Трехглавый дракон

В оперативном пространстве нападения на СССР вермахт живо напоминал фигуру трехглавого дракона. Головы — это три группы армий: «Север», «Центр» и «Юг», нацеленные, каждая, на крупнейшие столичные города СССР — Ленинград, Москву и Киев. Так и понеслись они, плюясь пламенем и сея смерть, и, казалось, ничто их не остановит! К Ленинграду подобрались в сентябре, к Москве –– в октябре, ну а Киев — Киев в сентябре уже с легкостью взяли. 

Произошло это так быстро потому, что 21 августа центральная из голов — по единоличной воле фюрера, резко и на всем ходу — заложила вираж на юг, в сторону Черного моря, украинского урожая и вальяжного Крещатика. Костяк группы армий «Центр» фон Бока оставался на московской колее, но притормозил, чтобы лучше перемолоть миллионный Брянско-Вяземский котел (одних только военнопленных — 688 тысяч!). Но две армии — 2-я танковая Гудериана и 2-я пехотная Вейса — оторвались от «Центра» и устремились на юг, чтобы стать северной клешней другого, не менее впечатляющего котла — Киевского (665 тысяч военнопленных). Южная же клешня была прочерчена группой армий «Юг» фон Рунштедта: 10 сентября у Конотопа танки Гудериана поцеловались с танками фон Клейста. Пятеро, включая Власова, красных командармов (а с командующим Пинской флотилией так и шестеро) едва унесли ноги из этого котла, где безрассудно застрянет и понапрасну погибнет — в нелепом ожидании письменного приказа Сталина — командующий Юго-Западным фронтом Кирпонос, утянув за собой в могилу едва ли не весь свой штаб. Гудериан и Вейс еще успеют вернуться к средней драконовой голове аккурат к началу операции «Тайфун». 

Киев был обречен и для 6-й армии генерал-фельдмаршала фон Рейхенау вовсе не был крепким орешком. Когда 19 сентября город пал, назавтра, 20-го, фон Рейхенау обратился к войскам: «Взятие Киева имеет определяющее значение. Мужество, вождизм и ни с чем не сравнимая храбрость всех частей позволили нам за чрезвычайно короткое время создать здесь крепчайший оплот. Враг пережил убийственное поражение. Путь на Восток нам отныне открыт. Я благодарю пехотного генерала фон Обстфельдера, командующего этим наступлением, и его бравые дивизии». 

Логистика палачей 

Но фельдмаршал не сомневался в «бравости» и своих карателей. А они постепенно съезжались в Киев. Еще 19 сентября прибыли 50 человек передового отряда зондеркоманды С-4а; остальные, во главе с командиром штандартенфюрером СС Блобелем, задержались на акции в Житомире (расстрел евреев) и прибыли в город только 25 сентября, одновременно со штабом всей айнзатцгруппы C (начальник бригаденфюрер СС д-р Раш). Тогда же в Киев прибыли два полицейских батальона — 45-й резервный полка «Юг» (штурмбаннфюрер СС Бессер) и 303-й (штурмбаннфюрер СС Ганнибал), а также часть штаба Высшего командира СС и полиции в Южной России «Юг» обергруппенфюрера СС Еккельна. 

Подтягивались — главным образом из Житомира — и украинская вспомогательная полиция. Раньше всех — 21–23 сентября — прибыли ее передовая команда (18 человек во главе с Б. Коником; с ними прибыл и сам Андрей Мельник) и казачья сотня И. Кедюлича. 

27 сентября 1941 года 454-я охранная дивизия передала киевской полевой комендатуре 100 обученных украинских полицейских из Житомира «со знанием киевской специфики» под командой капитана Дидике. 29 сентября в Киев из Житомира на подмогу были присланы еще 200 полицаев. 

Главная нагрузка ложилась на зондеркоманду 4а Блобеля. Рейхенау уже приходилось обращаться к нему с просьбами. Например, решить вопрос о сотне плачущих еврейских сирот в Белой Церкви, где накануне были расстреляны их родители. Вопрос, конечно, «решили». А заодно и 

восточнее Бердичева и позже Бердичева новых на Украине уже не открывали: в расход!

Фельдмаршалу и в голову не могло прийти, что и сам он не протянет и четырех месяцев. После Киева он пойдет на повышение и сменит 1 декабря фон Рунштедта на посту командующего группой армий. Его самого в 6-й армии заменит Паулюс, впрочем, еще не догадывающийся о своем грядущем Сталинграде. Как не догадывался о своем конце и Рейхенау: между тем 14 января 1942 года, после зимней охоты под Полтавой на 40-градусном морозе его, 57-летнего спортсмена хватит инсульт, а 17 января — при перелете в клинику в Лейпциге — он умрет прямо в самолете. 

Первым начальником Киевской городской управы, то есть местным бургомистром, был Александр Петрович Оглоблин, вчерашний профессор Киевского университета и будущий Гарвардского. Из опыта смоленского бургомистра Меньшагина мы знаем, что по всем локальным вопросам, связанным с местными евреями, немцы консультировались именно с бургомистром. Так что слух, что именно Оглоблин указал немцам на Бабий Яр как на место, оптимальное для задуманной ими «эвакуации», правдоподобия не лишен. 

