Людмила Петрушевская. Старый автобус

В одной школе детей из шестого класса собрались везти на экскурсию, не так далеко, но все-таки родители решили нанять автобус.

Однако же учитель труда предложил бесплатно свои услуги и свой старинный автобус, такие ходили еще давно.

Он им очень дорожил и долго его восстанавливал, и теперь вся школа на нем ездила на всяческие праздники. Это была гордость школы, автобус «Арго».

Правда, там кабина находилась отдельно от салона, не как у современных гигантов.

И некоторые старшеклассники (с проблемами по математике и особенно по русскому и английскому) прошли под руководством ворчливого трудовика курс вождения, хотя пока что и без прав.

Трудовик на автобусе приехал, детям даже роздали пакеты, еду и питье, но ребят предупредили, что придется не брать с собой в музей рюкзаки, надо будет оставить их на сиденьях, потому что в тот музей нельзя вносить ничего постороннего.

«Поедите там на просторе, музей в парке», — сказала директорша.

И вот постепенно автобус стал заполняться, директор вернулась в школу, трудовик тоже как-то быстренько вылез из автобуса вслед за ней, говоря на ходу: «А бензин, бензин-то, я же заполнил бак, денег нет».

Дети уселись. Кто-то уже начал пить сок, кто-то разворачивал бутерброды.

Все-таки дело было после уроков.

И тут в кабину водителя впрыгнул парень из старшего класса, все закричали, а он только показал ребятам кулак, закрыл двери и, скорее всего, стал соображать, куда нажимать и как тронуть автобус, — и вдруг под крик детей сдвинул это громадное страшилище, развернул его и помчал свой экипаж неведомо куда.

Он ехал на большой скорости целый час, но стал оглядываться, высовываться из окна своей кабины, и вдруг свернул в проулок и поехал как-то неуверенно, притормаживал у поворотов, вел автобус буквально куда глаза глядят.

Дети кричали, девочки плакали, парни колотили в стекло кабины, но все было напрасно.

И вдруг раздался голос:

— Не орите, пля, я отвезу вас, куда было надо. Просто я (он все время повторял это свое «пля») сын водителя, а ему стало плохо, и он попросил меня его заменить.

Тот парень говорил прямо в микрофон. Как настоящий водитель.

Телефоны были у всех в руках, люди играли, но теперь пошла мелкая работа по выходу из игры, по выключению.

— А ты чего сидишь? Выключай телефон, я сказал, — водитель обернулся и смотрел на заднее сиденье. — Задушу.

— У меня тут нет телефона, забыл дома, — ответил парень с заднего сиденья.

Он был новенький, его никто не знал.

Все занялись делом и замолчали, раз так. Дело непростое — выйти из игры и потом отключить телефон.

Автобус ехал теперь со средней скоростью, все как полагается, только водитель вел его как-то странно, вдруг останавливался у тротуара, как будто кого-то ожидал, но сидевший сзади новенький заметил:

— Он не хочет на красный свет.

Опять остановившись у тротуара, водитель сказал:

— Все выходите в проход со своими, пля, телефонами, каждый отдает мне. Открываю окно.

Открыл окошко между кабиной и салоном, обернулся.

Ребята подчинились.

Поднялась суета, все занялись делом. Подходили, отдавали телефоны водителю.

Он сбрасывал их на пол своей кабины.

Одна девочка прямо ахнула:

— Его нельзя кидать, это десятая модель! Папа себе купил!

Водитель даже не обернулся, но выругался с особым выражением, очень длинно.

Девочка даже заплакала.

Но тот парень, новенький, даже не встал с места. Один сидел сзади.

И водила его проверил, даже специально остановил автобус, явился в салон, поднял новенького и обшарил все карманы, ругаясь.

Дал ему хорошую затрещину за все это и ушел обратно.

Следующее событие произошло, когда автобус выехал на окраину. За окнами мелькали какие-то склады, гаражи, заборы.

Многие уже достали из рюкзаков бутылочки, пили кто что.

Водитель обернулся и сказал в микрофон:

— Так. Сейчас остановимся, будете делать, что я скажу (тут он выругался как-то особенно). Придушу коленом, если че.

