«Кто здесь находится, все сожжены»

В процессе подготовки и реализации заговора с целью захвата власти его организаторами к участию в нем были привлечены А.И. Лукьянов, Г.И. Янаев, Б.К. Пуго, А.И. Тизяков и В.А. Стародубцев, каждому из которых отводилась определенная роль. В частности, Янаев после смещения М.С. Горбачева с поста президента СССР должен был взять на себя полномочия главы государства, а Лукьянов, пользуясь своим положением председателя Верховного Совета СССР, узаконить переход власти к ГКЧП и введение в стране чрезвычайного положения.

Участие в заговоре Тизякова и Стародубцева определялось их руководящими позициями в Ассоциации государственных предприятий и Крестьянском союзе, что, по мнению организаторов заговора, создавало условия для поддержки ГКЧП в этой среде.

Б.К. Пуго, являясь министром внутренних дел, наряду с Крючковым и Язовым располагал реальными силами и средствами для достижения поставленной цели — захвата власти и обеспечения режима чрезвычайного положения.

Как установлено расследованием, после телефонных разговоров с О.С. Шениным по его вызову утром 18 августа 1991 года рейсом 262 из Свердловска в Москву прилетел А.И. Тизяков. 

Желая скрыть истинную причину своего приезда в Москву, А.И. Тизяков на протяжении ряда допросов заявлял, что прибыл для обсуждения 18 августа с премьер-министром СССР В.С. Павловым организационных вопросов перед проведением намечавшегося Всесоюзного собрания руководителей госпредприятий в г. Свердловске. Срочность поездки была вызвана якобы полученной от его знакомого, О.С. Белякова, информацией о предстоящем 20 августа отъезде Павлова в служебную командировку. (Т. 12, л.д. 11, 18, 26, 32–33, 221–224, 238–239.)

Данное утверждение А.И. Тизякова опровергается следующими доказательствами.  

Свидетель О.С. Беляков, первый заместитель руководителя отдела по вопросам обороны и безопасности при президенте СССР, на допросе показал, что в указанное А.И. Тизяковым время по телефону с ним не разговаривал и о командировке В.С. Павлова ничего не знал. (т. 16, л.д. 16–21)

Свидетель С.П. Кайсин, начальника отдела социального развития научно-производственного объединения «Машиностроительный завод им. Калинина» (ЗиК), пояснил, что совместно с А.И. Тизяковым он планировал выехать в Москву 20–21 августа для согласования в Кабинете министров СССР совместных мероприятий АГПО СССР и правительства по подготовке к проведению в середине сентября Всесоюзного собрания руководителей госпредприятий. Выезд А.И. Тизякова в Москву 18 августа был для Кайсина неожиданным. (Т. 18, л.д. 1–20, 57–65.)

Из показаний свидетеля В.Г. Агапова — секретаря О.С. Шенина — следует, что он 17 августа по просьбе Шенина соединил его по телефону с Тизяковым в Свердловске. (Т. 71, л.д. 140.)

Обвиняемый О.С. Шенин подтвердил имевшие место 15 и 17 августа телефонные переговоры с А.И. Тизяковым и добавил, что при последнем разговоре передал тому просьбу В.А. Крючкова прибыть в Москву 19 августа. (Т. 16, л.д. 87–96.)

Допрошенный по этому вопросу В.А. Крючков показал: «<…> не припоминаю, чтобы у меня был такой разговор с Шениным. С Тизяковым 17 августа я не связывался по телефону, его не разыскивал». (Т. 3, л.д. 112–113.)

Следствие считает, что к показаниям О.С. Шенина об обстоятельствах вызова А.И. Тизякова в Москву следует относиться критически, так как он, отрицая свою организующую роль в заговоре, искажает фактические обстоятельства привлечения к нему А.И. Тизякова. То, что Тизяков срочно прилетел в Москву по вызову именно Шенина, подтверждается следующими доказательствами:

• блокнотом, изъятым у А.И. Тизякова 22 августа 1991 года при личном обыске, на внутренней стороне обложки которого имеется запись, выполненная А.И. Тизяковым: «18.08.91 самолет Свердлов. — Москва летел по зв. О.С.». Буквы сокращения являются начальными имени и отчества Олега Семеновича Шенина. (Т. 15, л.д. 100.)
• журналом учета телефонных соединений (рег. № 537) Главного управления правительственной связи и справкой этого управления, из которых следует, что 15 августа О.С. Шенин позвонил А.И. Тизякову в Свердловск в 18.56 и разговаривал с ним до 19.07, а 17 августа О.С. Шенин позвонил А.И. Тизякову в 10.36 и беседовал с ним до 10.40. (Т. 16, л.д. 23–31.)
• авиабилетом № 615201 на рейс 262 Свердловск — Москва и справками Свердловского объединенного авиаотряда и аэропорта Домодедово, свидетельствующими о том, что 18 августа 1991 года А.И. Тизяков приобрел указанный билет через зал официальных делегаций в аэропорту Свердловска и убыл в Москву в 6.15, а прибыл в 8.45. (Т. 13, л.д. 266; т. 16, л.д. 36–37, 39.) 

Допрошенный по этим обстоятельствам Тизяков пояснил, что необходимость телефонных разговоров с Шениным была обусловлена его просьбой к нему оказать помощь исполнительному директору АГПО Пискунову в выделении для дирекции помещения в подъезде № 13 ЦК КПСС, против аренды которого возражал управделами ЦК КПСС Кручина. В конце недели ему в Свердловск перезвонил Шенин и сообщил, что при очередной поездке в Москву ему необходимо встретиться с Кручиной, который уже в курсе дела. (Т. 13, л.д. 79–83, 91–92, 106–144.)

Данные утверждения Тизякова не соответствуют действительности и опровергаются следующими доказательствами.

Из показаний обвиняемого О.С. Шенина следует, что 15 и 17 августа, то есть перед поездкой Тизякова в Москву, в разговорах по телефону с ним вопрос о выделении помещения ЦК КПСС для АГПО СССР вообще не затрагивался. «Ранее в марте-апреле Тизяков просил поддержки по выделению помещения для Ассоциации в здании ЦК. Но конкретно я этим делом не занимался, он имел прямые отношения по этим вопросам с Кручиной <…>». (Т. 16, л.д. 87–96.) 

Свидетель В.В. Пискунов, генеральный директор исполнительной дирекции АГПО СССР, пояснил, что по указанию Тизякова все вопросы по аренде рабочих площадей в высвобождаемых зданиях ЦК КПСС он решал с заместителем управляющего делами ЦК КПСС В.М. Мишиным. В июне-июле 1991 года АГПО было выделено только две комнаты в 13-м подъезде здания ЦК КПСС. Основная надежда была на реорганизацию Кабинета министров СССР, где им обещали выделить в аренду дополнительную рабочую площадь. 15 августа ему из Свердловска позвонил А.И. Тизяков и сообщил, что собирается приехать в Москву 22 августа. (Т. 18, л.д. 72–75.)