Как и в Смоленске, деньги и ценности убитых евреев конфисковывались в пользу Рейха, их одежда частично предназначалась для нужд фольксдойчей, а частично поступала в распоряжение управы. «Трофеи» свозились в здание 38-й школы, где на первом этаже складировали продукты, на втором — белье, на третьем — верхнюю одежду, а на четвертом — шубы, часы, ювелирные изделия.

Тотчас же начались махинации с одеждой, она стала мелькать на базаре, о чем стало известно в комендатуре. Вызванный на допрос Оглоблин со страху упал в обморок и даже «прятался» в психушке, то есть чуть ли не прямо в Бабьем Яру. Но убивать его не стали, а уволить уволили. В должности бургомистра он продержался лишь месяц с небольшим. 

За этот месяц он основательно сблизился с ОУН в ее мельниковском изводе, вошел в Украинский национальный совет под председательством Миколы Величковского, а главное — всячески поддерживал украинскую националистическую — искренне и шипяще антисемитскую и антирусскую — прессу: газета «Украинское слово» под редакцией Ивана Рогача и журнал «Литавры» под редакцией Олины Телиги начали выходить при нем. Его преемнику на бургомистерском посту — Владимиру Багазию — нагнетание украиноцентризма и вовсе будет стоить жизни.

Оглоблин же, по протекции коллеги-историка Константина Штеппы, ставшего ректором Киевского университета, получит в нем профессорскую должность и пост директора Музея-архива переходного периода, для которого он собирал данные о преступлениях большевиков и т.п. 

Пока СД и СС только съезжались и обустраивались, антиеврейскую инициативу перенял вермахт. Начиная с 22 сентября военные патрули (лишь позднее к этой работе подключились эсэсовцы) охотились по всему городу за мужчинами призывного возраста: забирали всех — и гражданских, и окруженцев, и беглых военнопленных, а потом среди забранных выявляли евреев и комиссаров. Схваченных бросали в тюрьмы или в дулаг (пересыльный лагерь для военнопленных) № 201, разместившийся поначалу прямо в городе, на Керосинной улице, а потом в Дарнице. 

Она явно застала немцев врасплох. Удары радиоуправляемыми минами Ф-10 были не только болезненны, но и оскорбительны. Идея «переселить евреев», то есть расправиться с ними как можно скорей и как бы в порядке мести «за Крещатик», прямо напрашивалась!

Идея нашла понимание, поддержку и детальную разработку на ежедневных совещаниях военных друг с другом и с полицией и СС. Основное бремя «гросс-акции возмездия» должно было лечь на зондеркоманду 4а, для поддержки которой (сгон жертв, внутреннее и внешнее оцепление места казни) Еккельн, по просьбе Блобеля, выделил два полицейских батальона — 45-й и 303-й, точнее, отдельные его роты.

Жертвы: приглашение на расстрел

Первыми жертвами расстрелов в Бабьем Яру стали евреи и комиссары — гражданские, военнопленные, окруженцы, — за которыми охотились начиная с 22 сентября, а первыми палачами — чины полицейского полка «Юг». По свидетельству Л. Островского, у дулага на Керосинной было специальное отделение, заполненное исключительно евреями и комиссарами, числом около 3 тысяч человек. Его-то, по-видимому, и «освобождали» от ненужных постояльцев — параллельно тому, как пустели тюрьмы, разумеется. Заполнение же отсека новыми гостями было гарантировано сотнями тысяч советских военнопленных из Киевского котла. 

В таком случае расстрелы этих контингентов, начавшись 27 сентября, продолжились 28-го, а затем — из-за массового расстрела евреев-киевлян 29–30 сентября — прервались на два дня и возобновились 1 октября еще на три дня. Каждый день из еврейского отсека дулага привозили 10–15 грузовиков с военнопленными. И скорее всего именно в их одежде и копаются немцы и украинцы на знаменитых фотография Хеле, сделанных 1 октября.

Свидетельства о начале расстрелов в Бабьем Яру чуть ли не с 20 сентября — это, вероятно, аберрация памяти. Плохо логистически подготовленные, а тем более спонтанные акции — это не по-немецки. Ведь даже 2000 экземпляров знаменитых настенных извещений, расклеенных 28 сентября «украинской вспомогательной милицией» по всему городу с грубоватым приглашением «всем жидам города Киева» прийти, не уклоняясь и не опаздывая, на свой расстрел 29 сентября (под угрозой расстрела же!) — даже их надо было где-то напечатать, что и было сделано в полевой типографии 637-й пропагандной роты вермахта:

«Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник, 29 сентября 1941 года, к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской (Дегтяревской. — П. П.) улиц (возле кладбищ). 

Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр.Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».

На вермахт, кстати сказать, была возложена еще одна ответственная миссия — инженерная поддержка работы СС в овраге. 

