Онегин, Ленин и папа римский

Торжок пропах яблоками и тоской. Яблоки — красные, зеленые, янтарные — устилают дворы, как брошенные на пол пестрые бабушкины половики. А найдя прореху в заборе, выплескиваются разноцветным потоком на улицу, прямо под ноги.

Обходишь, стараясь не наступить.

«Вона как нынче, видишь, никому оно не надо, — комментирует наблюдающая за моими маневрами старуха. — Нет чтобы свезти в интернат какой, компоту всем наварить…»

Торжок — на полпути между Питером и Москвой, но остается лишь транзитной точкой для путешественников. Редко кто задержится больше чем на несколько часов, иногда еще на ночевку, отдохнуть от дороги. Обомлев от нечаянной его красоты — раскинутых по холмам над Тверцой десятков церковных маковок, деревянных домов с резными наличниками вдоль извилистых старых улочек, кое-где до сих пор покрытых булыжником, — изумляются: какая сказка! 

Только признанных памятников около трехсот. О Торжке теперь даже папа римский знает — с тех пор как Владимир Путин преподнес Франциску золотую вышивку, созданную новоторжскими мастерицами. Этому здешнему промыслу свыше восьми веков, а самыми искусными золотошвеями слыли насельницы Воскресенского женского монастыря.

С советских времен тут обосновалась фабрика — производство по пошиву пальто по сей день работает в стенах Воскресенского собора, обезображенного выведенными наружу вытяжными трубами. А церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи служит складом. 

Бывший келейный корпус, где затем жили фабричные люди, почти сложился вовнутрь — вот-вот рухнет с холма вниз, в густые заросли над рекой. Там до революции был бульвар, где прогуливалась нарядная публика. Теперь не продерешься сквозь кусты, колючки и груды мусора.

Зато наверху, на площадке у швейного цеха, куда выходят работницы на перекур, свои тропики — пальмы, собранные, как конструктор, из обрезанных пластиковых пивных бутылок. Каждая, опрокинутая здесь с устатку на лавочке, идет в дело: коричневые — на стволы, зеленые — на листья. 

Это, говорят, наши Канары. На другие тут не заработаешь.

Объективных причин быть Торжку депрессивным вроде бы нет. Идеальное расположение на главной туристической дороге страны, достаточно крупных предприятий, исправно получающих госзаказы. Сохранившаяся историческая планировка и уйма архитектурных сокровищ. 

С рядовой исторической застройкой не лучше: покосившиеся домики с обвалившимися крышами, пустыми глазницами окон, чуть ли не на каждом втором — «продается», «продается»… Охотников только на них не находится, так годами и стоят. 

Поездка в Торжок сродни путешествию на машине времени. Действующая колонка с питьевой водой на улице Водопойной. Указатель «Видеопрокат». Под вывеской «Скупка золота» объявление на запертой двери: «Мы работаем! Сотрудник находится где продают банки на Ильинке» (подкреплено изображением трехлитровых стеклянных банок). За забором блеет коза. Из печных труб тянет березовым дымом. И никакой туристической инфраструктуры. Да какое там — попробуйте хотя бы кофейню найти. Ожидаешь — гармоничное продолжение антуража конца прошлого века — увидеть здесь сосисочную или пельменную. 

И вдруг натыкаешься на «сказочную». 

Именно так определил формат своего заведения Ник Ангелов, его создатель, — решив, что это будет место, где бесплатно подают сказки, под которые можно выпить кофе или чаю с пирожными. 

Ангелов — это, конечно, псевдоним, под ним и публикуются сказки, которые сочиняет этот большой мужчина, похожий на любопытного добродушного медведя. Вообще-то он Роман, но не любит смешивать две своих ипостаси — московского бизнесмена и новоторжского сказочника. 

«В какой-то момент понимаешь, что жизнь — короткая штука. И заниматься тем, что не приносит тебе удовольствия, пусть даже принося деньги, смысла никакого нет, — объясняет выбор нового пути Роман. — Нужно жить и делать только то, что нравится. 

