«Если что-то не так, то, может быть, сама виновата?»

«Я должна была стать бессмертной после всех этих событий, если честно. Вообще я росла в семье, где домашнее насилие случалось и воспринималось как должное. Но я всегда считала, что это неправильно и что в моей взрослой жизни такого никогда не случится. Так и было до определенного момента. Все мои партнеры были нормальными мужчинами, не ругались, не повышали голос, а о каком-то рукоприкладстве вообще речь не шла. Я не могла себе представить, что попаду в ситуацию, в которой мне придется прятаться и сбегать, чтобы спастись.

Ноябрь 2014 года — именно тогда моя жизнь поделилась на до и после. На момент знакомства с этим человеком (1) мне было 29 лет. У меня была прекрасная жизнь: мужчина, работа, ребенок. В плане финансов я не была особенно ограничена и многое могла себе позволить. Все поменялось после той роковой встречи.

У меня были отношения с другим мужчиной, но там все шло к расставанию. Поэтому я подумала, что легкий флирт мне не повредит, поможет поверить в себя. Ни на что серьезное я не рассчитывала. Но так получилось, что у нас с этим человеком завязались отношения и все стало развиваться очень стремительно. Когда он узнал о моих других отношениях, это стало сильно его напрягать. Он очень ревновал и сказал мне, чтобы я немедленно их прекратила и осталась только с ним. Я это сделала — и в то же самое время лишилась работы, поскольку случился валютный кризис. И так получилось, что я стала всецело ему принадлежать. То есть оказалась в психологической и финансовой зависимости от него.

Пока у меня еще оставались к нему какие-то чувства, я на многие вещи закрывала глаза. Его ревность меня поначалу забавляла, хотя никаких поводов для нее не было. То есть бывало, что мы едем в машине, я поворачиваю голову — и он воспринимает это так, будто я пялюсь на чужих мужиков. Что происходит дальше? Сначала из твоего круга общения уходят все мужчины, остаются только родственники. Потом начинают редеть ряды подруг, которые якобы на тебя дурно влияют. А на самом деле абьюзер просто исключает из твоего круга общения людей, которые могут вправить тебе мозги. Чтобы никто не смел настраивать тебя против него, никто не посмел сказать тебе: «Что ты делаешь? Посмотри, как это странно выглядит». Исключаются «лишние» люди — и ты остаешься одна с этим человеком.

Есть давление общества. У нас в стране вообще, что бы ни произошло с женщиной, она в этом виновата сама и полностью, от и до».

«Три года непрерывного ада»

В апреле 2015 года Салаев впервые избил Валерию — и продолжал делать это каждые три-четыре месяца. В полицию она впервые обратилась после избиения 1 января 2016 года; в возбуждении дела ей отказали. После этого Валерия переехала из Ульяновска в Москву, но Салаев похитил ее и увез обратно в Ульяновск. Через два дня он избил беременную Володину, после чего у нее случился выкидыш. Она снова обратилась в полицию, но ни это, ни другие обращения не стали поводом для возбуждения уголовного дела. В 2019 году Европейский суд по правам человека в своем решении обязал российские власти выплатить Валерии Володиной 20 тысяч евро в качестве компенсации морального вреда и еще почти 6 тысяч евро судебных издержек. По мнению судей, власти России нарушили статьи 3 и 14 Конвенции (запрет пыток и бесчеловечного обращения, а также запрет дискриминации) тем, что не создали правовых механизмов для защиты жертв домашнего насилия, на протяжении длительного времени не принимали никаких практических мер для защиты конкретно Володиной и не провели эффективного расследования по ее сообщениям о бесчеловечном обращении с ней.