Он затормозил, открыл дверь автобуса, встал внизу под ней и сказал:

— Давай по одному с багажом.

У каждого, кто подходил к двери, он отбирал рюкзак и бросал на землю у своих ног.

И дети покорно отдавали ему свое имущество и возвращались на места.

И только один мальчик придержал сумку, сказав:

— У меня там лекарства.

— Ничего, ехать недолго, — ответил водитель. — Ложь мне в руки, пля, больной.

Он, свалив на асфальт имущество детей, открыл внизу в автобусе какой-то, видимо, багажник и все пошвырял туда.

Дети, сидевшие на той стороне, повставали, чтобы все увидеть.

Один крикнул:

— Дверку захлопнул, все.

Водила сел в кабину, захлопнул дверь и поехал дальше.

И через долгое время парень за рулем заговорил снова:

— Я обещал, что перестреляю всех в вашей этой как бы моей школе (пошла ругань), я хожу в тир, отметки мне ничего не значат, я победитель, чемпион третьего уровня, и они еще узнают, я кто! Когда будет олимпиада (тут он пробормотал что-то не по-русски), все узнают мое имя! Вы тоже играете в игры, все играют, но никто не достиг такого третьего уровня, как я!

Дети слушали с удивлением и даже со страхом, такой голос был у этого старшеклассника, похожий на визг.

Некоторые девочки вытирали слезы.

Они ехали уже очень долго.

А тем временем автобус выбрался из города и мчался теперь среди полей.

— Так, — продолжал водитель, сопровождая свои слова матом, — кто у вас сильный? Кто бьет у вас всех? Ложит на раз?

Он остановил автобус, стал смотреть на детей.

И ткнул пальцем в мальчика на заднем сиденье.

— Ты самая дылда, ты будешь их бить. Встань.

И тот парень, которого никто не знал, встал. Он был новенький, только недавно пришел в их класс. Самый высокий. У которого не было телефона.

— Подойди сюда.

Тот не выполнил команду.

— Подходи, ну, ты! (Дальше шел мат.)

Парень все стоял.

— Ты недоразвитый?

В автобусе засмеялись.

Все-таки чувство юмора их не покинуло.

Но «недоразвитый» так и не подошел к кабине. Он все еще стоял там, в конце салона, держась за поручень.

Водитель прокричал:

— Мы въезжаем в зону особого контроля.

Автобус уже ехал довольно долго, солнце пекло, накаляя крышу, стало жарко, водитель открыл окно в кабине, обернулся и вдруг объявил, ругаясь как попало:

— Ты, сука, главный, закрой все форточки! Все форточки до единой, понял? И пригнулись, как кого увидите. Любого человека или мента. Здесь зона контроля. Могут убить в форточку.

Главный, назначенный водителем, тронулся с места, пошел вперед и начал свою работу.

Никто не возражал — что было делать.

Даже первые два кресла, которые стали приговаривать:

— Недоразвитый, вали отсюда нах.

Но он через их головы все-таки сделал свое дело. Вмешиваться они не стали, хотя там был у них крепкий паренек. Но он только пригнулся, сидя у окна.

Когда же главный закончил и сел на свое место, в автобусе уже нечем было дышать.

Дети стали громко жаловаться. Плакать.

Водитель объявил:

— Кто орет, будет наказан, сниму штаны и выпорю ремнем при всех! До первой крови! Начальник сейчас даст по шеям, кто плачет!

Дети стиснули зубы и лили слезы тихо. Один мальчик закричал:

— У меня астма, начинается приступ, откройте форточку, я подышу!

Водитель громко сказал:

— Главный, дай ему в морду!

— Все, все, я молчу, — заплакал мальчик.

Но он хватался за горло, выпучив глаза, и буквально лез на стенку, вставал, оглядывался, падал на сиденье, лицо у него стало темно-красным.

А автобус уже ехал по лесной дороге, по каким-то ухабам и корням. Сильно трясло, дети вскрикивали, когда автобус проваливался в колдобины.

Внезапно водитель вырулил на боковой проезд и минут через пять въехал на поляну.

Причем сразу же передние колеса автобуса попали в яму, всех тряхнуло, и старую развалюху сильно наклонило вперед и вбок.