Исходя из совокупности полученных в ходе следствия доказательств, 

18 августа 1991 года, поселившись в гостинице Министерства авиационной промышленности СССР (МАП СССР), Тизяков позвонил в ЦК КПСС и в первой половине дня встретился с О.С. Шениным, который готовился к вылету в Форос.

В тот же день во второй половине А.И. Тизяков встретился в КГБ СССР с В.А. Крючковым, что следует из показаний свидетеля И.И. Лучанинова, инспектора секретариата КГБ, пояснившего, что во второй половине дня 18 августа к Крючкову в кабинет прошел Тизяков и находился у него примерно 20 минут. (Т. 9, л.д. 70.)

В ночь с 18 на 19 августа около 3 часов он вновь прибыл к Шенину в здание ЦК КПСС на Старую площадь.

Вывод следствия о том, что появление в Москве Тизякова, а на следующий день — Стародубцева связано с решениями, принятыми на объекте АБЦ 17 августа, и было обусловлено участием их в заговоре, основывается также на анализе действий В.С. Павлова, который днем 18 августа со своей дачи в с. Архангельском через коммутатор специальной правительственной связи позвонил Стародубцеву и предложил прибыть к нему в Москву утром 19 августа. Аналогичная попытка предпринималась Павловым 16 августа. Он поручил своим подчиненным вызвать Стародубцева на 17 августа в Москву якобы для участия в заседании президиума Кабинета министров СССР.

Скрывая цели вызова Стародубцева, а также свою роль в этом, обвиняемый Павлов показал, что звонил Стародубцеву 16 августа для того, чтобы пригласить его на заседание президиума Кабинета министров СССР по вопросам продовольствия, назначенного на 17 августа, но Стародубцева на месте не оказалось: «<…> Меня волновали вопросы уборки урожая, и эти моменты я тоже хотел с ним обговорить. На заседание Президиума Стародубцев не приехал, поэтому на следующий день я позвонил ему в «Новомосковское» и выразил свое неудовольствие, что он не приехал… Была достигнута договоренность, что он 19 августа утром приедет ко мне в Кабинет Министров. При этом я хочу особо подчеркнуть, что предстоящий визит Стародубцева В.А. в Москву ни в коей мере не был связан с событиями 18–21 августа <…>». (Т. 54, л.д. 99–102.)

Показания В.С. Павлова в этой части опровергаются имеющимися в деле документами: перечнем вопросов, рассмотренных на заседаниях президиума Кабинета министров СССР в 1991 году, и выпиской из протокола № 20, из которых следует, что 17 августа на заседании президиума обсуждался только Договор о Союзе суверенных государств. (Т. 59, л.д. 356–357; т. 60, л.д. 9–14.)

Министр сельского хозяйства и продовольствия СССР В.М. Черноиванов по поводу вызова В.А. Стародубцева пояснил, что по поручению Павлова, переданному примерно в 18.30 через заместителя премьер-министра СССР Ф.П. Сенько, он 16 августа звонил Стародубцеву. Тот ответил, что выехать в Москву не может, т.к. у него на это время назначено собрание. По реакции Стародубцева он понял, что этот вызов для него был неожиданным. (Т. 80, л.д. 247–252.)

Следствием установлено, что 16 августа 1991 года у Павлова в кабинете с 17 часов находились Крючков и Шенин. Шло обсуждение документов ГКЧП, подготовленных в обоснование захвата власти. В частности — о составе ГКЧП. Этим и было вызвано поручение Павлова о вызове Стародубцева в Москву.

Свидетель А.А. Стародубцев, брат обвиняемого В.А. Стародубцева, будучи допрошенным, показал следующее:

«Он (брат) рассказал, что в пятницу 16 августа ему в колхоз позвонил кто-то из аппарата премьер-министра и передал, что его вызывает Павлов на какое-то заседание на субботу 17 августа. Для какой цели он вызывался на совещание к Павлову, не знал <…>.

Однако в связи с тем, что 17 августа у Василия в колхозе должно было состояться собрание, он не смог поехать к Павлову, о чем сразу же сообщил. В воскресенье 18 августа ему опять звонили из аппарата Павлова и спросили о том, почему он не приехал на совещание. Василий объяснил причину. Тогда ему было предложено прибыть в Москву в понедельник 19 августа <…>». (Т. 79, л.д. 169–172, 173–177.)

По данным журнала соединений на коммутаторе специальной правительственной связи № 537, В.С. Павлов 18 августа 1991 года разговаривал со Стародубцевым В.А. с 12.08 до 12.11. (Т. 48, л.д. 4–45.)

Допрошенный по этому поводу обвиняемый В.А. Стародубцев пояснил: «<…> во время телефонного разговора с Огрызкиным вечером 18 августа <…> я ему сказал, что меня вызывает на 19 августа к 10 часам Павлов В.С. и попросил его обеспечить прибытие других работников Крестьянского союза на работу приблизительно к 8 часам <…>, чтобы обсудить с ними, какие документы по сельскому хозяйству, над которыми мы работали раньше, мне взять с собой на прием к Павлову». (Т. 78, л.д. 62–118.)

Заместитель председателя колхоза им. Ленина А.Д. Цой и юрисконсульт Л.В. Алехина пояснили, что 19 августа Стародубцев должен был присутствовать на заседании правления колхоза, но внезапно уехал в Москву. (Т. 79, л.д. 149–155, 156–159.)

Допрошенный о причинах этого обвиняемый В.А. Стародубцев пояснил:

«<…> 18 августа 1991 года приблизительно в 12 часов 30 минут <…> в приемной моего кабинета раздался телефонный звонок <…> я взял телефонную трубку. Павлов спросил меня, когда я смогу приехать в г. Москву, я ответил, что приеду к 9 часам 19 августа <…>. На это Павлов пошутил, сказав мне: «А когда я буду спать?» Я еще, помню, спросил у него о том, что сегодня воскресенье, а он на работе. Павлов мне ответил, что много работы <…> Я спросил у него <…> для какой цели он меня взывает. Павлов мне ответил: «Ты ведь сам просился на прием». Я на самом деле приблизительно три недели до этого просил его помощника о том, чтобы Павлов принял меня. Это было связано с необходимостью оперативного решения обеспечения сельскохозяйственных предприятий дизельным маслом и топливом <…> Однако Павлов меня так и не принял. И поэтому я подумал, что Павлов вызывает меня в связи с моей просьбой о приеме <…>». (Т. 78, л.д. 62–188.)