«В своей истории я не могу вычленить что-то отдельное, особо шокирующее. Это были три года непрерывного ада. Выкидыш после побоев, похищение, распространение моих интимных фото среди друзей — я даже не знаю, что из этого самое ужасное. Он нападал на меня несколько раз, пытался убить, избивал… Этот бесконечный треш продолжался три года с небольшими затишьями в те моменты, когда я куда-то сбегала, пыталась начать с нуля, встать на ноги — в условиях постоянного преследования. Мои хождения по правоохранительным органам тоже продолжались три года. Я знала в лицо всех, начиная от помощника участкового и заканчивая начальниками из Следственного комитета, прокуратуры, полиции, то есть практически со всеми была в контакте, но, как видите, пользы это никакой не принесло.

Я не знаю, как я смогла перенести все это и остаться в трезвом рассудке, хотя, конечно, были моменты, когда мне приходилось обращаться за помощью специалистов, потому что это на самом деле тяжело вынести.

Этот человек отказывался понять, что наши отношения закончены, и смириться с этим. У него на все был свой взгляд, он мне сказал: «Ты никуда не выйдешь из дома, не сможешь ни с кем знакомиться, не сможешь устроиться на работу. Либо со мной, либо никак. Я готов жить в подъезде». Я думала, это какой-то блеф, бравада, но он действительно жил в машине возле моего подъезда на протяжении пяти суток, дело было в январе. Отъезжал иногда минут на двадцать до ближайшего «Макдоналдса», чтобы справить нужду и поесть. Я позвонила в полицию, но они даже не отправили наряд, чтобы проверить обстановку. Говорили, что он не нарушает ни один закон Российской Федерации. 

Я в эти дни просто не выходила из дома. Переживала, что у него могут быть дубликаты ключей, поэтому вставила ключ в замок изнутри и повернула его на пол-оборота, чтобы снаружи невозможно было открыть. Но он, видимо, понимал, что ко мне в квартиру лучше не ломиться, потому что тогда могут приехать полицейские. И просто продолжал психологическое насилие. Вроде вреда никакого не причинял, но когда ты выглядываешь в окно, а там круглосуточно стоит машина с психопатом внутри и любой твой выход на улицу может закончиться фатально, это большая проблема. Я не понимаю, почему полиция на это не реагирует.

Или взять мое обращение по поводу нарушения частной жизни, когда он распространял мои интимные фотографии. Три года продолжалось расследование, его то приостанавливали, то закрывали, то снова открывали. В итоге концов не нашли, этого человека превратили из обвиняемого в свидетеля, и на этом все закончилось.

Мы все знаем, как у нас работают спецслужбы, если им это нужно. Достаточно оставить какой-нибудь комментарий в Сети с критикой действующей власти, и они найдут кого угодно и где угодно. А тут, когда все очевидно… Это дело расследовалось на фоне предыдущих неоднократных эпизодов насилия и травли, сталкинга (2), здесь не надо быть одаренным сыщиком, чтобы понять, откуда растут ноги. Но тем не менее дело закончилось ничем».

Салаев создавал фейковые страницы от имени Валерии, добавлял в друзья ее знакомых, одноклассников и родственников, а затем выкладывал туда ее интимные фотографии. В апреле 2019 года Валерия направила вторую жалобу в ЕСПЧ с указанием на то, что государство не смогло защитить ее от преследования в интернете (кибербуллинга, или кибернасилия). 14 сентября 2021 года суд вынес решение по этой второй жалобе в пользу заявительницы, признав нарушение Российской Федерацией статьи 8 (право на уважение частной жизни) и присудив Володиной 7500 евро в порядке компенсации морального вреда.

«То, что я в принципе осталась жива и собрала себя по кускам, сейчас готова как-то выйти в свет, занялась книгой, — мне это на самом деле тяжело далось. Когда мы выиграли в ЕСПЧ в 2019 году, я сначала просто не поверила, а потом ошалела от счастья: мы дошли до этого логического завершения, теперь все наладится! Но позже пришло понимание, что ничего особо не изменится. Я очень рассчитывала, что благодаря моему делу в стране наконец-то примут закон против домашнего насилия (3), но прошло два года, а ситуация с законом топчется на том же месте.