А передняя часть машины так опустилась, что дети в первых рядах оказались ниже, они сидели как в душной ловушке, из которой не было выхода.

Водитель закрыл окошко между кабиной и пассажирами и спустился наружу, хлопнув дверью.

Он ходил вокруг автобуса, а потом вообще ушел.

Мальчик, у которого был приступ астмы, карабкался к форточке, скреб пальцами по стеклу.

Слышно было, как он хрипит.

Его соседка встала и открыла форточку над телом мальчика, стала его поднимать.

Сидящая рядом девочка вскочила и начала помогать.

Мальчика эти малышки пытались приподнять поближе к форточке.

Тогда главный подошел и сам, протиснувшись поближе, поднял больного наверх.

И закричал:

— Все открывайте свои форточки!

Дети повскакали, поднялась возня, форточки наконец были открыты, и свежий ветерок загулял по автобусу.

Тут же туча комаров пошла звенеть над рядами. Послышались шлепки и шипенье укушенных.

Главный положил больного на соседнее сиденье, пошел вперед, попытался сдвинуть стекло в кабину водителя, не получилось (с переднего сиденья его наградили словом «недоразвитый», девочки там заржали), вернулся и сказал:

— Смотрите! Сейчас я буду вылезать. Я старше всех, я остался на второй год, проболел. Никому из вас вылезать нельзя, здесь слишком высоко, поломаете руки-ноги. Я пойду первым. Только поддержите меня, сейчас скажу.

И он как-то, встав на сиденье коленями, схватился за поручни кресла боком к окну, поднял и просунул одну ногу в форточку, крикнув:

— Подымите мне вторую ногу!

Компания с передних сидений заржала, матерясь:

— Недоразвитый, ну ты, блин, даешь! Вторую ногу! И третью подымите ему!

Но два мальчика кинулись помогать главному, подняли и просунули его вторую ногу в форточку. Руками он опирался о поручни кресла.

Наконец обе его ноги были снаружи, и он начал, ерзая в форточке, сползать вниз по стене автобуса. Одной рукой он держался за спинку кресла, второй — за раму окна. И опускался все ниже. Отпустил обе руки. И рухнул.

Все невольно закричали. Но он появился внизу в окне и скомандовал:

— Всем сидеть! Я сейчас!

И исчез.

Ребята сидели испуганные: вдруг он бросит их и убежит!

Но поднялся с соседнего ряда и стал пролезать к окну тот, больной, он, хрипя, оперся о спинку сиденья, поднялся, перебирая кедами, по стенке наверх, просунул их наружу, ему стал помогать один подскочивший парень — и тут больной повис в форточке, бесполезно болтая коротенькими ногами снаружи, внутри его держал тот парень.

— Там высоко, — говорил больной, — там высоко.

Но обратно влезть он тоже не мог.

И хрипел.

А главный — все это отметили — все это время старался открыть дверцу кабины водителя. Которая как раз находилась ниже автобуса, в яме.

У него это не получалось.

Больной стал совсем задыхаться, девочки закричали.

Тогда главный подбежал к тому окошку, где болтался ногами одноклассник, и рявкнул:

— Отпускайте его! Я ловлю!

Парень разнял руки.

И больной исчез в окне, все ахнули. Но увидели — он в руках у главного.

Тот посадил его в траву под дерево, поправил ему склоненную голову, чтобы она была повыше.

—Давай лезь еще один! — крикнул снизу главный.

Ребята что-то ужимались, не шли, хотя в автобусе было по-прежнему душно. Они как-то не признавали этого главного, не считались с ним.

Главный снизу сказал:

— Ты (он указал на сидящего впереди мальчика) можешь забраться ногами в форточку? Спортом занимаешься? Сильный?

Тот усмехнулся, но с места не тронулся. Громко выругался: второгодник еще тут недоразвитый раскомандовался.

— Мне нужен кто посильней! — крикнул снизу главный. — Будем открывать дверь.

Девочка, которая тоже помогала больному вылезти, встала.

Поднялась на сиденье, сгорбилась, как кошка, схватилась руками за спинку кресла, оперлась ногами о спинку переднего кресла, потом стала перебирать подошвами по стенке, приближаясь к окну, стала переступать по стеклу, дотянулась кедами до форточки.

