Совсем дети

Никита Золотарев

Когда объявили приговор, шестнадцатилетний Никита бросился на железные прутья клетки и закричал: «Выпустите меня отсюда!» Приговор был — пять лет лишения свободы. Статья — «организация массовых беспорядков». Правда, во время прений прокурор изменил обвинение на «подготовку к организации массовых беспорядков», поскольку факт присутствия Никиты на акции был зафиксирован видеокамерами, но больше — ничего. Этого, впрочем, белорусскому суду было достаточно, чтобы отправить больного мальчика на пять лет в колонию. 

У Никиты Золотарева — эпилепсия. Из-за этого его в свое время исключили из спортивной секции — врачи запретили спорт. Потом перевели на домашнее обучение — врачи запретили школу. Папа Никиты потом удивлялся: «В секцию больному ребенку нельзя, в школу нельзя, а сидеть можно?!» Никиту задержали 11 августа прошлого года в Гомеле, после массовой акции протеста. На допросах присутствовал отец в качестве законного представителя несовершеннолетнего. Никита тихо жаловался: «Папочка, бьют каждый день». 

Потом бить перестали, но перестали и давать лекарства, без которых болезнь прогрессирует. 

Сейчас Никита Золотарев находится в бобруйской колонии для несовершеннолетних. В октябре родители приезжали к нему на свидание. Но к сыну их не пустили, а передачу не приняли. Сотрудник колонии сказал, что Никита в изоляторе, но в каком именно — штрафном или медицинском — говорить отказался. Родители попросили сделать фотографию и показать им, чтобы убедиться: мальчик жив. Ответ был — «не положено».

Сергей Гацкевич

Одиннадцатиклассник из Бреста стал фигурантом одного из самых массовых уголовных дел после августовских акций протеста. В Бресте за участие в массовых беспорядках судили 80 человек. Судили частями по 10–20 человек, в разных судах и в разное время. Брестчан, участвовавших в акциях протеста 9–10 августа, обвиняли в том, что они «разбирали тротуарную плитку, изготавливая орудия преступления», «совершали погром», «перемещали по проезжей части скамейки, участвуя в возведении баррикад».

Приговор — три года колонии для несовершеннолетних. Вину никто из подсудимых не признал. 

Сергей — единственный ребенок и теперь уже единственный мужчина в семье. Его отец умер в 2017 году, а через год — дедушка. Школьник занимался греблей и учился в спортивном классе. После школы Сергей собирался или поступать в спортивный вуз, или идти в армию и становиться кинологом. Он очень любит больших собак, но в маленькой квартире держать такую собаку невозможно. Поэтому Сергей познакомился в Бресте с профессиональным кинологом и часто помогал ему — в мелочах, выполняя мелкие поручения, но все-таки это была возможность общаться с собаками. А еще Сергей — фанат Макса Коржа и состоит в его брестском фан-клубе «Движ-Брест». 

Сейчас Сергей Гацкевич в той же воспитательной колонии № 2 в Бобруйске. После того как его взяли под стражу, умерли его бабушка и прабабушка. Осталась только мама. Когда он вернется, она наверняка разрешит ему взять собаку. Пусть даже большую. 

Эдуард Кудынюк 

Школьник Эдуард Кудынюк был во второй партии брестчан, которых судили весной за «массовые беспорядки». На скамье подсудимых оказались 13 человек, двое из них — подростки. На первое заседание пришли 80 родственников и друзей подсудимых. В зал пустили только шестерых. 

Суд начался 7 апреля, одновременно с началом последней школьной четверти. Закончился 21 мая, за десять дней до окончания учебного года. Сдать экзамены и получить аттестат Эдуард не успел. 

До суда он находился под подпиской о невыезде и ходил в школу — выпускной класс все-таки. Был участником кружка моделирования и занял второе место на городской выставке технического творчества «Территория техно» в номинации «Модели пожарной аварийно-спасательной техники». 21 мая его приговорили к трем годам лишения свободы и взяли под стражу в зале суда. 

Максим Шатохин

В третьей партии обвиняемых по брестскому делу о массовых беспорядках среди двенадцати человек тоже оказался подросток — как будто специально определяли список каждой скамьи подсудимых, чтобы как можно более устрашающе для тех, кто пока еще на свободе, это выглядело. Максиму Шатохину в августе двадцатого было 16 лет. Он учился в профессиональном колледже строителей. Окончил второй курс, до конца учебы и получения строительной профессии и аттестата о среднем образовании оставался год. 