После решения ЕСПЧ мои «отказные» дела снова вернули на расследование, по всем провели дополнительные проверки, но единственным делом, которое они вновь возбудили в 2021 году, было дело об угрозе жизни, когда он в СМС-сообщениях и мессенджерах присылал угрозы убийством мне и моей семье. Возбудили его, только чтобы отчитаться перед Комитетом министров, перед Европой, что «меры были приняты». На самом деле по этой статье «угроза убийством» срок давности составляет два года. А эпизод был в 2016 году. Причем они выбрали самое безобидное из того, что он сделал. По эпизодам с избиениями и последующим выкидышем, с похищением, с тяжкими побоями дела почему-то так и не возбудили. Сами понимаете, для чего все это делается.

Я все еще не чувствую себя в безопасности, потому что этот человек до сих пор на свободе. Опять же, я тут скрепы шатаю, в мой адрес многие высказывались очень негативно: что я жалуюсь по Европам, а должна была просто молча это схавать и отдать себя на растерзание. То есть я неугодный гражданин в своей собственной стране.

Конечно, домашнее насилие — распространенное явление в России. Но вопиющим в моем случае было именно то, что власти никак не реагировали на мои обращения. Решение ЕСПЧ стало прецедентом. Я прошла в России абсолютно все инстанции. Как минимум семь, а то и больше моих заявлений остались без логического завершения. 

Он продолжает жить и работать в России, у него все хорошо. Мы этот Европейский суд выиграли, и я рассчитывала, что ситуация изменится, но не изменилось ровным счетом ничего.

Остается надеяться только на высшее возмездие, карму, бумеранг… Потому что российские власти, видимо, не хотят его наказывать. Не знаю, с чем это связано, почему он такой уникальный. Хотя, имея финансовые ресурсы, связи, поддержку диаспоры, в России можно решить абсолютно любой вопрос, наверное».

«Единственным выходом было покинуть страну»

«Я уехала во Францию, когда поняла, что надежды на справедливость в России нет. То есть этот человек по-прежнему может сделать со мной все что угодно. Я поняла, что выбора у меня не осталось: менять города бесполезно. Я ведь уезжала из Ульяновска в Москву неоднократно, и он меня находил в 20-миллионной Москве. Единственным выходом было покинуть страну.

Я пошла по пути наименьшего сопротивления: зарегистрировалась на сайте знакомств и в первую же неделю познакомилась со своим будущим мужем. Мне просто повезло. Я не говорю, что выйти замуж за границу — панацея. Наоборот, пытаюсь продвигать идею о том, что женщинам ни в коем случае не нужно зацикливаться на мужчине. Потому что это не смысл жизни. Без мужчины вполне можно обойтись, особенно без такого, который не приносит положительных эмоций. Просто я в тот момент оказалась загнана в угол и для меня это была единственная возможность уехать за границу, потому что знакомых у меня там не было. А ехать одной с узелком непонятно куда — на это не было ресурсов ни моральных, ни физических, ни материальных.

И вот познакомилась я с мужчиной, мы пару месяцев общались на этом сайте, потом обменялись телефонами, еще пару месяцев общались в ватсапе и в конце концов договорились о встрече. Он пригласил меня к себе, оплатил билеты, отель, обратные билеты. Я рискнула и полетела. Все получилось, у нас завязались отношения, он сказал, что хотел бы на мне жениться. Конечно, это было как в сказке: после того что я пережила, все казалось сном.

В итоге я слетала домой, только чтобы собрать вещи, и с тех пор мы с ним вместе. Не могу сказать за всех абсолютно, но в Европе, по моим наблюдениям, совершенно другой подход к женщинам. Здесь нет потребительского отношения, нет такого, что если ты женщина — ты априори хуже, априори что-то должна. К женщине относятся как к равному и полноценному партнеру. Может быть, не везде, я сужу по личному опыту. Есть, конечно, свои нюансы, но здесь чувствуешь себя в безопасности, чувствуешь себя человеком, а не каким-то придатком.