Такова реакция людей на выскочек, которые хотят показать себя раньше других.

Главный снизу говорил:

— Молодец, молодец. Давай-давай.

Девочка уже просунула ногу в форточку, опираясь о спинку сиденья.

— Помогите ей! — закричал главный. — Что сидите?! Зрители.

Но все как будто его не слышали.

Видимо, тот парень, который отказался первым слушаться главного, служил для других авторитетом.

А это было переднее сиденье, которое частично ушло в яму.

И как раз поэтому руки главного, стоявшего на земле, находились близко к форточке.

Он уже дотянулся до подошвы кроссовки, появившейся в форточке, и подставил под нее руку, создавая точку опоры.

А девочка, упираясь руками в спинку кресла, а ногой — в его ладонь, елозила всем туловищем и подтаскивала вторую ногу к форточке, что вызвало усмешку на лице того мальчика, который первым не стал подыгрывать главному. Он даже оглянулся на весь класс, как бы показывая, как надо посмеяться над этим позорищем. И громко выругался со словами:

— Недоразвитые, вперед!

И сидящие впереди девочки ответили ему, заржали, скривив рты. Явно чувствуя себя выше этих попыток.

Это они были главными в классе, их группа.

У их родителей были самые дорогие машины и много чего еще.

Тут сзади к той девочке, которая застряла ногой в форточке, подскочила еще одна девочка и приняла на себя тяжесть тела подружки.

И следующая подбежала и тоже стала ее поддерживать, потому что та, которая пыталась вылезти из окна, была еще маловата и, когда просунула вторую ногу в форточку, уже не могла как следует опираться о спинку кресла.

Эти две приподняли ее тельце, и она стала уползать через форточку вниз, прямо в руки главного.

Наконец главный принял свою первую помощницу, и они оба исчезли.

Их не стало видно.

Тот мальчик, который над ними издевался, забеспокоился, приподнялся и стал смотреть в окно.

Ведь эти двое — что, бросили их?

Сами убегут, а их оставят? В этой комариной яме?

Ведь он был лидер класса и довольно крепкий, упитанный парнишка, и он мог не пролезть в форточку.

И его подружки тоже вскочили.

Все закричали, но кому было кричать? Только друг дружке.

Пошел мат.

Девочки, группа поддержки лидера, тоже могли не просунуться через форточки. И даже не стали думать о таком варианте. Боялись.

Та, первая девочка, которая пролезла, была самая маленькая, и над ней можно было поржать.

Большие девки ее один раз, еще в начале года, наказали за школой. Две били, а третья снимала на айфон.

Чтобы не выеживалась. Нашу Алису вызвали к доске, а она не делала уроков, уезжала с родителями на день рождения директора фирмы, так эта Полинка выпендрилась, на наглый вопрос дуры-математички «Кто поможет нашей двоечнице?» руку подняла и решила задачу.

Так что отношения в классе были как везде.

Люди не любят, когда другие выеживаются. Сидеть!

Тем временем ребята увидели главного с другой стороны автобуса.

Он в этот момент пробовал открыть кабину, ему это не удалось, и главный поднял свою первую помощницу к открытому окошку кабины и просунул девочку внутрь.

О чем-то они договорились, и тут же Полинка — с огромным трудом —оттянула задвижку стеклянного заслона между кабиной и автобусом. И начала помаленьку отодвигать стекло, в чем ей стали помогать парни.

И им удалось сдвинуть стеклянную перегородку.

В кабину из салона залезли сразу двое.

— Телефоны раздайте! — закричал снизу главный.

Ребята стали подбирать телефоны с пола кабины и передавать их внутрь салона, и их хватали, бросали, искали, наконец все всё нашли и стали набирать свои номера.

— Открываем дверь! — крикнул снизу главный.

А те, кто забрался в кабину, это были ребята, которые, видно, поверили главному. Его новые дружки. Те, кто с отцами занимался в гаражах своими тачками.

Общими усилиями они нашли решение и открыли дверь автобуса.

Главный встал под дверью и крикнул:

— Выходим все! У кого телефон ответил?

Но дети зашумели, что у них ничего не работает. Связи нет.

