В Москве вынесли приговор последней из обвиняемых по «санитарному делу». Главе «Альянса врачей» (организация признана «иноагентом») Анастасии Васильевой назначили наказание в виде года ограничения свободы. Следствие переключило внимание на регионы. В Саратовской области обвинения предъявлены балаковскому стороннику Навального Владимиру Нечаеву и бывшему координатору саратовского штаба (организация признана «экстремистской» и запрещена) Дмитрию Цибиреву.
После роспуска организации и эмиграции основных действующих лиц судьба сторонников оппозиции в провинции складывается по-разному. Как подсчитал РБК, среди экс-руководителей региональных штабов (все они признаны «экстремистскими» и запрещены) 21 процент уехал за границу, 29 процентов находятся под следствием. Часть активистов теперь дает покаянные интервью государственным СМИ. Например, бывший координатор саратовского штаба Михаил Мурыгин, который руководил саратовским подразделением во время президентской кампании Алексея Навального, с начала года успел разоблачить бывших товарищей в интервью RT, НТВ, Regnum, Life и другим.
«Сесть неохота совершенно. Очень не хотелось бы уезжать. Что буду делать за границей, понятия не имею», — пожимает плечами Цибирев, отпивая кофе из большого стакана. Дмитрий носит длинные волосы и бороду. Свитер с горлом, драные джинсы, кеды. Собеседник выглядит моложе своих 35.
Цибирев вырос в Ртищеве — районном городке, где живет около 40 тысяч человек. В школе и университете о политике не задумывался. После мехмата устроился сисадмином в крупную торговую компанию. «У меня было все хорошо: купил машину, ездил на море, имел карьерную перспективу вплоть до технического директора. В 2012 году увидел фото с Болотной и удивился: чем эти люди недовольны?» Стал разбираться и узнал о существовании выборов и фальсификаций.
С принципами государственного устройства саратовец познакомился, став предпринимателем. Цибирев разрабатывал сайты, интернет-магазины, складские системы учета. Попытался выйти на госзакупки: «Мы с коллегами посмотрели конкурсные документы и порадовались: легко потянем задачу за меньшие деньги. Но вчитались повнимательнее в то, что пишут мелким шрифтом, и поняли: здесь все заточено под конкретного поставщика. Первая мысль была: сфера госконтрактов устроена не очень правильно. Потом появилось осознание, что в целом со страной что-то не так. Захотелось исправить систему, которая работает неэффективно. Это не столько политика, сколько перфекционизм программиста. Когда я вижу кривой код, хочется его переписать».
В 2017 году в Саратове открылся штаб Навального. Цибирев «посчитал, что это подходящий инструмент, который может изменить систему».
Дмитрий Цибирев. Фото: Матвей Фляжников / для «Новой»
«Основными спонсорами штаба были мелкие предприниматели. По своим университетским друзьям знаю, что небольшой бизнес во многом недоволен властью. На акцию они не пойдут, а вот купить бумагу или картридж для принтера — пожалуйста», — говорит Цибирев. В отличие от столицы, в провинции к навальновцам обращались люди зрелого возраста и пенсионеры, измученные коммунальными проблемами: старикам нравилось, что их хотя бы выслушивают.
Первой акцией, в которой участвовал Цибирев, стала «Он вам не Димон». «Было страшно, — признается Дмитрий. — Мы смотрели «Дождь» (признан СМИ-«иноагентом»), пытались понять, сколько людей выходит в других регионах и что с ними делают. В Саратове собирались у памятника борцам революции. Рядом стоял автозак и автобус с «космонавтами». Больше их на саратовских акциях никогда не было».
Борцы с режимом страдали от бытовых сложностей. Для уличной акции нужна звуковая аппаратура и сцена. В регионе не слишком много фирм, сдающих такое оборудование в аренду, и совсем немного — готовых сдать для митинга. Перед приездом в Саратов Алексея Навального арендованную сцену забрала полиция. Гостю пришлось выступать на детской площадке, забравшись на горку.
«Заезжая в новый офис, мы понимали, что располагаемся ненадолго», — вздыхает Цибирев. Однажды дверь саратовского штаба облили вонючей жидкостью. Позже, когда офис находился уже по другому адресу, обстреляли из травматического пистолета. Чаще арендодатель просто просил съехать. За четыре года штаб переезжал шесть раз».
