В России около 7 миллионов одиноких стариков. Сколько из них дементных — страдающих старческим слабоумием, — не знает никто. Однако медицинские исследования показывают, что после 80 лет половина пожилых людей имеют признаки болезни Альцгеймера, после 90 — практически каждый. Теряя постепенно разум, эти люди становятся опасны для себя и для других. Их жизнь непостижима и почти невыносима. Но ждать помощи им неоткуда.
В подъезде родительского дома я с ходу насчитала трех пожилых одиноких соседок. Я знаю их уже лет 40, но встречаю все реже. Им, ровесницам моей мамы, все труднее выходить на улицу, дети разъехались, и как тянутся дни их долгой старости, я не знаю. И отчего-то никогда не спрашиваю.
А спрашивать надо. Поколение родителей, если вам повезет застать их долгую старость, неизбежно превращается в поколение старых детей.
Аня стучит в соседнюю дверь на своей лестничной клетке: «Лариса Михайловна, это я — Аня. Я таблетки вам принесла…» Через долгую паузу открывается дверь: «Какие таблетки? …Нет, пить не буду. Не надо мне».
Аня несколько минут уговаривает соседку. Настойчиво и спокойно. Этот «аттракцион с таблетками» повторяется каждое утро уже несколько месяцев. Аня — единственный и случайный человек в жизни Ларисы Михайловны, который каждый день интересуется ее персоной.
Что делать и как помочь Ларисе Михайловне, Аня не знает.
Познакомились они случайно, девушка переехала в съемную квартиру на Кутузовский проспект в конце лета, а на следующий день седая растерянная женщина позвонила ей в дверь и попросила помочь найти ключи. Аня зашла в соседскую квартиру и обомлела:
«Я таких захламленных раньше не видела. По мусору, по разбросанным вещам ползали стаи тараканов. Это, честно сказать, был шок».
На следующий день Лариса Михайловна опять позвонила в дверь и сказала, что перестала видеть. Аня вызвала скорую. Соседку отвезли в больницу, а когда дело шло к выписке, Ане позвонила лечащий врач и сообщила, что у Ларисы Михайловны диабет и ей по часам нужно давать лекарство.
Теперь Аня по часам дает лекарство, ходит с соседкой в банк, в поликлинику. Аня уговорила пожилую женщину пустить в квартиру дезинсекторов и сделать уборку. Аня обратилась в соцзащиту, прислали специалиста, который изучил, что да как. Соседке даже провели тесты на степень деменции. Выяснилось, что Лариса Михайловна имеет «неглубокие когнитивные нарушения». Это значит, что, в принципе, она способна жить самостоятельно, ей не нужна круглосуточная сиделка. А вот присмотр нужен.
Аня рассказывает:
«Понимаете, с виду не скажешь, что Лариса Михайловна не в себе. Она очень начитанная женщина, здраво рассуждает. Но ее реальность не всегда совпадает с настоящей реальностью. Я пыталась выяснить, есть ли у нее родственники. Она мне много рассказывала про дочь, которая живет в Питере и с которой она якобы поддерживает отношения. Но никаких следов присутствия ее в жизни матери нет. Я пыталась найти ее телефон в записных книжках. Нет телефона. Мне кажется, Лариса Михайловна рассказывает о ней, чтобы не выглядеть в моих глазах совсем брошенным человеком.
Я рассчитывала, что если я организую ей приход соцработника два раза в неделю, то смогу быть спокойна за нее и передам все дела. Но она наотрез отказывается подписывать договор — боится, что соцработники обманут. Никому не доверяет. А без ее согласия — она же не лишена дееспособности — соцработник, естественно, приходить не сможет.
Это какой-то тупик. Я на днях уезжаю на месяц и совершенно не представляю себе, как она тут будет жить».
Аня связалась с фондами, которые занимаются стариками. Из всех реальных вариантов прорисовывается только ПНИ.
Аня говорит: «Не думаю, что ПНИ — это лучший выбор для нее. Там же у людей совсем нет свободы распоряжаться своей жизнью. Там кричать на стариков могут. Мне ее жалко. Здесь она выходит погулять во двор и сидит на скамейке с такой же старушкой, общается. Это ее обжитой мир…»
Рассказывает Александра Щеткина, президент фонда «Альцрус», помогающего людям с деменцией и их семьям.