Все вылезли по очереди (сначала те, с первого ряда, они раньше всех оказались у двери), все хватали ртом воздух, как после удушья. Не могли надышаться. Охлопывали себя, спасаясь от комаров.

Больной мальчик получил от главного бутылку с остатками воды — водительское наследство из кабины.

Главный не смог открыть багажник, где лежало имущество класса, он поднялся в автобус, залез через открытое стекло в кабину, наконец смог изнутри открыть дверцу кабины, задвинул стекло обратно, спустился, захлопнул дверь и закричал:

— Идем отсюда! Тут сыро, где-то здесь должен быть ручей.

Они выбрались на дорогу, пошли назад по следам автобуса, по колеям, залитым водой. Недавно был, наверно, сильный дождь.

Главный рыскал по кустам вдоль дороги, нашел в лесу овражек, там была видна сверху застекленная икона, она торчала внизу на столбике, а из-под глиняного склона тек вниз по овражку грязноватый, весь в листьях и ветках, ручеек.

Главный закричал:

— Тут внизу ручей! Кто хочет пить, пейте. Вода чистая. Родник.

А главный даже перекрестился, последним встал на коленки и пил из ладоней.

Прям монах.

Но потом, когда все отвалились и умылись, главные люди класса все-таки спустились в эту позорную яму.

Что делать, с волками жить — по волчьи выть, как говорила их классная руководительница в ответ на жалобы матерей, что дети ругаются матерно и довольно изощренно.

Эти трое напились, умылись, одна достала из кармана салфетки, ребята вытерли грязь и побросали салфетки наземь. Некоторые попали в ручей.

Главный велел им собрать свои бумажки. Нельзя засорять родник, сказал он.

В ответ те засмеялись, заматерились и поднялись на дорогу.

Главный спустился к луже, выкопал подобранным сучком ямку подальше и тем же сучком, уйдя вниз по течению, выудил из воды салфетки, вернулся, сбросил их в ямку и забросал мокрой землей.

Девочки, его помощницы, уже тоже спустились, нашли палочки и тоже собирали с земли мусор, эти грязные салфетки.

И говорили, что это последнее дело — загадить родник. Из него все пьют.

Лидер громко заметил:

Далее следовал мат. Правда, пожиже, чем у того парня-водилы.

Подруги лидера охотно заржали.

Класс зашумел, многие тоже ответили ему руганью.

И он в ответ, этот лидер своей компании, тут же пошел с подругами по лесной дороге, повел их обратно, откуда приехали, по следам автобуса.

Силу руководителя составляют массы сторонников.

Но главный поднялся от источника с двумя помощницами и повел свой отряд в обратную сторону. Причем сказал идти не по дороге, а по обочинам, в кустах, чтобы не было следов. И торопиться.

Больного парня он взвалил на двух дружков, они держали его под мышки и кое-как вели.

И вдруг вдалеке раздался рев мотора.

— Разбегайтесь подальше, прячьтесь прямо головой в кусты! Голов не подымать! Он из кабины увидит! — закричал главный.

Все умчались сквозь заросли в лес и залегли.

Минут через десять автобус зафырчал уже совсем близко. Проехал мимо.

— Лежим! — раздалась новая команда.

Вскоре страшный автобус уже тащился назад, очень медленно, водила останавливал свою громадную машину — видимо, оглядывал все сверху.

Дети лежали в кустах, не шевелясь. Пусть комары. Главный так велел.

И автобус с огромным трудом, грохоча и визжа, развернулся и уехал обратно.

Как оказалось, насовсем.

Водила не мог понять, куда делись дети из автобуса.

Но они еще долго лежали, главный предупредил даже не поднимать голову.

Тех троих во главе с лидером было не слышно не видно. Они больше не выступали.

Тоже валялись по другую сторону дороги в мокрых кустах, пряча головы. Они ведь поймали все команды главного. В лесу далеко слыхать.

Они, видно, поняли, что нельзя показываться водиле автобуса.

Опасность воспитывает правильно, лучше, чем семья и тем более чем друзья. Каждый сам за себя.

Наконец главный скомандовал вставать.

Все были мокрые, искусанные комарами, грязные.

Больного уже несли трое.

