Инфодемия и фармапатриоты

В фейсбучных схватках «рука бойцов колоть устала» — и люди, начинающие тему прививок, в конце концов зачастую вынуждены удалять свои посты: война миров невыносима, брат идет на брата… «Достали антиваксеры, они как будто продолжают нам кричать, что земля плоская!» — пишут люди, которые, очевидно, успели уже сделать, и не одну, прививку. «Достали ковидобесы, у них от осложнения ревакцинации повырастали клыки и копыта, и IQ ушло в ноль», — парируют те, кто по тем или иным причинам, очевидно, так и не привились. Очень редко, но все-таки иногда включается тихий голос разума, и кто-то пишет: «Это все потому, что обсуждается вопрос жизни и смерти. Страх рождает агрессию».

— это фрагмент из книги «Общество и пандемия: опыт и уроки борьбы с COVID-19 в России» (pdf), одну из глав которой написал в соавторстве с большой группой ученых заведующий кафедрой психологии личности МГУ, академик Российской академии образования Александр Асмолов. Книга вышла в конце 2020 года. Но она невероятно актуальна и сегодня, особенно глава «Психология кризиса — реконструкция перспектив в условиях пандемии и инфодемии».

— Александр Григорьевич, книга, в которой вы принимали участие как один из соавторов, посвящена во многом, как я поняла, поискам новой нормальности на фоне пандемии. Но, наверное, для того, чтобы ее как-то обнаружить, нужно понять самые яркие ненормальности этого периода?

— Я бы назвал еще одну книгу, в которой также можно ознакомиться с особым взглядом на пандемию и увидеть те моменты, которые остались незамеченными. Это великолепная коллективная монография «Прощай, COVID?» под редакцией Константина Гаазе, Вячеслава Данилова и других. Она вышла также в конце 2020 года.

В разных подходах, как показывают ее авторы, традиционное понимание болезни как болезни одного человека резко меняется. 

В реальности мы имеем, прежде всего, системный антропологический кризис познания мира и сталкиваемся с тремя дефицитами — понимания, доверия и смысла происходящего.

Пандемия, ко всему прочему, принесла нам много разных клише. Прячась в них от реальной ситуации, мы превращаемся в носорогов из известной пьесы Эжена Ионеско. Среди этих клише одно из самых опасных — подведение психологически разных людей под одну категорию — категорию ковид-диссидентов.

Откуда возникают подобного рода клише? В условиях различных катастроф на поверхность сознания прорываются комплексы ксенофобского поведения, у истоков которых стоит жесткое «черно-белое» деление людей на «своих и чужих». Для канализации возникающей в ситуации катастрофы агрессии «чужие» стигматизируются — на них навешиваются аффективно окрашенные ярлыки. Ныне, довожу нашу ситуацию поиска «иностранных агентов» до абсурда, на «агентов ковида» навешивается ярлык «ковид-диссидентов».

Подчеркну, что любое тиражирование подобных символов ненависти неминуемо приводит общество к еще большему социально-психологическому расслоению и росту установок ксенофобского поведения.

В результате поиск выхода из планетарной катастрофы, критический анализ реальных разнообразных источников бегства от вакцинации нередко подменяется проверенной веками пропагандистской технологией охоты на ведьм XXI века — «агентов ковида». Рассуждать так — это все равно что говорить о средней температуре по больнице, потому что за этим клише — люди с разными психотипами, разными стратегиями совладания со сложной ситуацией.

Сам конструкт пандемии, как отмечают авторы книги «Прощай COVID?», в момент ее разгара воспринимается не столько как проявление болезни, сколько как сигнал тревоги, приводящей к стрессовой ситуации. Иными словами, весьма рискованно сравнивать ковид с чумой или испанкой, потому что в данном случае масштаб эпидемии переводит явление в качественно иную категорию, и мы сталкиваемся с эволюционным вызовом, когда привычные маркеры идентичности становятся другими. И, 

Почему вымерли те или иные политические «динозавры»? Потому что у них не было чувствительности к разнообразию и новизне. Потому что они цеплялись за ригидные типовые решения в качественно изменившихся ситуациях, шли по проторенной дороге мобилизации привычных стереотипов, а не искали иных путей развития. Не удивляйтесь поэтому, что подобными «динозаврами» оказались разные тоталитарные режимы, которые при встрече с эволюционным вызовом ковида закрывали глаза, приговаривая: «Это не с нами; с нами этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

— Вы включаете сюда Россию?