«Это типичная ситуация, с которой мы сталкиваемся в нашем фонде. Если у человека развивается деменция, то неизбежно произойдет ЧП: он или забудет принять лекарство, или примет много. Или газ не закроет. И хорошо было бы, чтобы на ранних стадиях к такому человеку приходил соцработник, даже если сам пожилой человек утверждает, что ему никакая помощь не нужна. К Аниной соседке мы направим волонтеров, надеемся, это пока как-то решит проблему.
Часто соседи начинают помогать такому человеку, но из-за того, что у него развивается деменция, эта помощь может им расцениваться неадекватно. Например, ему принесли горячую еду, убрались дома, взяли вещи постирать. Он вроде сначала со всем соглашается и благодарен, а на следующий день все забывает и обращается в полицию, обвиняет в краже вещей соседей. Поэтому мы всегда советуем ставить в известность соцзащиту. В принципе, соцзащита должна после такого заявления прийти на место, можно вызвать психиатра из районного ПНД или написать коллективное соседское заявление с просьбой провести осмотр. Если ситуация доходит до того, что жизнь человека находится под угрозой — он о себе не заботится, опасен для жизни и здоровья окружающих, — то в крайних случаях может быть недобровольная госпитализация, и затем органы опеки лишают дееспособности человека и размещают его в интернате.
Хотя по закону, если человек отказывается от помощи врача или соцработника и при этом не создает экстренной и опасной ситуации, никто не может его принудить получать эту помощь. Но загвоздка в том, что он отказывается, уже будучи не вполне адекватным.
А социальной службы сопровождения человека с деменцией в стране нет. Либо родственники должны ухаживать, либо в дом престарелых или в ПНИ. Но человеку с легкой степенью деменции совсем не обязательно находиться в доме престарелых. Ему помощь нужна, а не изоляция.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Есть еще такая проблема. Живет одинокий человек — и соседи ему помогают, и соцслужба приходит, и участковый в курсе. Но как только начинается процесс недобровольной госпитализации, откуда ни возьмись появляются родственники, которые претендуют на жилплощадь как наследники, но на самом деле никакой ответственности за своих бабушек нести не хотят и не будут. И все возвращается на круги своя.
На места в домах престарелых и ПНИ сейчас большой спрос. Нужно стоять в очереди. Но потребность в пансионатах могла бы быть значительно ниже, если бы государство поддерживало семьи дементных людей. Сейчас можно рассчитывать на соцработника, приходящего два раза в неделю, на инвалидность и бесплатные подгузники. А дементный больной часто требует круглосуточного присмотра, родственники вынуждены оставлять работу, чтобы ухаживать. Некоторые просто не готовы к такому сценарию. И оставляют своих старичков выживать в одиночестве. Еще страшно, что одинокие дементные люди часто погибают: упал в ванной, не смог встать, обезвоживание и смерть через два дня. Или уходят из дома, теряются и погибают. Таких старичков надо выявлять и вести их учет, отслеживать их состояние.
Сам дементный никогда не сможет осилить поход в соцзащиту. Вообще для него любая новая ситуация — непосильный стресс. Есть надежда на введение системы долговременного ухода, но внедряться она будет еще долго. Понятно, что не все мы готовы вовлекаться в помощь лично, но всегда можно пойти в соцзащиту и оставить заявление, что рядом с вами живет такой человек. Это уже важно. Никто не хочет быть брошенным и одиноким. Всем нужна любовь».
Из репортажа «Новой» 2019 года «Новогодние макароны» (фото Виктории Одиссоновой).
«Ее дверь на четвертом этаже старой многоэтажки не заперта. На стук никто не откликается, толкаем дверь. В нос ударяет резкий, затхлый запах. В коридоре на веревке — застиранное до дыр полотенце и наволочка.
— Дверь не закрыта? А я часто скорую вызываю. У меня очень сильно болит голова. Я ветеран войны, у меня семь медалей. Всю войну работала в колхозе, а потом в магазине 30 лет. Мне всегда подарки давали. Пенсия 18 тысяч. Нанимать женщину приходится, чтобы постирать у меня, приготовить. Соцработник приходит, но мне не хватает. Молодой сын умер, в 55 лет, а внучонок есть — он глуповатый, в Коврове живет. Три года из дома не выхожу, упала, ногу сломала. И теперь дома сижу. Я уж жду смерть, а она все не идет. Что б я съела счас? Картошку пожарила бы с колбасой. Но сил нет…»
Нина Макаровна, 94 года.
Старые люди — самые трудные «потеряшки». На вопросы «Новой» отвечает Мария Дорощенко (позывной «Роща»), инфорг поискового отряда «ЛизаАлерт».
— Старые люди часто теряются?