Уехав во Францию, я в первую очередь попыталась наладить режим, успокоиться, выдохнуть. Здесь меня точно никто не будет караулить за углом. Здесь мне не нужен газовый баллончик или шокер, я могу спокойно отдыхать, наслаждаться жизнью. Никто меня не перехватит, не продаст, не передаст никуда. Когда это все отступило, я почувствовала наконец-то успокоение — но и опустошение. У меня было много свободного времени на отдых. Мы живем в очень живописной местности, вокруг горы и море. У меня есть маленькая собачка, болонка. Мы с ней часто гуляем, отлично проводим время на природе. Нужно было чем-то занимать время, и я начала учить язык. Мы с мужем разговариваем на английском, и это не родной язык для нас обоих, поэтому я учила его русскому, а он меня — французскому.

В конце концов я созрела и села за книгу. Как-то психолог мне сказала: для того чтобы справиться со всем пережитым, нужно либо завести дневник, либо начать писать книгу. То есть выплеснуть эмоции на бумагу. Книга может принести пользу как мне, так, возможно, и другим — тем, с кем я поделюсь своим личным опытом. Я уверена, что очень многие женщины в той или иной степени переживают насилие. Если их не забивают кулаками, то наверняка большинство сталкивалось с домогательством, со сталкингом, с какой-то травлей, с финансовым насилием.

После того как этот человек стал распространять мои фейковые аккаунты, я надолго вообще ушла из Сети, у меня не было ни одного действующего аккаунта, были пустые, с которых я просто читала новости, слушала музыку. Нигде не публиковала свои материалы и вообще не готова была выходить на контакт с миром. Но сейчас я готова. Перед вынесением второго решения завела аккаунты на «Фейсбуке» и в «Инстаграме». Получилось так, что в фейсбуке у меня в друзьях в основном юристы, журналисты и вообще люди, которые как-то занимаются проблемой насилия. А инстаграм более личный. Многие женщины стали писать мне о своих проблемах, искать совета и поддержки. Я даже завела новую рубрику «Разрушая скрепы»: женщины на условиях анонимности присылают мне свои истории, и я их публикую. Я хочу, чтобы они перестали молчать, бояться, стыдиться. Чтобы поняли, что они не одни в своем горе. В моем инстаграме им не скажут «сама виновата».

Я уже дописываю книгу, буду постить какие-то фрагменты оттуда и принимать обратную связь. Телеканал «Дождь» (4) снял фильм, посвященный моей ситуации и сталкингу в целом, он должен осенью выйти. В сентябре большой материал о моей истории был в русском Vogue».

«Я жила как спецагент»

«Мне кажется, что для женщины искать партнера — это русская рулетка. Любой мужчина может оказаться агрессором, психопатом, абьюзером. Мужчины иногда проявляют агрессию только потому, что могут себе это позволить. Многие осознают свою полную безнаказанность. Конкретно в нашей стране все считают, что дать женщине леща — это просто воспитательный процесс, такое даже домашним насилием не называется. А психологическое, сексуальное или финансовое насилие для российских мужчин — просто эфемерные понятия. Как можно изнасиловать собственную жену? Она же моя жена! Почему финансовое насилие? Да, я выделяю ей три копейки, чтобы она лишней помады себе не купила, но это же мои деньги. Все это вообще не считается проблемой.

После всех этих событий мне не удалось завести новых друзей. Но к тем, кто прошел со мной весь этот ад, я стала относиться с еще бóльшим доверием и уважением, эти связи — родственные, дружеские — укрепились.