О том, что вызов В.А. Стародубцева в Москву преследовал единственную цель — участие его в ГКЧП СССР, прямо свидетельствуют показания обвиняемого Г.И. Янаева, в которых дана следующая характеристика отводимой Стародубцеву роли:

«<…> Стародубцев являлся председателем Крестьянского союза,

В числе первоочередных документов ГКЧП предусматривалось издание указа об уборке урожая и подготовке к зиме <…>» (Т. 62, л.д. 53.)

Из показаний обвиняемого В.А. Крючкова также следует, что Стародубцева В.А. для участия в заговоре в составе ГКЧП привлек Павлов В.С. (Т. 3, л.д. 119.)

Являясь одним из организаторов заговора, 18 августа во второй половине Павлов, разыскав отдыхавшего на Валдае А.И. Лукьянова и находившегося в гостях у своих знакомых Г.И. Янаева, предложил им вечером того же дня прибыть на встречу в Кремль.

Мотивируя свои действия, В.С. Павлов на допросе 22 октября 1991 года пояснил: «<…> И хотя на встрече вечером 17 августа на объекте КГБ СССР в ходе обсуждения можно было сделать вывод о том, что они (Янаев и Лукьянов) в курсе этого, я решил лично убедиться, т.к. обстановка была неординарная <…> мне также хотелось знать приедут ли Янаев и Лукьянов на встречу после возвращения наших товарищей из Крыма от Президента, ведь после их прибытия требовалось какое-то решение по создавшейся ситуации <…>».

По словам Павлова, он понял, что оба в курсе происходящего, однако от участия в совещании пытались уклониться, но он заявил, что в таком случае никаких самостоятельных решений принимать не будет. (Т. 54, л.д. 10, 117, 118.)

Обвиняемый Янаев Г.И., рассказывая об обстоятельствах вызова его в Кремль, сообщил, что во второй половине 18 августа он находился в гостях у своего товарища Г.И. Лаптева.

«<…> За это время, — показал он, — мне несколько раз звонили в автомашину начальник аппарата президента Болдин В.И., Павлов В.С., Премьер-министр СССР, Председатель КГБ СССР Крючков В.А. Каждый из них, за исключением Болдина, просил меня приехать в Кремль для того, чтобы обсудить какие-то срочные вопросы. <…> Зная тяжелейшую ситуацию в стране, зная, что предстоит подписание Союзного договора и неоднозначную реакцию в обществе по этому поводу, я приехал на эту встречу весьма встревоженным и не знал, о чем пойдет речь <…>». (Т. 62, л.д. 4.)

Свидетель М.Ф. Забелина показала, что 18 августа вечером Г.И. Янаев находился в гостях у ее сестры Лаптевой. По непонятным причинам был в нервозном состоянии. Во время встречи охранник неоднократно вызывал его к телефону в автомашину, и Забелина, со слов, поняла, что в числе звонивших был и Павлов. Через некоторое время в комнату вошли двое мужчин и сообщили: «Звонит Владимир Александрович, все собрались. Вас ждут». Янаев сразу же уехал. (Т. 63, л.д. 18–22.)

Это подтвердил и А.С. Гавердовский, офицер его охраны, сообщивший, что вечером 18 августа во время пребывания Янаева в гостях у Лаптевых ему звонили Крючков и кто-то другой из высокопоставленных должностных лиц. Янаев с большой неохотой спускался к автомашине и разговаривал с ними по телефону. Был он в нетрезвом состоянии. Когда вызвали в Кремль, уехал туда с нежеланием. (Т. 63, л.д. 35–40.)

Водитель его автомашины Гудков А.В., подтверждая показания Янаева и Гавердовского, сообщил, что во время пребывания Янаева у Лаптевых ему часто звонили. Заместитель начальника первого отдела Службы охраны КГБ СССР Демидов просил его связаться с Крючковым или Павловым, но Янаев к телефону не подошел. Затем звонил Крючков. Минут через десять после этого разговора Янаев поехал в Кремль. Был он уже в нетрезвом состоянии и уезжать из гостей не хотел. (Т. 63, л.д. 43–46.)

18 августа 1991 года около 14 часов самолетом в Москву из Крыма возвратился находившийся там на отдыхе Б.К. Пуго. В тот же день Крючков около 16 часов, разыскав его по телефону, предложил ему срочно прибыть в Министерство обороны к Язову, где они, посвятив его в планы захвата власти, согласовали совместные действия в условиях предстоящего объявления чрезвычайного положения и ввода войск в Москву.

Об этих обстоятельствах обвиняемый Крючков показал следующее: «<…> По роду работы мне приходилось довольно часто общаться с Пуго Б.К. Он очень переживал за положение дел в стране, подчеркивал, что страна идет к развалу. Особенно близко принимал к сердцу все, что происходило в его родной Латвии. Пуго Б.К. говорил мне, что если Латвия отделится, станет самостоятельным государством, то неизбежно начнутся репрессии и постепенно будут выжимать русских из Латвии. <…> Своих переживаний и взглядов Пуго не скрывал. <…> По приезде <…> ему рассказали о намерении ввести чрезвычайное положение, и он согласился с этим <…>». (Т. 3, л.д. 22.)

Из показаний свидетеля Ю.А. Купцова, офицера охраны Пуго, следует, что около 16 часов при выезде с загородной дачи, вскоре после прилета Пуго в Москву, в автомашину министра позвонили. После звонка Пуго отменил запланированную поездку в МВД СССР и распорядился ехать в Министерство обороны. (Т. 82, л.д. 175–178.)

Обвиняемый Д.Т. Язов также подтвердил обстоятельства встречи с Пуго, о цели которой он сообщил следующее: «<…> Мы поставили его в известность о нашем решении, которое было принято на объекте «АБЦ» 17.08.91 года. Пуго все это воспринял спокойно. В общих чертах мы поговорили о вопросах взаимодействия наших ведомств в случае введения чрезвычайного положения в стране <…>.

<…> Я понял, что у них (Крючкова и Пуго) какая-то договоренность до этого была. Я знаю Пуго, что он очень осторожный человек, не бросается в авантюру <…>. Мне даже показалось странным, что Пуго приехал и не возражает <…>». (Т. 99, л.д. 240.)

Встречу Пуго, Язова и Крючкова в Министерстве обороны подтвердили и офицеры их охраны О.А. Борщев (т. 55, л.д. 39), В.И. Орлов (т. 55, л.д. 43), а также Н.В. Коростелев (т. 55, л.д. 77–78), который показал, что около 15 часов он вместе с Крючковым прибыл к Язову. Минут через двадцать туда же приехал и министр внутренних дел СССР Пуго.