— Конечно, к сожалению, я говорю и о России. В России мы сталкиваемся с безальтернативным предложением выхода из ситуации пандемии — вакцинацией исключительно отечественными вакцинами.

Именно лишение альтернатив нередко приводит людей к самым различным способам психологической защиты, в том числе, и к протестному поведению как реакции на блокировку выбора. И, как это ни прискорбно, но одним из барьеров на пути к преодолению тяжелейшей ситуации у нас стало такое явление, которое я называю фармакологическим патриотизмом. Как в свое время писал Юрий Визбор: «…а также в области балета мы впереди планеты всей», — теперь мы в области вакцинации тоже попытались встать впереди планеты всей.

Когда совершенно разные люди заявляют, что не хотят вакцинироваться, — это не всегда реакция на прививку как таковую — за этим лежит «многоцветие» мотивов. В том числе это может быть и реакция протеста на фармакологический патриотизм, т.е. реакция на абсолютное зло в форме невозможности выбора. 

Можно ли называть «агентом ковида» того, кто говорит, что я не хочу находиться в безальтернативной ситуации, когда мне указывают в авторитарном стиле только единственный путь и говорят, что знают, как надо, и что другого пути нет? Когда лишают любых возможностей выбора?

— Я как раз только что прочитала, что в ближайшее время в Москве могут появиться импортные вакцины от коронавируса — Министерство здравоохранения предложило ввозить вакцины из-за границы до их официальной регистрации в России и что даже уже разработаны поправки к законодательству.

Невероятное число заболевших и умерших во многом связано с жертвами фармакологического патриотизма.

Обратите внимание: я далек от того, чтобы говорить о медицинской ценности разных вакцин. Я рассуждаю как психолог о том, что происходит с осознаваемыми и не осознаваемыми установками людей, о психологической природе выбора. Если бы он был, мы бы имели сегодня другую ситуацию в нашей стране. Потому что это связано с психологическим состоянием людей, когда они бегут не от вакцины, а от ситуации отсутствия выбора, в которую их загоняет система. И эта социально-психологическая ситуация фактически никем не фиксировалась, не анализировалась.

Если же мы действительно решимся преодолеть последствия политики фармакологического патриотизма и создадим реальную возможность выбора, мы имеем гораздо больше шансов преодолеть ситуацию пандемии.

Еще раз подчеркну, что реакция на фармакологический патриотизм — лишь одна из многих реакций, которая стоит за бегством от вакцинации разных личностей и различных социально-психологических групп населения нашей страны.

— А какие еще явления стоят за отказом. Страх? Недоверие к вакцинированию вообще?

— Есть люди с определенными фундаменталистскими установками сознания. Им в принципе присущ консерватизм по поводу любых медицинских вмешательств. Эти ментальные установки есть и в России, и на Ближнем Востоке, и в других странах. Больше других страдают от пандемии именно люди с закрытым сознанием, которые отторгают любые изменения. Они, с моей точки зрения, находятся в ситуации внешнего локуса контроля, а не самостоятельного принятия решений.

И пандемия, например, в ряде районов Ближнего Востока, бушует в тех конкретных районах, где преобладает население с ультраортодоксальными установками. И в России есть немало людей, которые в силу своей мировоззренческой картины мира исходно веруют: «Нет никакого ковида, как мир стоял, так он и будет стоять… От медицины все зло!»

Вот эти медицинские луддиты, которые, как всегда, против любых изменений, отвергают все то, что нарушает их картину мира. У них пандемия вызывает не когнитивный, а ценностный диссонанс. Она не вписывается в их закрытую, непроницаемую для опыта картину мира, и никакими увещеваниями вы этого не измените.

— Хотелось бы поговорить с вами еще и об инфодемии, насколько я понимаю, именно с ней во многом связана поляризация общественного мнения. Всевозможные фейки и ложные посылы при странном, таинственно ведущем себя вирусе, к которому никак не приноровиться, — адская смесь.

— Если взглянуть на ситуацию пандемии и инфодемии с позиции замечательного советского терапевта Романа Альбертовича Лурия на имеющую социальные истоки «внутреннюю картину болезни», то мы с вами превратимся в субъектов коллективной болезни. 