Сейчас, спустя четыре года после бегства, я наконец-то выползаю из норы и в мой замкнутый мирок попадают новые люди. В книге я хочу рассказать свою подлинную историю, потому что ее рассказывали в разных СМИ, но что-то осталось недоговорено, где-то были искажены факты. На некоторых ресурсах я читала, что якобы этот человек был моим официальным мужем, но это не так. Мы не были расписаны, у нас не было общих детей, поэтому получается, что он просто посторонний человек, который на протяжении трех лет терроризировал меня и всю мою семью.

Я не планирую какую-то медийную жизнь в России — это абсолютно не мое, мне это не нужно. Моя цель — помочь женщинам осознать свою внутреннюю силу, не считать себя каким-то мужским придатком, не считать, что единственный успех, которого можно достичь в жизни, — это удачно выйти замуж и молиться на этого человека.

В Россию я каждый раз возвращаюсь с замиранием сердца. Боюсь в аэропорт заходить. Последний раз я видела Салаева в 2018 году на очной ставке в Следственном комитете. Он был весел, бодр, циничен и абсолютно уверен в себе. Больше я его не видела, а следователи мне говорили: «Он уже женился, про вас не вспоминает, чего вам еще надо?» Видимо, я должна успокоиться, порадоваться тому, что у него теперь счастливая семейная жизнь, и не настаивать на расследованиях и наказаниях.

Я считаю, что справедливым возмездием для этого человека было бы пожизненное заключение или психиатрическая больница, не знаю. Но все, что он творил, явно не укладывается в логику поведения здорового человека. Я не желаю зла его семье, родителям. Но я уверена, что никакого наказания он в России уже не понесет. Европейский суд предъявляет претензии российскому государству, не лично Салаеву, поэтому с этой стороны он тоже в безопасности.

Ситуация с домашним насилием в России вряд ли изменилась к лучшему. Скорее, ухудшилась: климат внутри семей во время пандемии пострадал, как и во всем мире, и случаи домашнего насилия участились. Другой вопрос, что в России изменилось отношение к феминизму, особенно у молодых девочек. Они уже не такие зашоренные, как были наши мамы, да и мы тоже. Они уже понимают, что ненормально, когда один пол считается по умолчанию хуже другого.

В новостях мы видим, как каждый день кто-то признается, что подвергался насилию в детстве, юности или во взрослой жизни. Что в семье били женщин или детей. Жертвы наконец-то стали говорить о своем печальном опыте, и нужно говорить об этом как можно чаще, чтобы нас на самом деле услышали. Я понимаю, с какой травлей сталкиваются эти женщины. Мало того что они это пережили, так после того, как они решаются предать это огласке, их же еще и подвергают прессингу. Правоохранительные органы им не помогают, общество навязывает чувство вины, поддержки нет. Поддержку можно найти только у таких же жертв, поэтому я советую девочкам, девушкам и женщинам вступать в соцсетях в группы и сообщества для людей, которые пережили подобный опыт. Именно там можно получить адекватный совет и поддержку. А рассчитывать на то, что ты напишешь о своей проблеме в соцсетях и тебя поддержат, нельзя. Вероятность такой поддержки ничтожно мала.

В мой адрес тоже писали много гадостей: чаще всего — что я сама виновата, раз не уходила от него. Но я уходила неоднократно, и не просто из дома, а меняла город, работу, фамилию, сим-карты. Жила как спецагент. Спускалась в переход, покупала 20–30 сим-карт, не оформленных ни на кого, и меняла их каждые два-три дня. Я не имела возможности общаться с родственниками, потому что боялась, что он вычисляет меня именно так. Как выяснилось позже, у меня в сумку было вшито устройство, передающее местоположение, и такое же устройство стояло на моем автомобиле. 

Оказывается, можно по биллингу вычислять местонахождение человека. Эта биллинговая база в даркнете стоит не так уж дорого. И даже если ты сам не знаешь, что с этой базой делать, существуют люди, которые всем этим занимаются за определенную плату и могут найти кого угодно и где угодно, слить абсолютно любые данные, банковские карты, базу ГИБДД. Чтобы скрыться вообще со всех радаров, нужно без телефона и каких-либо гаджетов уехать в тайгу. Только при таком раскладе тебя не найдут».