По завершении встречи они условились в тот же день в 20 часов встретиться в Кремле в кабинете Павлова для обсуждения результатов поездки к президенту СССР М.С. Горбачеву.

Предвидя негативную реакцию за рубежом на смещение М.С. Горбачева и захват власти, Крючков разыскал министра иностранных дел СССР А.А. Бессмертных, отдыхавшего под Минском, и, имея намерение привлечь его к участию в заговоре, предложил тому срочно прибыть в Москву, сообщив, что на ближайшем военном аэродроме его ждет самолет.

Допрошенный в качестве свидетеля А.С. Иванов, офицер охраны Бессмертных, показал, что вечером 18 августа, получив информацию о том, что Крючков по телефону разыскивал Бессмертных, он около 19 часов позвонил в Москву и соединил Бессмертных с Крючковым: «<…> Разговор был коротким, в пределах пяти минут, а может и короче. Выйдя из комнаты, Бессмертных А.А. сказал, что его вызывают в Москву, после чего они вылетели туда на военном самолете <…>». (Т. 124, л.д. 147–148.)

Сам А.А. Бессмертных на допросе по этому поводу рассказал следующее: «18 августа 1991 года я находился на отдыхе в местечке Уручье в Белоруссии, когда около 19 часов получил телефонный звонок от Крючкова. <…> он сказал, что возник очень серьезный вопрос и мне следует срочно приехать в Москву, тем более что самолет для меня уже готов на одном из военных аэродромов под Минском. Я не представлял, о чем идет речь, но подумал, что случилось что-то очень важное — кризис, ядерная катастрофа, крупное шпионство, — и я буквально через час-полтора выехал оттуда». (Т. 124, л.д. 2.)

Это соответствует показаниям В.А. Крючкова: «<…> Приезд Бессмертных в Москву организовал я. По телефону, разумеется, ему ничего не было сказано. Доставлен он был в Москву на военном самолете, который оказался в Минске <…>». (Т. 2, л.д. 49.)

По распоряжению Крючкова и Язова на Валдай за Лукьяновым были специально направлены вертолеты для доставки его в Москву.

Таким образом, в то время как группа Бакланова вылетела в Крым, оставшиеся в Москве участники заговора сделали все необходимое по организации встречи в Кремле, что свидетельствует о спланированности их действий.

В тот же вечер, то есть 18 августа, около 20 часов по взаимной договоренности в кабинете Павлова в Кремле собрались В.А. Крючков, Д.Т. Язов, В.А. Ачалов, Б.К. Пуго, В.С. Павлов, Г.И. Янаев, для того чтобы обсудить результаты поездки к президенту и приступить к реализации следующего этапа заговора.

Согласно изъятому в комендатуре Московского Кремля журналу № 136 регистрации пребывания в Кремле охраняемых лиц, 18 августа Язов и Пуго прибыли в Кремль в 20.00, Крючков и Павлов — в 20.10, Янаев — в 20.25. (Журнал приобщен к делу в качестве вещественного доказательства.)

В 20.20 в Кремль приехал А.И. Лукьянов, который, зная цель сбора, взял у себя в кабинете Конституцию СССР и Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и присоединился к участникам заговора в 20.40. (Т. 55, л.д. 98–99.)

Допрошенный в качестве свидетеля офицер охраны Язова В.И. Орлов показал: «Вечером Язов вызвал меня к себе и сказал, что мы едем в кабинет Павлова в Кремле… Около 20 часов на автомашине Язова он, заместитель Министра обороны СССР генерал-полковник Ачалов Владислав Алексеевич, одетый в военную форму, и я выехали от здания Министерства обороны в Кремль. <…> Язов, Ачалов и я прошли в 3-й подъезд 1-го корпуса, поднялись на второй этаж и прошли к кабинету Павлова. <…> После нашего прибытия в пределах 5–10 минут подошли Министр внутренних дел Пуго Б.К. и его прикрепленный Борщев Олег. Приблизительно еще через 10 минут прибыли Председатель КГБ СССР Крючков В.А. с прикрепленным Коростелевым Николаем и Премьер-министр СССР Павлов В.С. с прикрепленным Мызовым Василием <…>.

Затем Язов, Ачалов, Пуго, Крючков и Павлов вошли в кабинет последнего, а все прикрепленные остались в приемной.

Еще через какое-то время в кабинет вошел Вице-президент СССР Янаев Г.И., чуть позже еще — Председатель Верховного совета СССР Лукьянов А.И.» (Т. 55, л.д. 43–46.)

Это обстоятельство также нашло свое подтверждение в показаниях допрошенных в качестве свидетелей водителей служебных автомашин И.Н. Киселева (т. 55, л.д. 27–28), В.Г. Гилева (т. 55, л.д. 25–26), А.В. Гудкова (т. 55, л.д. 19–22), В.И. Никандрова (т. 55, л.д. 23–24), А.Т. Рыкуна (т. 55, л.д. 11–14), М.П. Гузеева (т. 58, л.д. 46–48), прикрепленных сотрудников личной охраны А.С. Гавердовского (т. 63, л.д. 35–40), А.А. Кузнецова (т. 66, л.д. 94), В.И. Мызова (т. 59, л.д. 24–25), Н.В. Коростелева (т. 55, л.д. 77–70), О.А. Борщева (т. 55, л.д. 39–40), сотрудников комендатуры по охране резиденции президента СССР в Кремле Б.А. Авдеева (т. 55, л.д. 47–49), В.И. Рымарева (т. 16, л.д. 125–126), А.Г. Пестова (т. 16, л.д. 114–117) и других.

Крючков к этому времени располагал информацией об отказе президента СССР подчиниться требованиям ультиматума.

Из показаний Крючкова, данных на допросе от 9 сентября 1991 года, следует:

Это обстоятельство подтвердил на допросе В.С. Павлов: «<…> Когда начался разговор, то Крючков сказал о поступившем сообщении, что Президент отказывается принимать меры, что он себя очень плохо чувствует, а они к нему не смогли как-то подойти <…>». (Т. 54, л.д. 13.)

Обвиняемый Д.Т. Язов: «<…> К этому времени Крючков уже знал, что Михаил Сергеевич никакого отречения не подписал, что его изолировали там, отключили связь, т.е. действовали по схеме, принятой 17 августа на объекте «АБЦ» <…>». (Т. 99, л.д. 58.)

Согласно протоколу осмотра журнала № 537, в 19.10–19.14 с борта самолета с Крючковым по телефону разговаривал Варенников, а в 19.30–19.35 — Плеханов. (Т. 48, л.д. 4–45.)