Три года назад он купил заброшенное двухэтажное историческое здание — в не самом проходном, но одном из самых красивых мест Торжка, на поднимающейся к храму улице Красная Гора. Реставрировал и ремонтировал два с половиной года. И попутно сочинял историю о том, как двести лет назад мальчик Ник приходил сюда, в торгующую сластями лавку, за знаменитым лихославльским мармеладом. Как встретил здесь ангелоподобную девочку, в которую тотчас влюбился, как жизнь разлучила их на пятьдесят лет, а затем вновь свела в том же месте. Кроме двух главных героев есть и другие: например, рыжая курица, несущая разрушение. Она мстит за сородичей, пущенных на прославившие Торжок пожарские котлеты. Но у этой курицы огненной масти есть и другое предназначение. 

«Понимаете, она, с одной стороны, как птица Феникс — непременно возрождается, что бы ни случилось, — пояснят автор. — А с другой — она как ангел, приносит добро».

В неделю выходило по одной новой истории — свежие стопки газет, где их печатали с рисунками автора, разбирали при входе в кофейню. Каждая серия — не только воспоминания дожившей до седин влюбленной парочки, но и погружение в историю Торжка и его окрестностей, с попутным мифотворчеством, явно вдохновляющим Романа. В которое он и сам вносит посильный вклад. 

Чего стоит одна история с могилой Онегина, которая наделала шуму прошлой осенью и из-за которой краеведы едва не пошли стенка на стенку. 

«Пушкин, как известно, много раз бывал проездом в Торжке, — поясняет Роман. 

а мог и услышать от лавочника или хозяина гостиницы историю про торжокского Евгения Онегина и дать такое же имя герою своей поэмы, над которой тогда работал. Род Онегиных тут довольно известен, на старом Пустынском кладбище несколько захоронений членов их семьи. Но достоверно установить, где чья могила, очень сложно: в таком все запустении, да и сквозь заросли было не продраться. Я подумал: почему бы по аналогии с «Том Сойер Фестом» не запустить в Торжке «Гекльберри Финн Фест»? И перво-наперво привести в порядок могилу Онегина!»

Отыскать к ней путь среди колючих зарослей было отдельным квестом.

«Нашего Онегина спас Ленин! — не сомневается Роман. Могила новоторжца —  однофамильца Ильича оказалась самой ухоженной, а потому приметной: на нее шли, как на маяк во тьме. А благодаря ухоженному Ленину и Онегин сохранился».

Роман с волонтерами покрасили оградку, расчистили тропинку и могилу от сорняков. А главное — привели на нее правнучку Онегина, Тамару Константиновну Шестакову-Соловьеву. Которой до того пробраться к захоронению предка не было никакой возможности.

Тамара Константиновна, отметившая накануне 91 год, очень расчувствовалась, когда Роман вручил ей букет и отрисованное им масштабное генеалогическое древо Онегиных. 

Акция встретила резкую критику некоторых местных краеведов, вплоть до возмущения «бесовщиной вокруг Евгения Онегина и могилы его сына». А заодно активизировала новый виток давних дискуссий между самими исследователями. 

Слушая фонтанирующего идеями Романа, разделить вымысел и факты бывает непросто. Что, может, не так уж и важно, если чуть ближе становится заданная им цель: придумать новые сюжеты и «якоря», способные заинтриговать, вызвать интерес, задержать путника в Торжке больше чем на день, несмотря на всю его необустроенность и разлитую среди развалин тоску. 

За час разговора он успел рассказать о масонской подоплеке работ архитектора Львова и тайных смыслах погреба-пирамиды в его родовом имении, о загадочном месте силы близ деревни Арпачёво: «Круг среди поля, куда все время попадают молнии, я только девять деревьев, сожженных молнией, там насчитал, а местные говорят, что то и дело НЛО над ним видят». О том, почему от медовухи один вред, а от ставленого меда холодного брожения — сплошная польза. О собственном опыте хлебопечения, с которым экспериментирует уже лет десять. И о новых задумках — выращивать амарант («крутейший злак, зерно долголетия») и наладить выпечку хлеба из амарантовой муки, «как предки наши делали». А еще — запустить выпуск фигурок своих сказочных героев из лихославльского мармелада, привести в порядок прилегающую к «сказочной» территорию — чтобы было интересное общественное пространство, а то молодежи и собраться-то в Торжке негде. 

«Идей у меня много. Главное — создавать надо то, что способно удивить. А Торжок — очень мистический, загадочный город. Вот я так его вижу, поэтому и сочиняю такие сказки. И мне бы хотелось, чтобы, находясь в моей «сказочной» в Торжке, пусть даже в окружении развалин, ты в то же время был немножко в другой реальности — такой, какой она может стать, если есть любовь».