Потом Максим собирался получить еще одну профессию. Думал и о высшем образовании, занимался тайским боксом, мечтал заработать денег, чтобы сделать ремонт в родительском доме. Суд над третьей партией брестчан начался 28 мая, а приговор был вынесен 12 августа. 

Если у родных до того и была надежда, что мальчика оставят на свободе — условно, с отсрочкой, на домашней «химии» (вариантов полно, уголовный кодекс богат на предложения всяческих наказаний), — то после ареста Максима всем стало понятно, каким будет приговор. Он и не стал сюрпризом: три года лишения свободы. 

Доказательствами на том, третьем, брестском суде стали видеозаписи, на которых люди стоят на улице и скандируют «уходи!», «сложи щиты!» и «милиция с народом!». 

Максим Имховик и Иван Патейчук

В четвертой группе брестчан, обвиняемых в организации массовых беспорядков, из 12 человек несовершеннолетних было трое: Максим Имховик, Иван Патейчук и Олег Юров. 9 августа ребята вышли на акцию протеста вместе со своим городом. Светошумовые гранаты рвались в тот вечер не только в Минске, но и в Бресте. И резиновые пули, и водометы, и дубинки — это вовсе не столичные штучки. Брестчанам тоже хватило спецсредств. И тюремных сроков. 

Из троих подростков осужденными стали двое: Олег Юров, находившийся до суда не в СИЗО, а под поручительством родных, однажды просто не пришел в суд. Исчез, испарился, растаял. Его объявили в розыск, а дело выделили в отдельное производство. Заодно под суд отправили маму и бабушку — за нарушение условий поручительства. 

А Максим Имховик и Иван Потейчук продолжали ходить в суд. Оба признали вину частично — в том, что присутствовали на акции протеста. Но ни погромов, ни поджогов, ни строительства баррикад и разрушения плитки не признали. Видеозаписи ничего, кроме присутствия, не доказали. Тем не менее еще двое брестских подростков отправились на три года в колонию.

Даниил Колесников

9 августа прошлого года, в день выборов, Даниил пришел вечером в центр Жлобина вместе с отцом. Его отец Виталий Колесников — известный в городе диджей. 

Суд над Даниилом начался 28 июня — он как раз успел окончить школу и получить аттестат. Его обвиняли по статье 342 — «организация действий, грубо нарушающих общественный порядок». Согласно обвинению, Даниил, стоя в сцепке, выкрикивал лозунги и препятствовал движению городского общественного транспорта. Правда, водители жлобинского автобусного парка — свидетели обвинения — в суде утверждали, что протестующие никаких препятствий для движения не создавали, а дорогу перекрывали сотрудники ГАИ. Немногочисленные пассажиры вечерних автобусов тоже никаких претензий не имели. Классная руководительница и одноклассники рассказывали, какой Даня замечательный парень — добрый, открытый, сочувствующий другим. 

В суде были заявлены более 20 свидетелей. Тем не менее процесс занял неполный день. Приговор Даниилу — год и три месяца лишения свободы. Ах да, еще суд постановил вернуть осужденному велосипед. 

Дмитрий Стрижак

Это самый юный белорусский политзаключенный. Диму арестовали в октябре прошлого года, а осудили в феврале года нынешнего. Ему было пятнадцать лет. Шестнадцать исполнилось в апреле, уже в колонии. 

Мальчика посадили за деанон: он в августе прошлого года создал телеграм-канал «Данные карателей Беларуси» и публиковал там данные силовиков. Фактически это был клон канала «Каратели Беларуси». Все публикации были репостами. Сначала там публиковались данные омоновцев, бойцов спецподразделений, участвовавших в разгонах демонстраций и пытках задержанных, а также руководителей силовых ведомств. Потом, когда начались первые суды, — прокуроров, судей, следователей. 

Дмитрия судили по статьям «клевета», «публичное оскорбление представителя власти», «незаконный сбор или распространение информации о частной жизни». Уголовная ответственность по всем этим статьям наступает с 16 лет, тем не менее Диму Стрижака приговорили к двум годам лишения свободы. 