Рассказывая об обстановке, царившей в кабинете Павлова вечером 18 августа, обвиняемый Янаев показал: «Когда я вошел, то Павлов сказал, что они тут обсуждают «горячие проблемы», а Вице-президент где-то «гуляет». Я понял, что он пошутил, и спросил, о чем идет речь. Крючков, а за ним и Павлов стали говорить, что страна катится к хаосу, развалу. Президент и Вице-президент эффективных мер не принимают. Они сказали, что нужно остановить развал и хаос <…>» (Т. 62, л.д. 5)

В другом свете рисует обстановку на встрече в своих показаниях свидетель В.А. Ачалов: «<…> Янаев в этот вечер вел себя развязно, в грубой форме сказал о том, что Горбачев М.С. не хочет идти в отставку, не хочет подписывать документы о введении в стране чрезвычайного положения и т.д. <…> Целый вечер 18 августа в кабинете Янаева (Павлова) шел какой-то словесный базар, трудно было разобраться, кто и что здесь решает, не видно было среди присутствующих государственных мужей <…>» (Т. 82, л.д. 21.)

Допрошенный в качестве свидетеля А.И. Лукьянов показал, что в Москву он прилетел по настоянию дважды звонившего ему 18 августа Павлова, полагая, что сюда же прибудет М.С. Горбачев. По приезде в Кремль он взял документы по Союзному договору, Конституцию СССР и около 21 часа пришел в кабинет Павлова, где уже находились Павлов, Янаев, Язов, Крючков, Пуго. Ни Бакланова, ни Шенина там еще не было.

Янаев и Павлов сообщили ему, что они образуют комитет по чрезвычайному положению. На его вопрос, когда прибудет Горбачев, ответили, что он не прилетит, а возвратятся посланные в Форос товарищи. Они также сказали: «<…> если будет заключен Союзный договор, будет распущено правительство, все не будет действовать».

предлагал дождаться Горбачева либо связаться с ним по телефону, но Крючков сказал, что связи нет.

Далее Лукьянов показал: «<…> При отсутствии Горбачева Янаев исполнял его обязанности, но по такому вопросу нужно было специальное решение. После сообщения Крючкова я сразу сообразил, что там заговор, Президента оградили. Но больше я не просил связаться. Я сказал, что это авантюра, это приведет к гражданской войне. Я спросил, есть ли у них план. Крючков ответил, что план есть. Я сказал, что это заговор обреченных. Мне казалось, что я убедил их отказаться от всего их плана <…>». (Т. 64, л.д. 1–2.)

Эти показания частично подтвердил обвиняемый Язов: «<…> Мне четко вбилась фраза Лукьянова: «Что у вас есть? Дайте план». Я ему ответил, что никакого у нас, Анатолий Иванович, плана нет. «Но почему же, есть у нас план», — сказал Крючков <…>» (Т. 99, л.д. 58.)

Это соотносится с доказательствами, которыми располагает следствие, и позволяет утверждать, что ожидание прибытия посланцев к президенту СССР было связано с реализацией следующей стадии заговора — правовым оформлением смещения главы государства М.С. Горбачева и передачей власти ГКЧП.

В 21.20. на подмосковный аэродром Чкаловский приземлился самолет, доставивший из Крыма Бакланова, Шенина, Болдина, Плеханова, которые в 22 часа прибыли в Кремль в кабинет В.С. Павлова.

Время прибытия в Кремль этой группы отражено в том же журнале № 136 регистрации пребывания в Кремле охраняемых лиц. (Т. 55, л.д. 98.)

В своих показаниях обвиняемый О.С. Шенин утверждает, что по возвращении в Москву он уехал к себе в ЦК КПСС, а уже оттуда по приглашению Янаева прибыл в Кремль. Там находились Янаев, Крючков, Пуго, Язов, Павлов, Бакланов и что-то обсуждали. Он пришел в комнату отдыха и длительное время находился там в связи с болезнью желудка, поэтому о том, что происходило в соседней комнате, практически ничего не знает. (Т. 70, л.д. 40, 83, 91–92.)

Болдин В.И. о своем участии в совещании показал: «<…> Когда вернулись в Москву, то в Кремль я поехал вместе с Плехановым. В кабинете Янаева (Павлова) проходило совещание. Об итогах поездки доложил Шенин, доложил объективно. Кто-то высказывал, что раз Горбачев не принял решение, то так все и оставить до подписания Союзного договора. В последующем, я через некоторое время уехал в больницу. Фактически, о чем шла речь на данном совещании, я пояснить не могу <…>». (Т. 76, л.д. 223–224.)

Понимая важность событий в Кремле с 18 на 19 августа 1991 года для оценки их роли в заговоре, Шенин и Болдин стремятся до минимума свести свое участие в них. Однако это не соответствует имеющимся доказательствам.

Допрошенный в качестве свидетеля С.А. Сафронов, прикрепленный Шенина, опроверг его показания, пояснив, что по возвращении в Москву вечером 18 августа Шенин вместе с другими с аэродрома сразу же приехал в Кремль. В автомашине вместе с ними также ехал В.Т. Медведев — начальник охраны Горбачева. По дороге в Кремль они никуда не заезжали. (Т. 71, л.д. 121.)

Указанный факт нашел подтверждение в показаниях свидетелей Н.К. Лебедева (т. 26, л.д. 31), В.И. Орлова (т. 55, л.д. 43–46), Н.В. Коростелева (т. 55, л.д. 77–79), С.М. Новикова (т. 7, л.д. 191–193), В.Т. Медведева (т. 32, л.д. 75), В.В. Тупицина (т. 55, л.д. 15–16), обвиняемых О.Д. Бакланова (т. 21, л.д. 38), В.С. Павлова (т. 54, л.д. 14, 119–120), Г.И. Янаева (т. 62, л.д. 6) и других.

Согласно записям в журнале № 136, О.С. Шенин находился в Кремле с 22.00 до 2.55, а В.И. Болдин — с 22.00 до 0.06. (Т. 55, л.д. 98.)

Это подтверждается и показаниями водителей служебных автомашин В.Г. Ключникова (т. 55, л.д. 33–34), Ю.В. Плешакова (т. 55, л.д. 17–18), офицеров охраны Н.К. Лебедева (т. 26, л.д. 31, т. 8, л.д. 123), С.А. Сафронова (т. 71, л.д. 120–124) и других.

Из показаний Павлова следует, что возвратившиеся из Крыма доложили о результатах разговора с М.С. Горбачевым.