Работа в штабе привела Цибирева в загс. С женой Наташей они познакомились в 17 лет на мехмате. «Лет с двадцати вместе, но до штампа в паспорте все как-то не доходило. Наконец, мы решили: стоит расписаться, мало ли что, она хотя бы моим имуществом сможет пользоваться», — поясняет бывший сисадмин.
Он оставил работу, когда официально был принят на должность координатора.
В январе Цибирева впервые в жизни задержала полиция. Когда он с женой подъехал к штабу, из машин на парковке выскочили два десятка полицейских. Активист успел сделать самое важное: отправил видео в твиттер. Телефон отобрали. По дороге группа задержания сменила две машины.
«Я понял, что меня везут совсем не в ближайший отдел, — вспоминает Дмитрий. — Некстати вспомнилась история с Алексеем [Навальным]. Полицейские поняли, о чем я думаю, и сказали: «Не переживайте, мы вас везем не в лес, а всего лишь в Татищево». Впрочем, власть была напугана не меньше меня. На следующий день для сопровождения моей персоны в суд пригнали «Газель» полицейских из Саратова. Они встали в 4:00 утра и страшно матерились».
На обратной дороге из суда полицейский сказал: «Наверное, ты не будешь убегать», — и отстегнул от себя наручники Цибирева.
Мужчины обсудили сорта пива, подискутировали о причинах «революции шуб и айфонов». Дмитрий сделал вывод, что люди в погонах оппозицию «не ненавидят». «Почему, в отличие от провинции, в Москве протестующих бьют с чувством? В наших оппозиционных кругах есть теория: количество остервеневших людей ограничено и большинство их собрано во второй оперполк, работающий на улицах столицы».
Перед первой январской акцией Цибирев получил двое суток ареста. Перед второй — десять. То есть на митингах, за которые его теперь обвиняют, Дмитрий не был. Зато познакомился с санитарными условиями в четырех ИВС области. Меньше всего понравилось в Балашове. «В других изоляторах пахли только матрацы, а там воняло все. Выводило из себя постоянно включенное радио с русской попсой. Оно играло во всех камерах. Надзиратель отказывался выключить музыку, чтобы арестанты не спали днем. Я хотел написать жалобу, но понял, что бороться против воли народа не стоит. Если эфир на минуту прерывался, большинство требовало: «Начальник, вруби обратно!»
Всего в регионе после январских и апрельской акций были оштрафованы больше 40 человек. «Мы узнавали об акциях не заранее, а вместе со всеми. Я рассчитывал, что очередной митинг будет после майских, — говорит Цибирев. — Когда Волков объявил, что выходим в ближайшее воскресенье, сразу отключил телефон и домой не вернулся. Благодаря этому я попал на третий митинг, а потом сел на 20 суток. Но сидеть за то, в чем участвовал, хотя бы не так обидно».
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
После роспуска штабов Цибирев попытался избраться в городскую думу Саратова. Денег на кампанию, кроме семейных сбережений, не было. Агитировал за себя сам.
«Я не занимался холодной раздачей листовок, а всегда старался поговорить с людьми. Сделал вывод, что молодая оппозиция, большинство из нас, победила бы даже на этих нечестных выборах. Запрос на перемены очень велик. Даже если человек считает, что президентом не может быть никто, кроме Путина, то альтернативу городскому единороссу, которого в округе никто не видел, он вполне допускает», — рассказывает Дмитрий.
Окружная избирательная комиссия запретила Цибиреву открывать избирательный счет из-за внесения штабного движения в перечень экстремистских организаций. Районный и областной суды поддержали это решение.
Сейчас Дмитрий ведет свой канал в ютьюбе.
За четыре года работы саратовского штаба сменилось пять координаторов. Основатель региональной организации Эльнур Байрамов, проведя на должности координатора полгода, ушел в бизнес, прекратив политическую деятельность. Байрамов отказался от разговора с «Новой», отметив, что готовится к отъезду из России.
Михаил Мурыгин, руководивший штабом во время президентской кампании Навального, согласился на интервью, но потом перестал отвечать на звонки.