К вечеру отряд добрался до шоссе, ребята смогли прозвониться по телефонам, поисковая команда обнаружила в отдалении от дороги, под деревом за кустами, у большой лужи, совсем ослабевших, со следами укусов детей. Все были мокрые, но чистые. Умылись, видно, из этого прудика.

Комары стояли над ними облаком.

С восклицанием «Ну где тут наши заложники, где этот миллион долларов!» спасатели опшикали детей из антикомариных баллончиков, раздали пострадавшим бутылки с водой, причем сами сколупнули с них крышечки, открыли их тут же, не доверяя этот труд детям.

Спасатели разбили большую, как дом, палатку, размотали рулоны толстой пленки и застелили там пол, усадили внутрь спасенных, развели у входа костер — наверно, для дыма, от комаров, — собрали и поставили снаружи длинный стол, скамейки, наложили брикетов в железную печку, разожгли камелек полевой кухни. Покормили всех горячим супом и бутербродами.

Родители приехали на машинах, некоторые мамаши по две в автомобиле, целая толпа образовалась, все обнимались и рыдали, а спасатели снова на скорую руку поставили на стол коробки с соками, пластиковые миски, положили пластиковые ложки и вилки, салфетки. Супа оставалось еще много, колбасы и батонов — тоже. Дети ели плохо.

И родительницы, стараясь скрыть слезы, съели, по настоянию спасателей, по тарелке супа и попытались накормить своих детей еще раз.

Это был праздник общей дружбы.

Компании лидера не было, никого из них не оставили поесть, всех сразу же увезли водители на четырех машинах.

К ребенку с астмой прибыла скорая, ему, видно, предстояла больница.

Но больной парень уже чувствовал себя лучше. Это его мама поспешила с врачами, тот твердил, что приступ был из-за духоты.

Из скорой вышли люди в зеленом, вытащили каталку.

Положили пациента. Фельдшерица стала его слушать.

Когда мальчика оставили в покое и фельдшерица начала, матерясь из-за комаров и хлопая себя по лицу и по рукам, заполнять бумаги вместе с врачом и мамой больного, мама причитала, как еще жив остался, подошла спасательница и их тоже опшикала из баллончика, а мальчика нельзя обрабатывать, мама его закричала. Она натянула ему одеяло прямо до лба, но он запротестовал, сбил его вниз — дышать невозможно.

Тогда мама стала обмахивать сына.

Работала руками, буквально как дралась. Попутно вытирая слезы.

Дети и взрослые окружили больного и с ним попрощались, пожелали скорого возвращения, а одна девочка (та, самая смелая, которая первая спустилась из форточки) сказала:

— Я тебя навещу, хорошо?

И другая девочка (вторая смелая) присоединилась к ней:

— Я тоже.

Раздавались хлопки и шлепки, комары стояли стеной.

Закончили оформлять бумаги, врач все занес в компьютер, собрал документы и поднялся в свой экипаж.

Мальчик-главный помог фельдшерице поднять носилки с больным в скорую.

Взрослые стали расходиться по машинам, спасатели начали разбирать палатку. Сгребали пленку с травы. Видимо, имелось правило: все должно быть оставлено, как было в природе.

Ребята прощались с главным, обнимали его.

Оглядывались, как будто кого-то ища.

Девочки подошли к нему:

— За тобой не приехали? Давай тебя довезем.

— У тебя нет телефона, ты же его забыл? Звони с моего.

Но он ответил:

— Да все нормально. Уже мне дали телефон. Поезжайте.

Родители торопили ребят, звали в машины.

И тут же все умчали своих детей.

Спасатели начали разбирать палатку.

За главным не приехал никто.

Он сидел в отдалении, отмахиваясь от комарья.

— Ты чего засел, как этот? — спросила его девчонка-спасательница, собиравшая со стола в большой пакет пластиковую посуду. — Ты чего? Помогай давай. Бери там вон емкость. Мешок черный.

— До города довезете? — ответил он ей, поднимаясь.

— Какие вопросы, — сказала она. — До дверей. А что не забрали?

— Я из детдома.

— Ну правильно. Доставим, блин.

И заплакала. Такой был тяжелый день.

10 июля 2020 года.