«<…> Когда прибыли Бакланов О.Д., Шенин О.С., Болдин В.И., Плеханов Ю.С., — они вошли в кабинет, и Янаев Г.И. спросил: «Ну, с чем прилетели?» Рассказ прибывших товарищей был коротким, в основном рассказывали Бакланов и Шенин, а остальные в той или иной мере дополняли их рассказ. Описания того, что происходило в Форосе, мы не услышали. Было сказано, что беседы с Президентом Горбачевым не получилось. Больше часа их к нему не пускали, т.к. у него находились врачи. <…> По их мнению, в том состоянии, в котором он находился в момент этой встречи, Горбачев оценить создавшееся положение и принять ответственное решение в полной мере не мог. Нам было сказано, что документов он пока никаких не подписал, но высказана была уверенность, что сможет сделать это в последующем <…>, а сейчас нам самим нужно принимать решение. При всех условиях страна должна жить, оставлять ее без управления нельзя <…>». (Т. 54, л.д. 119–120.)

Бакланов рассказ о встрече с М.С. Горбачевым на допросе изложил следующим образом: «<…> Мы пришли к Павлову, там были Павлов, Янаев, Крючков, Язов, еще лица <…>. Были вопросы о том, как нас встретил президент. Мы доложили. Каждый высказал свои впечатления <…>. Я сказал, что Михаил Сергеевич принял нас с задержкой, минут через 50 или чуть больше часа после нашего приезда. Объяснил он это тем, что себя неважно чувствует и был занят тем, что приводил себя в порядок. Он в это время был в корсете, у него блокада, связанная с радикулитом, но он, понимая, что обстановка вынудила нас приехать так неожиданно, принял нас. Он попросил меня объяснить, что случилось. Я сказал, что мы приехали по делу очень неотложному, что ситуация в стране напряженная, и мы считали своим долгом приехать как друзья, как соратники и объяснить ему, что нужно принимать срочные меры. Я охарактеризовал ту часть, которую знаю лучше — это состояние дел в промышленности, и приводил данные, которые подтверждали тяжелую ситуацию. Разговор протекал в спокойных тонах. Каждый высказал свою точку зрения. Варенников доложил ситуацию в армии, Шенин — информацию о положении дел в партии <…>. С другой стороны, мы высказывали сомнения, что Союзный договор, подписание которого намечалось на 20-е число, он, по мнению многих депутатов, приводил к расформированию СССР, а это не соответствует результатам проведенного летом референдума <…>» (Т. 21, л.д. 38–39.)

Дополняя его показания, Лукьянов сообщил, что Бакланов, по его словам, назвал Горбачеву всех членов комитета, когда тот спросил, кого они представляют. (Т. 64, л.д. 2–3.)

Однако следствие критически относится к приведенным показаниям, поскольку они противоречат собранным доказательствам.

Более близкие к действительности показания в этой части дал обвиняемый Д.Т. Язов, из которых следует, что из рассказа Шенина он понял, что именно им было заявлено требование Горбачеву уйти в отставку либо до наведения ими порядка в стране под предлогом заболевания устраниться от политической и государственной деятельности. Горбачев ответил:

Прибывшие также сообщили и об отключении связи у президента. Было заметно, что они употребляли спиртное. Далее Язов дословно пояснил: «<…> Они вернулись от Михаила Сергеевича с кислыми рожами <…>. Члены группы были обеспокоены теми отрицательными последствиями, которые могли возникнуть у них после разговора с Президентом СССР <…>».

После информации, полученной от членов группы, побывавших у президента, среди всех присутствующих в кабинете возникла какая-то растерянность, о чем свидетельствуют их фразы «мы засветились» и «если сейчас с этим соглашаемся и расходимся, то мы — на плаху, а вы чистенькие <…>», «мы подписали смертный приговор». (Т. 99, л.д. 14, 61–63; т. 64, л.д. 2.)

Именно этим можно объяснить реплику, брошенную, по свидетельству В.С. Павлова, Болдиным в адрес собравшихся: «<…> Вы не думайте, если мы летали, то вы здесь ни при чем. Кто здесь находится, все сожжены <…> Об этом я могу сказать точно, т.к. хорошо знаю Президента. Мы теперь все повязаны <…>».

Далее из показаний Павлова следует, что включившийся в разговор Плеханов заявил, что, по имеющимся у него данным, преступными группировками, в понятие которых он включал и демократические силы, окружающие президента РСФСР Ельцина, составляются списки лиц, которых нужно убрать или нейтрализовать.

«Было сказано, что в списках — почти весь Кабинет Министров СССР. Я тогда спросил из чистого любопытства: «Я там тоже есть?» Мне ответили: «Да, есть и ты в списке номер 2!» Конечно, это произвело на меня впечатление. <…>

В процессе расследования ни этих списков, ни иных данных, свидетельствующих об их существовании, не установлено. Поэтому следствие расценивает заявление Плеханова как средство давления на своих хотя бы в чем-то колеблющихся единомышленников, стремление связать всех круговой порукой.

Последующее развитие событий изложено в показаниях Г.И. Янаева следующим образом: «<…> У них сложилось впечатление, что Президент не хотел бы прибегать к введению чрезвычайного положения в напряженных районах, а следовательно, к наведению элементарного порядка в стране в рамках тех процессов, которые начаты <…> политикой перестройки. Бакланов сказал: «Давайте решать: или мы будем пытаться спасти страну, либо давайте подадим в отставку». Я ответил, что готов подать в отставку в любой момент, который товарищи сочтут целесообразным. <…> После этого пошел общий разговор, что это пассивная позиция, так мы можем плюнуть на все, а кто останется и что будет со страной? Мне сказали, что я исполняю обязанности президента. Это говорили Крючков, Язов. Все говорили: «У тебя есть власть, и наводи порядок во всех отраслях». Я не знал, что Горбачев отрезан от мира. Я сам с ним говорил по телефону в этот день, предложил вновь связаться с Горбачевым. Шенин сказал, что бесполезно говорить с Горбачевым, <…> он никогда не согласится на какие-либо шаги, которые бы разрушали его политику балансировки». (Т. 62, л.д. 6.)

Действуя в рамках разработанного плана, Крючков и другие участники заговора предложили Г.И. Янаеву взять на себя исполнение обязанностей президента СССР. С этой целью Крючков передал ему на подпись заранее подготовленный указ, из текста которого следовало, что

Допрошенный по этим обстоятельствам обвиняемый Г.И. Янаев далее показал следующее: «<…> мне было предложено Крючковым, Баклановым, которых поддержал Павлов, учитывая, что им показалось, что Президент Горбачев плохо себя чувствует, взять на себя полномочия, т.е. исполнять обязанности. Мне был предложен проект Указа о принятии на себя полномочий. Его текст мне дал Крючков, вынув его из бумажной папки, лежавшей на столе. <…> Я сказал: «Товарищи, я этот указ подписывать не буду, потому что считаю, Президент должен вернуться после того, как он отдохнет и поправит себя. И кроме того, я не чувствую себя ни морально, ни по квалификации готовым к исполнению этих обязанностей. Началась дискуссия, меня они все уговаривали подписать этот Указ». (Т. 62, л.д. 6–7.)

