Женя Некрасов — слепой программист из Владивостока. У него в руке есть пара маленьких имплантов, которые работают как холодное хранилище паролей и ключи от домофона, раньше еще был платежный чип. И в этом, откровенно говоря, нет ничего такого. Но в перспективе наука могла бы частично вернуть ему зрение. Жаль только, что исследования такого рода очень сложные и дорогие. Да к тому же с точки зрения закона все эти технологии находятся «в серой зоне», а сертификация и официальные исследования обойдутся дорого и вряд ли быстро окупятся. «Новая» побеседовала с людьми, которые занимаются установкой немедицинских и некосметических имплантов.

Слепота — не приговор

Евгений Некрасов — выпускник Дальневосточного федерального университета (направление — «программная инженерия»), магистрант Университета информационных технологий, механики и оптики (СПбГУ). В детстве возле школы он из любопытства подобрал неразорвавшийся снаряд (во Владивостоке в 1992 году взрывался главный арсенал края, около 100 тысяч горожан тогда эвакуировали, боеприпасы в черте города — до сих пор не редкость). Сейчас у парня почти нет зрения (только светоощущение), отсутствует обоняние, частично снижен слух из-за отсутствия барабанных перепонок, потеряна правая кисть по лучезапястный сустав включительно, сильно повреждена левая.

После травмы, в 2013 году, Евгений поступил из обычной школы в коррекционную школу-интернат для детей с инвалидностью по зрению 3–4-го вида в Артеме. В обучении таких ребят есть свои особенности, часть предметов вообще можно убрать из программы. То же программирование разрешается вырезать, оставить только «вордоведение», то есть изучение программы Word.

Ребята, как правило, сдают выпускной экзамен и даже без ЕГЭ поступают в Курский музыкальный колледж-интернат или на массажистов в Красноярск. Но Некрасов пошел другим путем и с усердием продолжил учиться, хотя с математикой, например, были проблемы — аудиокниг-то по алгебре и геометрии не существует. «Первые шаги» в информатике делал под руководством школьного учителя, тоже незрячего. В университет поступал по квоте, но и по ЕГЭ бы прошел (был бы третьим «в общем списке») — суммарно у него 234 балла за три предмета: 91 балл по математике, 89 — по русскому языку и 54 — по информатике.

— На экзамене по информатике мне попались картинки. Было не очень классно, — смеется Женя. Компьютером он пользуется с помощью программ экранного доступа Screen Reader — «чтец экрана». Программа считывает все, что есть в текстовом формате, в ускоренном варианте. А вот картинку не увидеть никак.

Уже второй год Женя ведет сообщество Google в университете, читает для студентов лекции, знает множество языков программирования. Коммерческой разработкой занимается уже шесть лет, пять из них — DevOps-инженерией, а с августа трудится в компании Sparklingtide.

Когда устраивался на работу, многие компании, узнав, что будущий сотрудник — незрячий, просто отказывались его брать даже после отлично пройденных тестов (а то и вовсе без объяснения причин). Но в новом IT-агентстве просто посмотрели на профессиональный уровень. О том, что новый сотрудник незрячий, даже не все знают, команда живет в разных городах, а то и странах, и работает на удаленке. Кстати, Женя от разницы в часовых поясах не страдает, спит 2–4 часа в сутки — видимо, тоже последствия травмы.

— Мои исследования в университете были направлены на создание доступных интерфейсов для лиц с инвалидностью по зрению и не только. Фокусировался на них, поскольку это касается меня самого. Защитил диплом по этой тематике: «Создание прототипа программной системы по разработке доступных web-интерфейсов для лиц с инвалидностью по зрению». 

Но что делает эта программа, чего не делает любая другая существующая на рынке, — выводит визуальное представление того, как человек, используя ассистивные технологии, взаимодействует с тем, что создал разработчик. Программа показывает разработчику, как я себя веду в интернете. Ведь, допустим, я не использую мышь — только клавиатуру. Для этого надо иметь ссылки, кнопки, области навигации. Моя программа на это опирается. Но как она работает — не видно, только слышно, надо это понимать и представлять. Я как раз и сделал визуализацию того, как работает человек с нарушением зрения.

На правой руке у Жени — специальный браслет, который считывает импульсы, когда он пытается пошевелить отсутствующей кистью. С помощью специальной программы и этого девайса Женя может, например, перелистывать слайды или управлять данными на мониторе.

Чипы — простые и сложные

В 2017 году, когда Евгений поступал, у него еще не было чипов, только протез руки. В 2019 году во Владивосток приехал программист Влад Зайцев. Рассказывал молодым коллегам про импланты. В марте того же года на Хакатоне ребята обсуждали, как можно изменить законодательство, чтобы ввести, например, на острове Русский (там находится и технопарк) правовой статус, который позволил бы делать инновационные продукты путем инвазивного крепления, вживления.

— Тогда я понял, что хочу себе имплант, — рассказывает Некрасов. — Ходил дня четыре спрашивал, и Влад мне его поставил. Второй имплант я вживил себе в декабре 2019-го. У меня в руке сейчас две метки. В них есть небольшой объем памяти, которую я использую как холодное хранилище паролей. Так, чисто для проверки и интереса, потому что эту метку можно и зашифровать. Плюс она имеет свой уникальный номер, который позволяет использовать ее как электронные ключи: например, от домофона (этот вариант метки работает на частоте 125 кГц) или, например, как карточку в отеле (там есть общая система, в которую записывается номер и ему выставляется time-to-live).

Кроме того, 27 декабря прошлого года я поставил себе имплант банковской карты (5 см длиной и 1 см шириной): сейчас у меня есть один шрам параллельно костяшкам для установки и второй — для извлечения. Имплант платежного типа сделан из часов, перепаян; ребята сделали его в Москве, пригнали сюда. Мне его здесь поставили, и я рассчитывался рукой в магазинах. Если бы я видел, то рассказал бы, как люди реагировали. Был момент: зашел в столовую ДВФУ, рассчитываюсь. 

Карточку мне, правда, вырезали: видимо, лопнула оболочка импланта. Туда попала кровь, пошло окисление платы, это вызвало реактивный отек. Больно мне не было. Две метки ставили без анестезии: просто положили руку на стол, локоть прижали, вставили инжектор, ввели имплант и вывели инжектор. Вживить себе можно сколько угодно чипов, но надо смотреть на размеры. Если имплант больше пятирублевой монеты, возможны проблемы. В больших должны быть отверстия, чтобы ткани могли срастаться и обеспечивать себя кислородом, иначе велик риск некроза.

Но главное — об этом Евгений и его коллеги рассказывали и на Восточном экономическом форуме — такие технологии могут стать новым видом цифровой экономики, обеспечить инвалидам социализацию и интеграцию в общество. В том числе речь и о разработке протезов. Допустим, протез руки Жени стоит 1,5 миллиона, а функциональности у него никакой — сломался.

— Конечно, мне задают вопросы про зрение. Мы еще на первых курсах поднимали с биофизиком Богданом Щегловым тему создания автономного персонифицированного устройства сетчатки глаза. 20 миллионов рублей требовалось только на исследования, чтобы проверить, будет ли наша теоретическая модель работать. В 2018 году летали в «Сколково», презентовали там этот проект и получили комментарий Глеба Андреевича Туричина, ректора Морского технического университета, занимающегося оптическими устройствами. Он сказал, что да, это действительно возможно. Ольга Валерьевна Величко, врач, руководитель «Центра лазерных технологий» подтвердила: сейчас есть устройства, позволяющие так делать. Но стоит это колоссальных денег. И просто в условиях капитализма это может быть невыгодно.

Матрица на язык

— Раз, два, три… — считает чипы в своем теле Владислав Зайцев. Он инженер, системный архитектор.

Лет десять назад Влад наткнулся в интернете на «первопроходца» — американца Амаля Граафстра. Тот предлагал сперва вживлять людям «животные» чипы, потом разработал более подходящие. Цены на импланты тогда были высокими, и у россиянина появилась мысль сделать что-то свое. Пусть тоже не очень дешевое, но с большим набором функций.

— Переехав в Москву, я встретился с Максимом Ямпольским. Он боди-модификатор, создает украшения из силикона под кожу. Мы с ним разработали серию имплантов из банковских карт. Берешь карту, извлекаешь из нее чип, наматываешь новую антенну. Все это заливается биосовместимым силиконом и помещается под кожу. Есть также маленькие стеклянные чипы (капсулы 2х12 мм. — В. Ф.) — у меня таких два, они запаянные, внутри залитые, разбить сложно. Ставятся они большим шприцем и нужны, допустим, чтобы хранить информацию или открывать двери. Еще существует всякая экзотика типа имплантируемых термометров, криптографических штук, хранилищ.

Хотим поработать также над интерфейсом «человек — компьютер». Объясню. Были в Америке ученые, которые реабилитировали слепых, помещая матрицу электродов на язык. На нее подавался сигнал с кабеля, и через какое-то время они начинали не просто ощущать на языке пощипывание, а видеть. Мозгу-то без разницы, откуда брать сигнал, он может переучиться. Это будет, конечно, не полноценная замена зрению, но довольно неплохая реабилитация, ведь матрица 16х16 пикселей уже позволяет видеть темную колонну или человека перед тобой. Это серьезный шаг вперед, если человек вообще не видит.

Так мозг можно научить много чему. Мы, например, ставили опыты с магнитами. В палец мне поставили магнит. Первое время я брался за поручень в автобусе, палец магнитился — я сперва это чувствовал, потом думал: так, наверное, эта труба металлическая. Через месяц берусь за поручень, и в голове возникает мысль: «Так, а поручень не магнитный, а вчера был магнитный». И потом додумываюсь, что мозг сам стал понимать — магнитный или нет, в обход ощущению от пальца. На уровне подсознания. Появилось новое чувство магнитного поля — не через длинную цепочку. А ведь магнитные поля существуют во многих объектах. Благодаря такому эффекту нейропластичности можно на какой-нибудь участок кожи, который в реальной жизни не особо используется, вывести матрицу электродов, и на нее, допустим, отправлять текст пришедшей эсэмэски. Фактически я буду читать ее кожей, продолжая идти по улице — не надо для этого доставать телефон. И напротив: напрягая мышцы, я могу азбукой Морзе написать ответ. Сделать такое несложно, мозг научится. И это первый шаг к полноценному интерфейсу «человек — машина».

Метка, но не зверя

С помощью чипов, вшитых в его руку, Владислав мог расплачиваться в магазинах (правда, у банка отозвали лицензию, поэтому сейчас «девайс» не работает; следующий «платежный имплант» инженер хочет сделать рельефным и забить татуировкой). Старый вариант чипа пришлось бы перешивать, когда срок действия банковской карты истечет, но новые практически вечны — их делают на основе Swatch Pay, которая выпускает часы с платежным модулем. Еще он «одной левой» может открывать двери на работу. Причем «ключи» можно перепрограммировать, не вынимая. Еще, рассказывает он, в импланты можно помещать электронные документы. Паспорт, который всегда с тобой, водительские права, медкнижку…

Но внести в чип информацию — одно дело. А вот обустроить инфраструктуру, с помощью которой хотя бы экстренные службы смогут работать с этими данными, — вопрос другой. Да еще ведь и люди в России разные, у каждого свои тараканы в голове. Электронные паспорта — и то продвинуть не получается…

Она же не передает информацию сама по себе. Но если воспользоваться банкоматом или расплатиться в магазине, то электронный след останется. Несмотря на это, слово «чипирование» у определенной категории людей вызывает едва ли не ужас. Это ж «метка зверя»!

— Есть такое мнение, — соглашается Зайцев. — Но мы с командой разработчиков подошли к делу ответственно и сходили в церковь в Новосибирске. Спросили у батюшки, объяснили ему всю суть и спросили, насколько это можно принять за «метку зверя». В Откровении Иоанна Богослова есть строки о том, что положено будет каждому начертание числа зверя и что нельзя будет без этого ни продавать, ни покупать и так далее. Он на нас посмотрел и ответил, что у этого есть абсолютно точное определение: это такая штука, которая будет имплантироваться каждому, без согласия, и без нее нормальную жизнь в обществе вести нельзя. Вот когда так будет, сказал он, тогда и приходите поговорить насчет «метки зверя». А пока идите отсюда мальчики, у нас служба. Несмотря на это, на каком-то радио меня попыталась побить православная женщина, которая на всю студию закричала, что я в сговоре с сатаной и приближаю Судный день…

Сколько это стоит

Вживляют чипы, как правило, под местной анестезией. Стоимость стеклянного — 1,5–2 тысячи рублей, «карточки» — 2–3 тысячи. И еще тысяч пять обойдется установка. Хотя прайс не такой жесткий — рынка-то нет. Но возьмется за это не каждый хирург. Дело в том, что оборудование не сертифицировано.

— Вся эта деятельность сейчас в «серой зоне», — объясняет Владислав Зайцев. — С одной стороны, запрета, как в Нидерландах, у нас нет. Если хочется — ставь. С другой стороны, это ведь вовсе не медицинские импланты и не косметические. И мы пока не поняли, как их сертифицировать.

Пропусками в здания, вшитыми в руку, интересовались и спецслужбы, и коммерческие компании. Но сертификатов нет, как и клинических исследований. Стоит это миллионов десять — откуда эти деньги взять и как окупить — неясно.

Кстати

В России есть и абсолютно легальные рынки имплантов. Косметических (операции по увеличению груди, допустим). Или медицинских (когда в мозг устанавливаются электроды, а под кожу вживляются микрокомпьютеры, с помощью которых идет управление). Есть такое направление функциональной нейрохирургии — нейромодуляция. С помощью нейростимуляторов можно лечить различные заболевания Паркинсона, эпилепсию, недержания, болевые синдромы… Такой вид вмешательства в организм улучшает качество жизни человека, а иногда и спасает его. Операции делаются по федеральным квотам.