— Это основные «клиенты» наших поисков. Дезориентация, вообще, один из признаков деменции и, как правило, возникает совершенно внезапно. Вчера помнил дорогу от дома до магазина, куда ходил 20 лет. А сегодня напрочь забыл, куда надо возвращаться. Щелкнул тумблер в голове — и все, темнота.
При этом никаких явных признаков деменции они зачастую не демонстрируют. Их трудно выявить даже близким. А уж с ходу понять, дементный человек или нет, невозможно. Они разговаривают, отвечают на вопросы. Но при этом могут быть уверены, что находятся в другом городе или путать год. Надо разговаривать, а мы бежим, нам некогда. Максимум, что можем спросить: «Нужна помощь?» И такой человек часто отвечает: «Нет, не нужна». У меня в поиске недавно бабушка ходила по Москве три дня, считая, что она в Минске. Она была уверена, что скоро придет домой.
— Какая опасность подстерегает старого человека, который потерялся?
— Зависит от многих факторов. Если зимой, то погибнуть от переохлаждения может быстро. Если летом, то может продержаться долго. Летом мы искали пожилого мужчину 35 дней. Он вышел из дома в Подмосковье и за месяц обошел четыре области. Он очень добродушный и открытый, много пешком ходил, его подвозили. А когда спрашивали: «Где ты живешь?» — говорил, что не может вспомнить.
И люди воспринимали это нормально: «Ну, бродит старичок, и чего?»
— Никто вам не позвонил?
— Нет. Его подкармливали, давали, деньги, одежду. Он делал мелкую работу для дачников. Но никого не просил помочь ему найти свой дом. Ему было неудобно. Он выживал и… выжил. Когда мы его нашли, у него был шок. Он не верил, что его искали. Когда увидел близких — расплакался.
Волонтеры «Лиза Алерт» перед началом поисковой операции. Фото: Артем Геодакян / ТАСС
— Иногда люди без документов и с провалами в памяти попадают в больницу по скорой помощи. Есть ли общая база, где такие больные учитываются?
— Такой базы нет, и это огромная проблема. В больнице человеку оказывают помощь, медикам не важно, как зовут, важен диагноз. И когда человек попадает в больницу без документов, его спрашивают: «Как вас зовут?» Но человек, страдающий деменцией, не может назвать свою фамилию. Или называет неправильную. И никто не будет докапываться, запишут в карточке так, как сказал. Если, не дай бог, умирает, то свидетельство о смерти выписывают на эти данные. И его хоронят за госсчет. Вот это самое страшное.
У нас в 2018 году был труднейший поиск. Мы искали женщину, которая пропала в Подмосковье. Ушла с дачи и не вернулась. Через полгода мы получили информацию, что похожая по описанию женщина находится в ПНИ. Причем, когда мы ищем дементных, мы всегда указываем и девичью фамилию. Потому что люди с деменцией значительно лучше помнят далекое прошлое.
Оказалось, что та женщина назвалась не только фамилией, но и именем своей матери.
— Какой здесь выход?
— Создание всероссийской базы неизвестных пациентов. В 2019 году на форуме волонтеров наш председатель Григорий Сергеев общался с президентом и сказал, что такая база остро нужна. Мы считаем, что в нее должны входить данные обо всех людях, попавших в больницу без документов. Через год вышло президентское поручение «проработать вопрос». Главным исполнителем назначили МВД. Ведомство нас никак не привлекает к работе, даже в качестве экспертов. Мы просили показать промежуточный результат — нам отказали. Базы до сих пор нет.
— Быть может, имеет смысл обязать больницы сообщать в «Лизу Алерт» о таких людях?
— Это сложно. Никто не хочет брать на себя добровольно лишнюю работу. У них есть пациент, оказывается необходимая помощь. Больница, в принципе, даже не обязана сообщать в полицию о таком человеке, если у него нет криминальных повреждений. Уже хорошо, что не так давно сам факт нахождения человека в медучреждении перестал считаться врачебной тайной.
— Как можно застраховать от исчезновения пожилого родственника?
— Застраховать стопроцентно нельзя. Сделать все, чтобы максимально облегчить его поиски, можно.
Самая большая наша просьба: фотографируйте чаще своих пожилых родителей. Вы никогда не знаете, когда прозвенит первый звоночек и что-то произойдет с его памятью.
Тем более что обычно мы даже не допускаем такой мысли, а странности списываем на скачок давления или усталость. Это такая психологическая защита: «Это же мой папа, он всегда был сильным и уверенным мужчиной. Это не может с ним произойти». Может.