Позицию Янаева В.С. Павлов в своих показаниях охарактеризовал следующим образом: «<…> Янаев все пытался узнать у вернувшихся из Крыма, что же именно произошло с Горбачевым, действительно ли он болен, почему не Лукьянов должен исполнять обязанности Президента. Но ему ответили: «А тебе-то что? Мы же не врачи… Сказано же — он болен!» Тогда Янаев стал говорить: «А как же тогда объяснить, почему я беру на себя исполнение обязанностей Президента? Почему именно я? Пусть Лукьянов берет это на себя. <…> Было видно, что Янаев проявляет нерешительность в этом вопросе. В ответ на это Лукьянов заявил: «По Конституции ты должен исполнять обязанности Президента, а не я. Мое дело собрать Верховный Совет СССР…» Они начали спорить между собой, откуда-то появилась Конституция СССР и Закон о правовом режиме чрезвычайного положения. Обсуждали они этот вопрос довольно энергично». (Т. 54, л.д. 121.)

Следствием установлено, что нормативные акты, о которых ведет речь Павлов, не «откуда-то появились», а предусмотрительно были захвачены с собой А.И. Лукьяновым, который заблаговременно знал, о чем пойдет речь на встрече.

Участники заговора, безусловно, понимали, что ссылка в указе вице-президента СССР на «невозможность по состоянию здоровья» М.С. Горбачевым исполнять свои обязанности президента СССР носит заведомо ложный характер и нужна она для придания конституционности принятия Янаевым на себя полномочий главы государства, но тем не менее эта ложь была принята.

Сознавая зыбкость этого «аргумента», Янаев высказал сомнения в целесообразности указания причины, в связи с чем он вступает в права и.о. президента. Тогда Крючков, по свидетельству Павлова, предложил воспользоваться услугами генерального директора лечебно-оздоровительного управления МЗ СССР Д.Д. Щербаткина, полагая, что тот пойдет на сделку с ними и выдаст им фиктивный документ о болезни Горбачева. (Т. 54, л.д. 3–13–22.)

Подобная попытка действительно была предпринята Плехановым, о ней подробно изложено в разделе «Изоляция Президента СССР».

Из показаний Павлова следует также, что Бакланов ответил Янаеву следующим образом: «<…> Если это не увязывать с болезнью Горбачева, то какие имеются иные основания принимать на себя исполнение его обязанностей. Сейчас не время разбираться, болен он или нет, и чем болен, страну спасать нужно!» (Т. 54, л.д. 8.)

На первом же своем допросе Г.И. Янаев признал: «<…> И тут я дрогнул и согласился подписать, оговорив это тем, что я буду исполнять обязанности Президента не более двух недель, <…> меня еще больше убедило то, что они создадут комитет по чрезвычайной ситуации и будут заниматься сами всеми вопросами». (Т. 62, л.д. 7.)

После подписания Янаевым указа о вступлении в исполнение обязанностей главы государства Крючков передал присутствовавшим подготовленные в КГБ СССР «Заявление Советского руководства», «Обращение к Советскому народу» и Постановление № 1 ГКЧП СССР. Проекты эти документов, а также текст «Обращения к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН» им заблаговременно были согласованы с участниками заговора.

«Заявление Советского руководства» подписали Янаев, Павлов, Бакланов. В нем сообщалось о том, что полномочия президента СССР переходят к вице-президенту СССР, указывалось о введении чрезвычайного положения на всей территории СССР на срок до 6 месяцев с 4 часов утра 19 августа 1991 года, образовании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП) в составе О.Д. Бакланова, В.А. Крючкова, В.С. Павлова, Б.К. Пуго, В.А. Стародубцева, А.И. Тизякова, Д.Т. Язова, Г.И. Янаева  «для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения».

Все решения ГКЧП СССР объявлялись обязательными «для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР». (Т. 6, л.д. 49–50.)

В «Обращении к Советскому народу» от имени ГКЧП СССР граждан страны призывали «положить конец нынешнему смутному времени, осознать свой долг перед Родиной и оказать всемерную поддержку Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР, усилиям по выводу страны из кризиса». (Т. 6, л.д. 62–67.)

Постановлением № 1 ГКЧП предписывалось:

• всем конституционным органам власти и управления Союза ССР на всех уровнях обеспечить неукоснительное соблюдение режима чрезвычайного положения; 
• расформировать все структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки законодательству СССР, изъять имеющееся у них оружие, боеприпасы, снаряжение и т.п. Признать недействительными законы и решения, противоречащие Конституции СССР и законам СССР;
• временно приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и движений, препятствующих нормализации обстановки, запретить проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок;
• в необходимых случаях вводить комендантский час, патрулирование и т.п., взятие под контроль и под охрану важнейших государственных и хозяйственных объектов, систем жизнеобеспечения;
• установить контроль над средствами массовой информации.

Этим же постановлением ГКЧП брал на себя функции Совета безопасности СССР, а его деятельность приостанавливалась. (Т. 6, л.д. 57–61.)

В «Обращении к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН» сообщалось: «<…> вся полнота власти в стране передается Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР».

При обсуждении вопроса о чрезвычайном положении по совету Лукьянова А.И. формулировка была изменена и указано, что вводится оно «в отдельных местностях СССР».

Касаясь этого вопроса, обвиняемый Г.И. Янаев показал: «<…> Принимая это решение, я согласился с общим мнением членов ГКЧП, вопреки моему внутреннему желанию. <…> Я вошел в комитет сознательно для того, чтобы решения этого органа принимались с моим участием и, как я надеялся, под моим контролем. При этом я стремился не допустить таких решений комитета, которые могли бы привести к принятию решений, дестабилизирующих ситуацию в стране, исключать силовые решения, если бы они от кого-то исходили». (Т. 62, л.д. 35.)

Допрошенный в качестве обвиняемого В.С. Павлов, говоря о принятии решения о введении чрезвычайного положения, отметил следующее: «<…> когда возник вопрос о том, кто именно должен вводить чрезвычайное положение в стране (в отдельных ее регионах), то мы обратились к Закону «О правовом режиме чрезвычайного положения», который с собой принес Лукьянов. Из текста этого закона следовало, что это мог сделать либо Президент СССР, либо Верховный Совет СССР.