Инфодемия — это конструирование внутренней картины болезни: всем внушают, независимо от того больны вы или нет, что вы либо явный больной, либо бессимптомный. Здоровых не существует — такая картина возникает в массовом сознании. И это происходит во многих странах на нашей планете.

Пандемия взорвала и без того хилое доверие к власти из-за ее беспомощности и упущенных возможностях реагирования в этой ситуации. 

В такой ситуации, когда рациональные решения не работают, «пророками» становятся разномастные эзотерики и колдуны, выступая как спасители человечества.

Встает вопрос о том, сможет ли человеческая популяция выработать иммунитет в ответ на эволюционный вызов пандемии? Произойдет ли так, что коронавирус, как и многие другие вирусы, «заключит договор с человечеством», обретя в людях своих хозяев?

— Хозяев? Которые смогут сказать ему «стоп»?

— Которые смогут так или иначе найти форму договоренности. В нас живет много вирусов, с которыми мы сумели договориться, и есть такие, без которых мы теперь вообще не можем существовать. Принять эволюционный вызов ковида нам мешает отсутствие экосистемного мышления. Чтобы изменить ситуацию, необходима кооперация интеллектуалов и политиков, трансформация нашей картины мира. Эволюционные и культурные антропологи вместе с врачами и биологами должны совместно начать поиски решений. Мастера реального анализа осмысления ситуации написали книги, о которых мы уже говорили. В них речь идет не просто о кризисе, а о кризисе познания мира — антропологическом кризисе.

Альберт Эйнштейн предупреждал о том, что нельзя использовать старые карты, двигаясь в новый мир. Но мы все время используем старые карты в ситуации кардинальных изменений. Тоталитарным системам, занятым попытками изоляционизма и самопроизводства власти — самих себя, — как правило, не до нас. Они, как динозавры, не способны к эволюционной пластичности и трансформации поведения в ситуациях проверки на сложность. Они лишены чувствительности к разнообразию. Исторически в тех системах, где убивались такие науки, как педология, генетика и кибернетика, где исходно уничтожались науки об изменениях, — резко ослабевали возможности преодоления кризисных ситуаций.

— В последнее время я часто вижу в социальных сетях такое умозаключение, что на фоне вакцинации якобы происходит не уменьшение количества заболевших, а увеличение числа и заболевших, и умерших. И еще есть довольно-таки серьезная досада на общий локдаун со стороны людей, которые привились, — как бы «нас-то за что?». Как вы это все прокомментируете?

— Что такое поиски спасительной вакцины? Это попытка совладения с кризисной ситуацией, основанная на эволюционном оптимизме. Вспомните, что наряду с целенаправленным поиском продуктивных решений существует и случайный поиск. В связи с этим напомню «принцип лягушки в молоке». Перед нами выбор: оказаться той лягушкой, которая сбивает сметану и выбирается, или той, которая складывает лапки и идет ко дну.

Выученная беспомощность состоит в убежденности в том, что какие бы действия человечество ни предпринимало, все равно ничего не изменится, а станет только хуже. Это путь в апатию. Чем больше людям внушают, что они безнадежны, тем больше, как это все ни парадоксально, они становятся жертвами коронавируса.

Вопрос не в том — информировать ли людей о драматической ситуации с пандемией, или замалчивать ее. Вопрос в другом — в том, как подавать информацию о происходящих событиях, чтобы не нагнетать страхи и панические реакции. В связи с этим приведу один пример из области изучения поведенческих реакций на стрессовую ситуацию. Когда телезрителям демонстрировали повреждения на теле в племенах Новой Зеландии и Австралии, сопровождая демонстрацию фильма текстом о том, что это каннибалы захватили людей и вот что они натворили, — стресс зашкаливал. Когда ту же самую ситуацию показывали и говорили, что это документальный фильм, где демонстрируются обряды инициации, необходимые для взросления у определенных народов, — никакого стресса не было. Тем самым доказывалось, что восприятие информации зависит от установки: было так и может быть так-то и так-то, а не ужас без конца.

Показывая бесперспективность борьбы с ковидом, мы все больше травмируем сознание людей.

— Ну телевидение у нас сегодня так и работает — или ужас бесконечный, или прививка «Спутником». Понятно, что это делается для того, чтобы поднять волну вакцинации, и это действительно необходимо, но…

— Но, чтобы поднять уровень вакцинации, надо, в первую очередь, избавиться от политики фармакологического патриотизма, и, как вы заметили, первые шаги в этом направлении уже делаются.