— Песня писалась во время первой пандемической волны, но она как минимум не только про пандемию, она про апокалипсис, про то, что еще немножко — и все накроется медным тазом. Так я думал, когда писал ее. Но сегодня, в сентябре 2021-го, я в это не очень верю. И это не надежда, это скорее страх. В том, что происходит, есть поразительно умиротворяющая стабильность, и меня бросает в дрожь от того, насколько песня неактуальна сейчас. Потому что ничего апокалиптического не произойдет в ближайшие месяцы. Такое ощущение, что всем в этом ужасе хорошо, что можно так продолжать и дальше.
Все то, что, как нам казалось, могло стать триггером перемен, куда-то растворилось, исчезло. Недавно виделся с Мишей Козыревым (ведущий канала «Дождь», признанного «иностранным агентом». — Ред.) и задал ему детский вопрос:
«Миш, как ты думаешь, есть тема, что все изменится?» Он отвечает: «Нет». И еще он сказал: «Самое обидное, что в принципе всех все устраивает».
Люди адаптируются, а что им — вешаться, что ли? И не просто адаптируются — они, можно сказать, полюбили такую жизнь. «Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила». А кто-то и до сих пор не понимает, не хочет понимать, что творится вокруг, им это просто неинтересно.
Макс Покровский на сцене. Фото: Bez Kosmosa
Мы зависли над пропастью. Я отдаю себе отчет, что обрушение системы — это страшно.
Но в нем есть и надежда на то, что все изменится к лучшему, что будет, по крайней мере, как-то иначе. Все-таки это движение, это не то, что прямо конец-конец. Но пока я вижу вокруг болото, какую-то покорность тотальную.
«Овечки пляшут на лугу, лайки и сердечки», как у нас в песне. И начинает казаться, что это вечная система, что она никогда не рухнет. В пределах нашей жизни, по крайней мере.
Меня буквально глючит от того, что вроде бы все меняется, но при этом не меняется ничего. Какая-то непрошибаемая стена в головах у людей, в сердцах.
Вы обратили внимание, что новости про Навального перестали быть горячими новостями? Я понимаю, что люди не могут постоянно переживать эту тему, циклиться на ней. Но меня пугает, например, странная толерантность Меркель на встрече в Москве. Она приезжала, виделась с первым лицом нашего государства, и… не произошло ничего. Они поговорили, и всё. Все российские СМИ описали, как она встала и поклонилась Лаврову. А ведь Меркель — лидер того самого государства, которое билось за Навального, прислало за ним самолет, поставило его на ноги, а главное — доказало факт отравления. И теперь она как ни в чем не бывало приезжает в Москву, показывая, что вся эта история уже в прошлом. А завтра это может стать нормой.
У нас постоянный спор с женой. Помню, как она говорила: «Вот-вот все изменится! Посмотри, сколько народу выходит!» Недели через две я спрашиваю: «А сейчас?» — «Ну, выходит народ». Еще через какое-то время: «Все еще выходят; меньше, но выходят. Вот-вот что-то произойдет…» Я говорю: «Ничего не произойдет». Президент этого государства остается президентом, выходит на работу, подписывает какие-то указы. У этой истории нету дна. Происходят вещи, после которых ну стопроцентно все обязано измениться, а все продолжается в том же духе.
Фото: Ксения Павлова
Недавно обедали в ресторане недалеко от модного арт-пространства «Флакон». Я смотрел на хипстеров, проезжающих мимо на самокатах, на милых девушек, на бородатых парней — и поймал себя на том, что не вижу в их глазах баррикад.
Ладно баррикады — я не вижу даже тревоги. У них все отлично, просто жизнь идет дальше, и все. А я тут распинаюсь: «Последний день в раю! Внизу уже вовсю работают котлы!»
Я бы на месте любого человека подошел и сказал: «Макс, чувак, расслабься».
Кадр из клипа «Последний день в Раю»
Уже даже пандемия не вызывает особой паники, хотя цифры этого лета выше, чем те, что были в начале. И жуткие новости из Беларуси особого шока не вызывают. Люди посмотрели и решили: «Ну а что? Значит, теперь будет так». Все привыкли, привыкли и устали.
Это и ко мне относится, если быть совсем честным. После моих постов в защиту Навального у нас слетели практически все намеченные на весну и лето концерты. Нас наказали больше чем на 100 тысяч долларов. И вот я думаю теперь: а мы ведь развлекательная поп-группа. Мы можем годами играть песни типа «Хару Мамбуру» и «Наши юные смешные голоса». Мы могли бы не откликаться на пандемию, на репрессии в Беларуси, на Навального. Петь только о хорошем, развлекать публику. В конце концов я музыкант, мне есть чем заняться. Я не вылезаю из студии, были бы концерты — не вылезал бы со сцены.
В этом нет ничего такого, так поступают сотни моих коллег.
Но каждый раз я со страхом открываю новости, я боюсь, что произойдет что-то, о чем я просто не смогу промолчать, и вся эта идиллия рухнет.
Мы пытаемся не замечать того, что нам неприятно, оберегаем свой быт, свое спокойствие, свою психику, но ведь такие вещи случаются сейчас ежедневно. Каждый день — как последний день в раю, если вдуматься.
Последний день в Раю, сияют золотом дворцы
Последний день в Раю, рыгают сытые стрельцы
Но там внизу уже работают во всю котлы
На минус первом этаже бассейны нефти и смолы
Пришельцы из других миров нас поднимали на кресты
Но в джунглях улиц и дворов мы распускались как цветы
Последний день в Раю, овечки пляшут на лугу
Последний день в Раю, лягушки квакают в пруду
Но там внизу уже мигают красные флажки
На минус первом этаже сегодня будут печь пирожки
Мы мирные овечки, мы лайки и сердечки
Мы мирные овечки, мы лайки и сердечки
Мы мирные овечки
Тьфу!
Услышать эту и другие песни группы «Ногу Свело!» можно 28 ноября на концерте в московском клубе 1930 Moscow
{{subtitle}}
{{/subtitle}}