В 2018 году Михаил рассказывал саратовской «Газете недели», что окончил саратовский институт внутренних войск МВД. «До сих пор полицейские, когда проверяют документы, в шоке: «Как ты здесь оказался? Ты же вроде наш». Отвечаю: «Нет, ребята, я не ваш», — говорил Мурыгин.
После увольнения в запас торговал китайскими кондиционерами. Бизнес прогорел из-за кризиса 2014-го. «Начался «Крым наш», рубль стал падать, кондиционеры подорожали, и люди перестали их покупать, потому что денег не было. Пришлось закрыться».
Когда появилась вакансия в штабе Навального, «два дня думал и решил: «Почему бы и нет?» Подал резюме, пообщался с федеральным штабом по скайпу, проходил тесты, проверки. И меня утвердили».
Корреспондент «Газеты недели» спрашивал координатора, что тот сказал бы президенту, если бы представилась возможность побеседовать с ним? Ответ Михаила трехлетней давности по сегодняшним меркам даже страшно цитировать.
«Оказавшись перед Путиным, я бы сдерживался, чтобы не броситься на него.
За все то, что он сделал с нашей страной: превратил ее в сырьевую колонию, разрушил экономику», — говорил Мурыгин саратовскому изданию.
В 2017–2018 годах Михаил организовал несколько крупных акций, в каждой из которых участвовало больше тысячи человек. По его словам, саратовский штаб «был в пятерке или десятке лучших по стране». Мурыгин был задержан вместе с активистом Андреем Копшевым, против которого возбудили уголовное дело по «дадинской» статье 212.2 «Неоднократное нарушение проведения митинга». Позже Копшев получил политическое убежище в США.
Летом 2018 года на митинге против пенсионной реформы Мурыгин объявил о намерении баллотироваться в городскую думу. После этого неожиданно покинул пост координатора. Как писали местные СМИ, политические планы регионального штабиста не были согласованы с федеральным руководством организации. В видеообращении Михаил заявил, что возглавит «народный штаб» Навального в Саратове. «В народных штабах решения можно принимать на местах — больше свободы, прямая демократия в действии», — объяснял активист. Представители ФБК (ранее был признан «иноагентом», позже — «экстремистской организацией») заявили, что никаких «народных штабов» не существует.
Судя по документам избиркома, в марте 2020 года Мурыгин в качестве члена комиссии от КПРФ с правом решающего голоса вошел в состав УИК 1896. Как поясняют источники, близкие к партии, в Саратове на уровне участковых комиссий большинство коммунистов лояльны к местным властям (в основном это пенсионеры, которые приходят на выборы подзаработать). КПРФ не заменяет их, ссылаясь на недостаток кадров.
В соцсетях Михаил высказывал оппозиционные взгляды до весны 2020 года. Осенью тональность публикаций резко изменилась. По словам Мурыгина, «имитация отравления» побудила его «начать писать правду»: «Их (навальновцев. — Н.А.) связь с иностранными спецслужбами теперь очевидна. А это предательство в чистом виде».
Слово «предательство» встречается в постах экс-координатора часто. Как пишет Мурыгин, бывшие работодатели повесили на него долги в 500 тысяч рублей — штрафы за митинги и возмещение вреда по судебному решению. «Представьте: ты делаешь штабное расследование в сфере госзакупок, это расследование проверяют и согласовывают, в том числе юротдел. Потом на тебя подают в суд, а они говорят: «Чувак, пока. Мы тебя не знаем». С последней з/п тоже кидают».
В нынешнем году перед каждым митингом бывший координатор выступал в соцсетях с призывом не участвовать, напоминая, что «всех главных эвакуировали».
«Кто потом будет тут, в Мухосранске, заниматься вашей защитой? Вас тупо подставляют. Когда все случится, про вас забудут».
С начала нынешнего года саратовец рассказал в интервью RT, НТВ, Regnum, Life, «что скрывается за ширмой борьбы за демократию». «В отличие от армии наркоманов, преступников и ЛГБТ-активистов, Михаил Мурыгин плясать под дудку Навального отказался. Таких, как он, с каждым днем становится все больше», — представили героя телезрителям на НТВ.