Летом мы начали поиск 77-летнего Бондарева Виталия Ивановича, преподавателя МАИ. Он ушел из дома и бесследно исчез. Поиски продолжаются до сих пор.
Возвращаясь к фото. Искать 75-летнего человека по паспортной фотографии, сделанной в 45 лет, нереально. Его никто не опознает по фото на ориентировке. Поэтому обязательно имейте актуальные фотографии.
Еще напишите записки с именем и телефонами близких и разложите их в карманы одежды. Не надо писать адрес, этим могут воспользоваться мошенники. Правда, записки пожилые люди иногда выбрасывают, тогда сделайте пометки на вещах. Я знаю семью, которая такие бирки пришила на всю одежду дедушки, вплоть до белья. Если такой человек попадет в больницу, то его быстро найдут. Если он пользуется мобильным телефоном, оформите сим-карту на себя и подключите функцию получения геолокации у оператора.
Есть еще один инструмент — это «Островки безопасности».
— Что это за опция?
— Мы запустили проект «Островок безопасности». Он действует в некоторых магазинах крупных торговых сетей («Пятерочка», «Перекресток»), в Сбербанке, в торговых центрах. Суть проекта в том, что, увидев оранжевый знак на двери магазина «Вы заблудились. Мы поможем», потерявшийся человек может обратиться к работнику магазина. Мы обучили персонал, и теперь работники могут вычислить растерянного и потерявшегося человека, который обычно ничего не покупает, но может часами стоять в помещении. Если в магазине видят такого человека, то звонят нам на горячую линию, и мы подключаемся. Бывает страшно, когда человек, с виду совершенно адекватный, говорит: «Я здесь где-то живу, я вышел за молоком, а куда возвращаться, не помню. За прошлый год благодаря «Островку безопасности» мы нашли 2000 потерявшихся людей.
— Что посоветуете сделать, если вдруг встретишь такого человека?
— Надо позвонить на горячую линию «ЛизаАлерт». Вам расскажут, что в данном случае надо сделать. Не покупайте этим людям билет на поезд и не оплачивайте такси. Они могут уехать в неизвестном направлении. Еще можно вызвать полицию, дождаться приезда и записать, куда заберут человека. И об этом сообщить нам: если этого человека уже ищут, то информация поможет.
Присматривайтесь больше к пожилым одиноким людям. У нас был случай, когда в подъезде в Москве жил человек, ветеран войны. У него китель был с медалями, а из вещей — пакетик с тонометром и лекарствами.
Он не помнил, как он там оказался. И весь подъезд им не интересовался, хотя и подкармливали.
Егоров Владимир Николаевич, 74 года, СНТ Надежда, д. Новинки, Солнечногорский г. о., МО
16 мая 2021 года вышел из дома и не вернулся. Ориентировка на БВП (без вести пропавшего) развезена в течение сентября — октября во все специализированные и экстренные ГКБ Москвы, в т. ч. и в Коммунарку (всего 37 больниц).
Малыгина Зинаида Ивановна 83 года, СНТ Берёзка, Конаковский район, Тверская область
25 сентября 2021 года ушла в лес и не вернулась. Погибла.
Жамалетдинов Валиула (Валентин) Абдулович, 80 лет, ЗАО, г. Москва
С 18 октября 2021 года его местонахождение было неизвестно. Найден. Жив.
Блохина (Соцкова, Андреева) Дарья Павловна, 90 лет, СВАО, г. Москва
19 октября 2021 года ушла в неизвестном направлении. Найдена. Жива.
Иванин Михаил Матвеевич, 91 год, г. Жуковский, МО
С 18 октября 2021 года его местонахождение было неизвестно. Найден. Жив
Гладышева (Однодворцева) Валентина Михайловна 82, мкр. Клязьма, г. о. Пушкино, МО
14 октября 2021 ушла из дома и не вернулась. Погибла.
В России действует заявительный принцип получения социальной помощи. Это означает, что если пожилой человек не обращался в органы социальной защиты, значит, ему ничего не предложат, «система» о нем не знает. Введение системы долговременного ухода, пилотные проекты которого внедряются в некоторых регионах, предполагает, что выявлять пожилых людей, нуждающихся в помощи, будут соцработники, обходя квартиры и дворы. А после будут составляться индивидуальные планы помощи каждому: одному достаточно два раза в неделю принести продукты, другого надо приготовленной едой накормить с ложечки. Правда, пока неясно, где брать профессиональные ресурсы для такой огромной работы в масштабах страны.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}