Повзрослевшие

Виталий Прохоров, Александр Винярский и Денис Хозей были арестованы после августовских протестов еще несовершеннолетними. Пока сидели, им исполнилось 18, и теперь они — одни из тысяч белорусских политзаключенных. 

Виталий Прохоров учился на механика-водителя. 10 августа участвовал в акции протеста в Жлобине. Виталия задержали в тот же день. Отчим рассказывал журналистам, что подростка пытали после задержания: «Два часа издевались над ним. Учили его жить, оскорбляли, говорили, что посадят на тысячу лет. Привязанный, он получил кулаком в глаз. Вся спина в следах от дубинок, ноги в ранах, подбитый глаз, шишки на голове, гематомы по всему телу. На обе ноги хромает». 

Виталия приговорили к двум годам лишения свободы. Восемнадцать ему исполнилось в мае, уже в колонии. Его мать в знак солидарности с сыном в день его совершеннолетия обрилась наголо. 

Александр Винярский и Денис Хозей — брестчане. Оба осуждены по тому же брестскому делу о массовых беспорядках, что и большинство подростков. Александр Винярский пришел на акцию протеста с двумя друзьями — двадцатилетними Марком Солониковым и Даниилом Бондаруком. Друзья работали в Минске на стройке, клали плитку, но в день выборов приехали в родной город, чтобы проголосовать днем и выйти на защиту своих голосов вечером. Александр голосовать еще не мог, ему было шестнадцать. Но подать голос в защиту свободы на улице — мог. Это был личный осознанный выбор. Все трое были арестованы и осуждены. 

Александра Винярского приговорили к трем годам лишения свободы (его двадцатилетние друзья получили 4,5 и 5 лет). 17 ему исполнилось еще на воле, 19 августа прошлого года. 18 — через три месяца после приговора. 

Семнадцатилетний Денис Хозей, второкурсник колледжа, пришел в центр Бреста 9 августа 2020 года вместе со своей девушкой Виталией Бондаренко. Виталия уже целых два месяца была совершеннолетней. Она успела окончить тот же колледж в Высоком, где и познакомилась с Денисом, и работала поваром в одном из брестских кафе. Позже на суде ее спрашивали: «Если вы были со своим молодым человеком, значит, действовали по предварительному сговору с группой лиц?» Но суд был потом. Потому что сначала Виталия исчезла. 

Их с Денисом не заключали под стражу до суда, у обоих была подписка о невыезде. И Виталия успела сбежать из страны. Не явилась на суд, была объявлена в розыск, дело выделено в отдельное производство. Дениса судили без нее, с первой партией брестчан. Но в феврале, когда стало ясно, что всех подсудимых ждут реальные сроки, и надежды на то, что Денис останется на свободе, нет, Виталия вернулась: поняла, что не может не попрощаться с ним. 

Даже переписываться они не смогут, потому что переписка между колониями запрещена. В Беларуси их теперь называют брестскими Ромео и Джульеттой. 

Всех этих мальчиков объединяет не только то, что они, еще не имея права голоса, вышли на улицы своих городов, чтобы проголосовать за свободу громко. Не только бесстрашие юности, не позволившее им остаться дома и «зависать» в соцсетях, пока другие белорусы стояли в сцепках. Не только твердость характера, благодаря которой они не признали себя виновными и не просили помилования. Все они находятся в одной и той же зоне: в воспитательной колонии № 2 в Бобруйске. 

Давайте им напишем!

Спустя месяц после ареста Денис Хозей писал домой: «За эти 37 дней в СИЗО мне написал только ты, мама и бабушка. Даже друзья не написали». Эти мальчики — не Сергей Тихановский или Николай Статкевич, о которых говорят с трибун и которым пишет письма весь мир. Они еще не успели стать активистами и общественными деятелями. Многие даже школу не успели окончить. И у меня большая просьба к читателям «Новой»: давайте напишем им письма. Или хотя бы новогодние открытки. 

Вот их адрес: 213807, г. Бобруйск, ул. генерала Батова, 4, воспитательная колония № 2. Фамилию выбирайте любую из списка. А лучше — несколько. Потому что каждое письмо или открытка для них — это настоящий подарок из пахнущего мандаринами мешка Деда Мороза, который в тюрьмы, к сожалению, не приходит никогда.