Экс-координатор говорил о «тотальной диктатуре» Леонида Волкова и хищениях денег ФБК, которые выделялись саратовскому штабу только на бумаге. «Мне, конечно же, было обидно, потому что часть техники (практически половину) я покупал за свой счет. Очень много своих денег вкладывал в свое время. Выяснилось, что социологическую службу возглавляет супруга Леонида. На этом отмывались огромные суммы. На самом деле социологического опроса, уверен, не было, — заявил Мурыгин в эфире НТВ. — Сейчас, когда прошло достаточно много времени, осознаю, в каком дерьме работал. Я от этого «шлейфа» Навального, наверное, буду отмываться всю жизнь».
«Когда я была на той стороне, делила мир на либерастов и д’Артаньянов. Представить не могла, что буду ходить на акции Навального и сама их придумывать. Теперь у меня правило: не осуждать никого за политические взгляды», — говорит саратовская студентка Катя (имя героини изменено по ее просьбе).
Катя работала в молодогвардейском штабе поддержки Владимира Путина во время президентской кампании 2018 года. Штаб организовал студент медицинского университета Никита Смирнов. Будущий врач написал в прокуратуру донос на саратовское общество диабетиков, которое затем признали «иноагентом».
«Это был Армагеддон. Мед взорвался, ребята были возмущены, а ведь раньше Никиту уважали и любили за работу в студенческом профсоюзе. Я была уверена, что эта история сломает его. Но вышло наоборот. Он был очень горд, говорил с придыханием: «Я теперь на таких людей работаю!» Насколько знаю, ему дали должность в партии», — вспоминает Катя.
После скандала с диабетиками «мы не то что волонтеров не могли набрать, невозможно было провести внутри вуза опрос — с нами никто не хотел сотрудничать».
По мнению Кати, молодогвардейский штаб был создан «для прощупывания электората». «Нужны были списки лояльной молодежи. Это был главный пункт нашей отчетности. Зачем требовались эти сведения, не знаю». В контактную базу заносили участников придуманных партией мероприятий. «Иногда они были настолько тупыми, что мы сами ржали. Например, нужно было провести в студенческом общежитии конкурс на самую чистую комнату, приз — электрочайник. Прочитав такое ТЗ, мы сказали: «Ну нет, этого мы точно делать не будем, нас просто уроют», — смеется Катя. — Партиец, который был автором идеи, кстати, потом сделал карьеру — работает заместителем главы в большом районе».
Перед голосованием молодогвардейцы ходили по вузовским общагам, спрашивали ровесников об отношении к президенту. «Много разного наслушались в свой адрес, — улыбается девушка. — Мне тогда действительно казалось, что будут перемены, с новым сроком появится новая партия или проведут ребрендинг. Но после выборов началась пенсионная реформа. Стало понятно, что я не могу здесь оставаться».
Коммунистам Катя не доверяла, «когда работала на довыборах в Госдуму, видела, как они пилили округа с единороссами». Пошла в штаб Навального.
«Думала, что меня выгонят и я закрою гештальт с политикой. Но меня приняли. Все классные друзья у меня оттуда».
О работе штаба Катя до сих пор говорит в настоящем времени. «Есть сотрудники, которые занимаются расследованиями, и волонтеры на подхвате. Эксперт может дать задание волонтеру: промониторить такое-то количество закупок и занести данные в таблицу. Это кропотливая работа на две-три ночи, которую никто со стороны не видит».
Волонтеры в основном «занимались улицами». Первый пикет, в который вышла Катя, был против подорожания лекарств. «Я стояла напротив областного минздрава. Улица не самая оживленная, но люди подходили, выказывали поддержку. Это называлось «ловить лайки». В «Молодой гвардии» пикеты были контрпропагандой: нужно было занять место, чтобы туда не встала оппозиция, или сорвать им акцию».
По словам Кати, волонтеры сами предлагали идеи выступлений. «Я могла подойти к координатору и сказать: «Мусорная реформа — дерьмо, давай поработаем на эту тему». Прописываю лозунги, мы с координатором их редактируем, потом я неделю дома рисую плакаты, ищу людей». Собеседница гордится митингом начала 2019 года, когда саратовские чиновники не справлялись с уборкой снега на улицах. Мероприятие придумали и провели волонтеры абсолютно без помощи «взрослых». Пришло, правда, всего около 300 человек, «но по региональной повестке всегда меньше народу выходит».