На момент оккупации в Киеве находилось, по реалистичным оценкам, около 50 тысяч евреев из числа жителей города, не сумевших или не захотевших эвакуироваться, или беженцев (то есть без военнопленных). 29 сентября они спонтанно, не сговариваясь, разделились на несколько групп. 

Первые поверили в переселение на все сто, от себя домыслив и конечную цель: Палестина. А коли так — надо оказаться в первых рядах, отчего направились они прямо к железнодорожной станции Лукъяновка, где, по их представлениям, их ждали составы. Немцы сначала даже растерялись, но потом нашлись и, отобрав у умников (было их около 10 тысяч!) весь багаж и документы, сбили в большую колонну и проводили куда надо. Расстреляли умников в этот же день или назавтра, заперев на ночь в гаражах, — неизвестно.

Вторые — и таких явное большинство — покорились немецким предписаниям и побрели к указанному перекрестку. До кладбищ их можно было провожать без риска для сопровождающих. И представьте: нашлось немало дисциплинированных мужей-христиан, понурых, но провожающих своих иудейских жен и даже детей до места общего сбора, как если бы у них в сумочках лежали путевки в санаторий. 

Сам по себе дальнейший маршрут и прочая логистика известны, хотя расхождений в свидетельских показаниях сколько угодно. От названного перекрестка, расположенного возле Лукъяновского еврейского кладбища, евреев без охраны направляли к восточной ограде соседнего Братского воинского кладбища: там у них отбирали теплую одежду, драгоценности и документы. Затем разбивали на сотни и, уже в сопровождении немецких полицейских, гнали вдоль южной ограды воинского кладбища, прямо на двойную цепь-коридор из немцев. Попадавших в этот узкий коридор людей избивали палками, заставляя под ударами бежать к широкой площадке, упирающейся в крайний юго-восточный отрог Бабьего Яра. Здесь их, избитых и деморализованных, заставляли разуваться и раздеваться — до белья, иногда догола. У края площадки были возвышения, а между ними — узкие проходы-лазы, переходящие в тропы, ведущие на дно оврага. Там их поджидали три сменных расстрельных команды по 4 ствола каждая из состава роты войск СС, зондеркоманды 4а и 45-го полицейского батальона, распределенных по тальвегу оврага. В оцеплении стояли 303-й полицейский батальон и украинская вспомогательная полиция, занимавшаяся еще и сортировкой вещей и их погрузкой на машины.

В первый день было расстреляно 22 тысячи евреев, а во второй — около 12 тысяч (впрочем, мы не знаем наверняка, учитывались ли при этом дети, а детей среди расстрелянных, согласно свидетельству В.Ф. Кукли, было до четверти). С 1 по 3 октября расстрелы вернулись к сценарию 27–28 сентября, их основные, но не единственные жертвы — евреи-военнопленные — учитывались (или не учитывались) по линии вермахта, за них Еккельн Гиммлеру не отчитывался. После 3 октября — и до оставления города — казни продолжились, но утратили свою массовость и, отчасти, способ убийства: в 1943 году в Яр зачастили и машины-душегубки (газвагены), всякий раз с полусотней задохнувшихся жертв.

Но даже 29 и 30 сентября убивали по-разному: есть свидетельства о пристрелянных пулеметах с противоположного склона, но чаще всего — выстрелами в затылок. Жертвы для этого должны были лечь на землю или на трупы лицом вниз. Приветствовалась поза на коленях, с головой к земле, — тогда кровь или мозги не брызгали на палачей. Уже в сумерках, согласно Дине Проничевой, наступал черед украинской полиции: они спускались вниз, светили фонариками, шли по трупам на доносившиеся стоны и пристреливали недобитых. 

…Были еще и третьи — те евреи, кто оставался дома, кто не мог или не хотел идти. На таких 29 сентября буквально охотились — и немецкие полицейские из 45-го батальона (посланцы от Еккельна), и житомирские полицаи-украинцы, но в особенности — их собственные соседи. Вот уж где был интернационал! Одни любезно помогали растерявшимся или беспомощным евреям собираться, старались оказаться в их комнатах и доброхотно брали «на хранение» обстановку, посуду и все-все-все, иные даже, подсадив на свою подводу, подбрасывали старичьё до Бабьего Яра. Другим — самым истовым антисемитам и щирым энтузиастам — было настолько невтерпеж, что, не дожидаясь ордеров от управы, они выволакивали жидовню из «своих» новых комнат, плевались в них и передразнивали («старюшка не спеша, дорёшку перешля…»), били, душили, даже убивали. После чего, сияя от радости, заселялись в опустевшее жилье… 

Четвертые — это те, кого прикрыли и спасли их нееврейские родственники, соседи или священники, те, кто сумел потом выправить себе правильные ксивы. На таких, разумеется, без устали охотились, и такими — вместе с евреями-военнопленными и схваченными подпольщиками или партизанами — заполнялись расстрельные рвы или кузова газвагенов: рутина для СД и айнзацкоманды 5, продолжавших ловить и — чуть ли не по расписанию (кажется, по вторникам и пятницам) — убивать врагов Рейха в течение всей оккупации.