«Я больше не хочу молчать»

«Что касается хейта — были комментарии, в которых меня называли «чернильница». Понимаете, о чем я говорю? «Да что она хотела, связалась с азером, «Наташка», так им всем и надо». Вот этого было очень много, я даже не подозревала, что у нас в стране люди такие националисты. И в полиции об этом говорили: «Сами связываетесь с нерусскими, а потом ходите жалуетесь». Я ответила: «А что, русские мужчины не бьют, не пьют и не насилуют?» Полицейский не нашелся, конечно, что мне ответить.

В общем, хейта очень много. Если ты женщина — ты в принципе виновата. Если ты жертва, тебе нужно лбом об стену биться, доказывать, что ты реально жертва, но все равно общество найдет причины, чтобы тебя потравить.

Сейчас, когда я начала все это ворошить, этот человек может выкинуть все что угодно. И да, я к этому готова. Поэтому при любом удобном случае я говорю: этот человек на свободе, он имеет неограниченный финансовый ресурс и связи, и если со мной вдруг что-то случится — это точно не будет несчастным случаем или суицидом.

Но я больше не хочу молчать. Проблема женщин не в том, что с нами что-то не так, — это нам пытаются внушить, как и то, что женской дружбы не бывает, что женщина женщине враг. На самом деле никто женщину не поймет и не поддержит так, как другая женщина. Но из-за того, что нас постоянно стравливают, мы находимся в уязвимом положении.

Если честно, я люблю Россию, но в России страшно жить. Родиться женщиной в России — это высший уровень сложности в игре. Хочется, чтобы на родину не приходилось возвращаться каждый раз как в последний. Чтобы женщины чувствовали себя в безопасности. Чтобы нас не убивали, не калечили, не насиловали. И чтобы был принят закон против домашнего насилия, наконец».

Татьяна Саввина, юрист проекта «Правовая инициатива» (5), комментирует решение ЕСПЧ по жалобе Валерии Володиной о преследовании в интернете:

«Правовая инициатива» вела это дело с самого начала, когда в 2016 или 2017 году Валерия обратилась в нашу организацию за помощью. Во втором решении Европейского суда речь идет о кибербуллинге. Это продолжение первого решения, которое касалось физического и психологического насилия, когда бывший партнер избивал Валерию, похищал, перерезал тормоза в ее машине.

Мы верим, что это решение ЕСПЧ повлияет на благополучие всех российских женщин, а не только сыграет роль в конкретном кейсе. У России есть обязательства — исполнять решения ЕСПЧ не только в части индивидуальных мер, но и в части так называемых общих мер по изменению законодательства и практики. Первое решение касается многочисленных актов физического и психологического домашнего насилия. Закона о домашнем насилии у нас нет, и Европейский суд указал, что существующих норм недостаточно для защиты женщин и что Россия остается одной из двух стран Совета Европы, в которых не используются охранные ордера (6) и нет никаких аналогов этой срочной меры защиты. Это и является нарушением.

Россия должна исполнить оба решения по делу Володиной, выплатив ей моральную компенсацию и проведя эффективные расследования по ее заявлениям. Например, во втором решении суд указал, что российские власти не защитили женщину от повторяющихся актов насилия в интернете: ее бывший партнер снова и снова создавал фейковые страницы, снова и снова распространял ее фотографии, присылал ей угрозы. Реакция властей была явно неадекватной, недостаточной (они просто не делали ничего). 

Поэтому обязательства России здесь касаются не только конкретной заявительницы, но и вообще законодательства страны. Вот почему я верю, что оба этих решения повлияют на российскую практику в самом глобальном смысле — в смысле защиты женщин от насилия, как физического, так и виртуального.

