Возвращение Арсеньева

До 150-летия путешественника, ученого, писателя Владимира Арсеньева (1872–1930) осталось меньше года. Есть и другая круглая дата: 100 лет назад, в 1921 году, во Владивостоке вышла его первая книга, адресованная широкому читателю, — «По Уссурийскому краю». Ровно век спустя здесь же, во Владивостоке, увидело свет первое полное собрание сочинений Арсеньева, наследие которого велико, разнообразно и до сих пор слабо изучено. Поистине титаническую работу провело Тихоокеанское издательство «Рубеж» — его руководитель Александр Колесов и ответственный редактор издания, исследователь арсеньевского творчества Никита Воробьев. Плюс десятки людей, которые им так или иначе помогали.

Не сказать, что имя Арсеньева забыто. Им восхищались Горький, Пришвин, Нансен, его экранизировал Куросава. На Дальнем Востоке Арсеньев окружен самым настоящим культом. И все-таки его знают куда меньше, чем он того заслуживает. Несмотря на далеко не локальное значение, Арсеньев помещен в прокрустову нишу регионального краеведа. Недоиздан, недопрочитан, недоосмыслен.

Кто такой Арсеньев и зачем он нам сегодня нужен?

Он — не первопроходец: ряд офицеров и ученых прошли таежными тропами Амура и Уссури раньше. Арсеньев брался за все науки сразу, но ни в одной области не получил ученой степени. Уточнял карты — но нам-то какой от этого прок, если в каждом мобильнике — GPS? Читать тексты Арсеньева, изобилующие наукообразными описаниями и гроздьями терминов, — дело непростое…

И все-таки убежден: Арсеньев актуален, важен, нужен, интересен. Причем именно нам сегодняшним.

Самоучка, выпускник пехотного училища, он сделал в этнографии и археологии столько, сколько по силам разве что целому академическому институту; стал ученым поистине ломоносовского типа и охвата.

Он ставил вопросы об охране природы, «охотничьем законе», устройстве заповедников тогда, когда это далеко не было в моде. Эколог в нем был неотделим от государственника и офицера: он выдворял китайских «хищников и браконьеров», а во время интервенции выступил против аренды Командорских островов японцами.

Это незаурядный, самобытный писатель. Уникальность его книг — в синтезе документа, изящной словесности и личного опыта. Преодолевая документ, Арсеньев поднимался к вершинам художественной философской прозы. Он прописал дальневосточную окраину страны в литературе, продолжив начатое военными и дипломатами XIX века приращение юга Дальнего Востока к России, ибо по-настоящему освоенной становится только земля, ожившая в слове.

Арсеньев создал образ «гольда» (нанайца) Дерсу Узала — «первобытного коммуниста», живущего в гармонии с собой и миром, не принимающего технический прогресс в отсутствие нравственного. Да и сам Владимир Клавдиевич, сравнивавший тайгу с храмом, критиковал современную ему цивилизацию, в чем можно увидеть параллели со Шпенглером, ровно тогда же работавшим над «Закатом Европы».

Этика, философия, экология — вот глубинные пласты арсеньевской прозы, которые делают наследие Владимира Клавдиевича современным и нужным. Важен и сам тип его личности: пассионарий, интеллектуал, подвижник, настоящий интеллигент. 

Тиражам «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» нет числа. А вот собрание сочинений Арсеньева выходило всего одно — в конце 1940-х в Примиздате, и было оно далеко не полным.

«Рубеж» давно вел работу над изданием арсеньевских сочинений, в 2007–2012 гг. даже вышло три первых тома, но потом стало ясно: лучше начать сначала и выпустить все заново, исправив и дополнив. И вот теперь издано уже четыре тома. Причем физически это шесть полновесных книг, так как третий и четвертый тома изданы в двух книгах каждый.

Основа первого тома — «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» — о походах 1902, 1906 и 1907 гг. с интереснейшими приложениями и комментариями. Во второй том вошли произведения, рассказывающие об экспедициях 1908–1910 гг. («Юбилейная», самая длительная и сложная, в которой отряд Арсеньева чуть не погиб от голода) и 1927 гг.: «Жизнь и приключения в тайге», «В горах Сихотэ-Алиня» (впервые выходит в полном виде), «Сквозь тайгу». С третьего тома начинается Арсеньев почти не известный. Его составили тексты дореволюционного периода, изначально не предназначавшиеся для широкого читателя, но представляющие несомненный интерес: отчеты, доклады, касающиеся военной географии, истории, этнографии, археологии — в диапазоне от «Китайцев в Уссурийском крае» до «Вечной памятки для Воли Арсеньева» — сына (в ней есть и такие слова: «Работай или умри — это девиз природы, если ты перестанешь работать, то умрешь умственно, нравственно и физически»). Наконец, в четвертый том включены работы Арсеньева советского периода: описание Командорских островов, очерки об удэгейцах, автобиографические записки, аналитические материалы для Дальплана, секретный доклад Далькрайскому ВКП (б) и даже объяснительные для ОГПУ, написанные по поводу доносов на Арсеньева, но де-факто представляющие собой интереснейшую и неожиданно злободневную публицистику.

Впервые введен в оборот целый ряд текстов Арсеньева, а в уже известных устранены ошибки и опечатки. Подробные комментарии позволяют глубже понять время, место и личность автора (в них разбирается, а порой разоблачается ряд связанных с именем Арсеньева мифов: где и когда он впервые встретил Дерсу? Участвовал ли в подавлении восстания ихэтуаней? Был ли ранен в тайге хунхузами? Какие имел отношения с американскими интервентами?). Уникальны фототетради, которыми снабжен каждый том, — многие снимки публикуются впервые, просится отдельный фотоальбом, посвященный жизни и путешествиям Арсеньева. Не хватает в собрании только писем и дневников; работа по их поиску, расшифровке и атрибутированию ведется, так что впереди — новые тома и открытия. Но уже сейчас айсберг по имени «Арсеньев» показался из воды так, как никогда раньше не показывался. Причем всю эту грандиозную работу провело не крупное столичное, а небольшое региональное издательство — исключение из правил в нашей москвоцентричной стране.

— Наследие Арсеньева недооценено. Это фигура не регионального, а мирового масштаба, — убежден издатель Колесов, который представил арсеньевское собрание на ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction.