— Сергей, в свое время ты отметил удивительную медлительность медицинской бюрократии, в первую очередь в Европе, во время пандемии. Но похожее явление, когда бюрократия и законодатели не успевают за изменением технологий и ситуации в целом — регуляторный разрыв — встречается все чаще в самых разных областях. Ты это замечаешь?
— Такое явление есть, но в разных областях оно зависит от условий, в которых вынужден действовать регулятор. Например, до 2008 года практика количественного смягчения при проведении денежной политики вообще не обсуждалась. Но случился кризис, которого не было никогда ранее, и вот Федеральная резервная система США, вслед за ней Европейский центральный банк и остальные центральные банки начали очень быстро печатать огромные количества денег, понимая, что разрыв связей в банковской системе надо срочно затыкать: скорость обращения денег катастрофически замедлилась, возникла опасность остановки расчетов.
Затем эта ситуация повторилась в марте прошлого года — в начале пандемии ФРС напечатала два триллиона долларов за три недели. То есть в разных странах мы видим органы, которые действуют в условиях большой неопределенности и научились действовать быстро и решительно. Одновременно эти структуры привычно несут высокую ответственность за свои действия. Проще говоря, сама среда деятельности их приучила к быстрой реакции.
А вот медицинские органы руководствуются традиционным принципом «не навреди», там цена ответственности совсем другая. Все процедуры рассчитаны на то, что вновь выпускаемое лекарство не должно вредить здоровью. Но когда медицинская бюрократия оказалась в условиях эпидемии, с которой не сталкивалась со времен «испанки» в 20-х годах прошлого века, не имея опыта борьбы, она не нашла в себе решимости хотя бы просто изменить собственные процедуры.
Речь ведь не о клинических стадиях испытаний вакцин и прочих препаратов. Но