Сейчас у государства есть три месяца, чтобы подать запрос о пересмотре, но думаю, что по этому делу государство не будет его подавать. Через три месяца, когда решение вступит в силу, вопрос о его исполнении будет рассматривать уже Комитет министров.

Это не быстрый процесс, и я не могу сказать, сколько времени он займет. Решение по первому делу было вынесено два года назад, но мы видим, что закона о домашнем насилии в России до сих пор нет, хотя то, первое решение предполагает его принятие. Но мы также видим, что какие-то меры государством все же принимаются. Например, недавно Верховный суд предложил перевести дела о побоях из категории частного обвинения в категорию частно-публичного (7). Это как раз тот шаг, который поможет немного улучшить ситуацию. Россия пытается что-то делать, хотя и очень неспешно.

Во втором решении суд говорит: инструменты для противодействия кибернасилию в российском законодательстве есть — в виде соответствующей статьи УК. Но на практике в случае с Валерией уголовное дело по фактам угроз возбуждено не было. А по фактам обнародования интимных фотографий уголовное дело было возбуждено спустя два года с момента подачи заявления. Расследование по нему тоже шло два года — настолько медленно и неэффективно, что истек срок давности, и это привело к полнейшей безнаказанности преступника.

Все это говорит о том, что наше государство не способно защитить женщин от кибернасилия. Если бы у следователей были четкие инструкции, как расследовать эти дела, если бы следователи и полицейские проходили тренинги и знали, что такое кибернасилие: что это не частное дело, а серьезное преступление, — они бы совершенно иначе проводили расследования. Даже те законы, что у нас есть, позволяют работать, но на практике этого не происходит».

Текст: Рита Логинова
Фото: Анна Иванцова
Редакторы: Ольга Боброва и Дмитрий Шабельников
Авторы и продюсеры проекта: Юлия Счастливцева и Павел Каныгин

1. Бизнесмен Рашад Салаев, гражданин Азербайджана.

2. От англ. stalking: форма домогательства и запугивания, нежелательное навязчивое внимание к одному человеку со стороны другого человека или группы людей. Может состоять, в частности, в постоянных телефонных звонках.

3. Законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» был подготовлен Советом Федерации еще в ноябре 2019 года. У представителей гражданского общества, принимавших активное участие в его обсуждении и разработке, есть очень серьезные претензии к обнародованному тексту. Сама идея о принятии такого закона в России вызывает протесты, в основном со стороны правоконсервативных сил и РПЦ. В марте 2021 года глава Комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству Павел Крашенинников заявил, что закон будет, скорее всего, принят новым созывом Думы осенью.

4. Телеканал «Дождь» внесен в реестр СМИ, выполняющих функции «иностранного агента».

5. Фонд «Правовая инициатива» внесен в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функцию «иностранного агента». Фонд обжалует это решение в суде.

6. Судебное решение, которое накладывает определенные ограничения на поведение и действия лица, совершившего акты домашнего или сексуализированного насилия, сталкинга, буллинга и т. д. (например, приближаться к жертве на определенное расстояние, входить в ее жилище, звонить или писать ей сообщения). При этом такое лицо не обязательно должно быть признано виновным в совершении этих актов судом — цель выдачи такого ордера заключается в защите жертвы от посягательств в будущем.

7. Частное обвинение — форма уголовного преследования по делам, которые возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего (или его представителя) и подлежат прекращению за примирением потерпевшего с обвиняемым. Такое обвинение поддерживается самим потерпевшим «в частном порядке». При частно-публичном обвинении дела возбуждаются тоже не иначе как по жалобе потерпевшего (или его представителя), но, в отличие от дел частного обвинения, они не подлежат прекращению в случае примирения потерпевшего с обвиняемым или даже отказа от жалобы. Частно-публичное обвинение поддерживает в суде прокурор.