На выборах «все волонтеры идут в наблюдатели, это один из главных пунктов работы». И одна из причин демотивации. «Как бы команда ни старалась, ты понимаешь, что твой кандидат не пройдет, — разводит руками Катя. — Волонтеры работают не за деньги, а за энтузиазм. А это штука скоропортящаяся. В среднем, волонтера хватает на полгода. Нельзя сказать, что человек разочаровывается и начинает всех здесь ненавидеть. Просто у него появляются другие интересы. На его место приходят новые ребята. Это нормально».
«Когда мы почувствовали начало конца? Давно. Ощущалось, что движение увядает. Наложился межвыборный период, когда ничего не происходит и волонтеров становится меньше. После отравления стало еще меньше. После ареста остались только сотрудники и три-четыре волонтера, а ведь когда-то были десятки. 20 апреля мы понимали, что завтра в Саратове будет пустая площадь с несколькими журналистами. Но люди пришли. И это был шок. Я снимала шествие по проспекту Кирова, видела, что люди идут и идут, твердила про себя: «Все не зря, все не зря!» — вспоминает Катя. Добавляет: «Но мы знали, что это — последний раз».
Девушка бывала не только на саратовских акциях, где полиция ограничивается предупреждениями в мегафон, но и на московских, «где бьют и винтят». «Когда выходишь, ты готов заплатить штраф. Понимаешь, что, возможно, попадешь под дубинки. Но на моих глазах происходит история, и это невозможно пропустить. Круто участвовать в фундаментальных событиях, которые войдут в учебники».
Катя не проходит по нынешним «санитарному» и «экстремистскому» делам. «Но я опасаюсь. Это воронка, в которую может втянуть любого».
В 2019 году у нее проходил обыск по «делу ФБК» об отмывании денег. «Мы знали, что будем следующими после Москвы и Петербурга. Мы параноики в этом плане: подготовились, зачистили технику. Адвокат предупреждал: обычно приходят между 5:00 и 10:00 часами утра. Если до 10:00 не явились, значит, на сегодня можете выдохнуть.
Ко мне пришли в последнюю очередь, когда все уже расслабились».
В тот день в гости к Кате приехали родители, живущие в другом городе. «Успели поставить чемодан и обняться. В дверь позвонили. Я попросила отчима открыть, думала, это сосед». На пороге стояли два опера, подполковник Следственного комитета, эксперт и двое понятых.
Домашний компьютер студентки — из тех, кто знает жизнь и не спешит. «Когда его начали осматривать, мой процессор меня не подвел: тупил как никогда. Особенно порадовала гостей моя коллекция русской классической литературы. На каждого писателя — своя папочка, а в ней — отдельная папочка на каждое произведение». Кате до сих пор обидно, что забрали телефон, «который пережил два московских митинга, больших и классных». Фотоаппарат она смогла отвоевать.
«Одна бы я спокойно справилась. Переживала из-за мамы, которую не успела подготовить. Она и отчим — люди советской закалки, которым оппозиционные приключения не нравятся. Но тут я впервые увидела, какая клевая у меня мама. Она хохотала над обвинениями и строила ментов: «Вам что, заняться больше нечем?!» Именно в этот день тысячи жителей Саратова искали школьницу Лизу Киселеву, пропавшую по дороге на учебу. Как выяснилось, ее убил неоднократно судимый Михаил Туватин, за которым после освобождения должна была надзирать полиция.
«Во время обыска и на допросе мне не было страшно. У меня всегда эмоции приходят потом», — вспоминает Катя. После общения с силовиками начались панические атаки: «Психолог сказала, что у меня — невроз юной революционерки. Назначила таблетки».
Катя говорит, что уже не считает себя политическим активистом: «Через политику невозможно повлиять на порядок вещей. Но я уверена, что это сможет сделать свободная пресса». Катя учится на журналиста.
*Организация признана «экстремистской» и запрещена в России.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}