрастировало с этой целью и не могло считаться совместимым со стандартом осторожности — необходимым условием операции, предполагающей применение смертоносной силы агентами государства. Такое применение взрывного оружия и оружия неизбирательного действия с сопутствующим риском для жизни людей не может считаться абсолютно необходимым в сложившихся обстоятельствах. Кроме того, во внутренней правовой базе не были установлены наиболее важные принципы и ограничения применения силы в законных антитеррористических операциях, включая обязательство защищать жизнь каждого по закону, как того требует <Европейская> Конвенция (и Конституция РФ тоже. — Е. М.). В сочетании с широким иммунитетом <государственных агентов> от любого вреда, причиненного их действиями в ходе антитеррористических операций, такая ситуация привела к опасному пробелу в регулировании ситуаций, связанных с лишением жизни граждан. Российскому правительству так и  не удалось создать систему адекватных и эффективных гарантий против произвола и злоупотребления такой смертоносной силой…»

* 9 февраля 2006 года 15 членов общественной организации «Голос Беслана» объявили голодовку в знак протеста против решения суда о прекращении судебного следствия по делу Нурпаши Кулаева. Это решение судья Тамерлан Агузаров принял весьма неожиданно. Накануне именно он удовлетворил ходатайство потерпевших о  вызове на допрос генералов ФСБ Александра Тихонова и Владимира Проничева, которые принимали основные решения в Беслане. Но уже на следующем судебном заседании Агузаров переиграл свое решение и постановил отказать в вызове важных свидетелей, быстро свернув ставший крайне неудобным для российской власти судебный процесс.