<…> Возник вопрос о том, что нужно созвать сессию Верховного Совета СССР с тем, чтобы рассмотреть происходящие изменения. Иными словами, Верховный Совет СССР должен был принять окончательное решение по этому вопросу. У Лукьянова поинтересовались, когда будет сессия Верховного Совета, он завил, что она назначена на 16 сентября. Присутствующие товарищи стали говорить, что сессию необходимо собрать значительно раньше, т.к. вопрос о введении чрезвычайного положения и принятых решений зависал в воздухе чуть ли не на месяц. Лукьянов стал объяснять, что быстро членов Верховного Совета ему собрать не удастся, т.к. люди находятся в отпусках и т.п. В лучшем случае он сможет собрать Верховный Совет не раньше, чем через неделю, т.е. не ранее 26 августа. Это заявление Лукьянова взорвало присутствующих. Ему стали говорить, что свое отношение к происходившему в стране Верховный Совет должен высказать как можно быстрее — во вторник или среду, т.е. 20–21 августа, иначе нас просто не поймут. Шенин заявил, обращаясь к Лукьянову, что когда нужно было собрать людей на пленум ЦК КПСС, их находили в течение дня, на другой день люди уже были в Москве. Нам было непонятно, почему Лукьянов стремится оттянуть сессию Верховного Совета страны». (Т. 54, л.д. 126–127.)

По мнению следствия, А.И. Лукьянов лучше других понимал, что ввести чрезвычайное положение в стране может только Верховный Совет СССР. Понимал он и то, что для утверждения решения о введении чрезвычайного положения необходимо квалифицированное большинство Верховного Совета, а также предварительная работа с депутатами, на что требовалось время.

Следствием установлено, что проекты документов ГКЧП по указанию В.А. Крючкова были подготовлены КГБ СССР.

Признавая этот факт, обвиняемый Крючков В.А. показал: «Документы ГКЧП, а точнее их проекты, готовились в самый канун 19.08.91 года, проект «обращения» был подготовлен 17 или 18 августа 1991 года, тогда же был подготовлен и проект постановления ГКЧП № 1. При этом надо иметь в виду, что 18.08.91 года, когда мы собрались <…>, в эти документы вносили правки, так что их окончательная подготовка была завершена поздно вечером 18.08.91 года. Проекты этих документов от КГБ СССР готовили Егоров и Жижин, разумеется, по поручению и с моего ведома. К подготовке «Обращения» имело отношение информационно-аналитическое управление КГБ СССР, конкретно начальник этого управления Леонов Н.С., по моему поручению. <…> В подготовке документов принимал участие также представитель Министерства обороны». (Т. 2, л.д. 154.)

При предъявлении в ходе следствия Постановления № 1 ГКЧП одному из участников его подготовки А.Г. Егорову тот заметил, что «опубликованный текст постановления отличался от подготовленного нами текста. <…> очевидно окончательный текст был изготовлен 18 августа поздно вечером и ночью в Кремле». (Т. 7)

В.А. Крючков в связи с этим пояснил, что отдельные поправки в текст, а именно фраза «в отдельных местностях» в «Обращении к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН», «Заявлении Советского правительства» внесены им лично.

Он также подчеркнул, что поправка обсуждалась практически всеми присутствующими: «<…>18 августа 1991 года вечером. Посоветовались с А.И. Лукьяновым, и он предложил вариант поправки в точном соответствии с законом о чрезвычайном положении». (Т. 2, л.д. 130–131, 141.)

По заключению судебно-почерковедческой экспертизы (акт 796, 1748/010 от 28 декабря 1991 года) записи: «по инициативе М.С. Горбачева, в силу ряда причин» в «Обращении к советскому народу», «в отдельных местностях» в «Заявлении советского руководства», в «Обращении к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН» — выполнены Крючковым.

Кем выполнены остальные правки в этих документах, установить не представилось возможным из-за малого количества образцов, краткости и простоты исследуемых записей. (Т 6, л.д. 221–235.)

Говоря о персональном составе ГКЧП, обвиняемый В.А. Крючков показал, что окончательно он был определен 18 августа 1991 года. (Т. 2, л.д. 160.)

По поводу включения в состав ГКЧП отсутствовавших тогда в Кремле В.А. Стародубцева и А.И. Тизякова Г.И. Янаев, будучи допрошенным, пояснил: «На заседании в ночь с 18 на 19 августа Бакланов и Шенин предложили включить в состав ГКЧП Тизякова и Стародубцева. Никто против их кандидатур не высказывался, и такое решение было принято. Бакланов и Шенин заявили, что согласие Стародубцева и Тизякова получено, они разделяют взгляды ГКЧП и согласны работать.

В предъявленном мне по прибытии в Кремль проекте документа о составе ГКЧП фамилии Тизякова и Стародубцева были уже включены, но самих их не было, поэтому и возник о них вопрос <…>». (Т. 62, л.д. 53.)

Показания Янаева подтвердил и обвиняемый Д.Т. Язов: «Кто-то предложил, а я поддержал, что неплохо было бы в комитет включить Стародубцева и Тизякова». (Т. 99, л.д. 18.)

Несмотря на то что О.Д. Бакланов и О.С. Шенин заявили о своей неосведомленности и непричастности к персональному подбору членов ГКЧП, их показания опровергаются приведенными выше доказательствами.

Крючков предложил и Лукьянову войти в состав ГКЧП. Но тот отказался, сославшись на свой статус председателя Верховного Совета СССР, и предложил вычеркнуть его фамилию, поскольку видел свою задачу в утверждении на Верховном Совете СССР решений ГКЧП. Он взял на себя и обязательство подготовить заявление о невозможности подписания 20 августа Союзного договора. Необходимо отметить, что это был главный довод при обосновании действий, направленных на захват власти. И «Заявление» Лукьянова в этом сыграло важнейшую роль.

Допрошенный по обстоятельствам формирования состава ГКЧП Лукьянов пояснил, что убедил присутствовавших в том, что ему как главе органа высшей законодательной власти не следует входить в состав неконституционного исполнительного органа — ГКЧП: «<…> В одном из предъявленных Янаевым или Крючковым документов стояла фамилия «Лукьянов», я предложил вычеркнуть мою фамилию, что они и сделали». (Т. 64, л.д. 7.)

О позиции Лукьянова свидетельствуют показания обвиняемого Г.И. Янаева: «<…> Впрямую он (Лукьянов) не высказывался против создания ГКЧП. Когда ему было предложено войти в состав ГКЧП, Лукьянов высказал сомнение, надо ли ему участвовать в деятельности ГКЧП и войти в его состав. Он мотивировал, что решения ГКЧП должны будут рассматриваться на Верховном Совете, и, учитывая статус Председателя Верховного Совета, ему лучше не входить в ГКЧП. Убеждением Лукьянова А.И. было, что подписание нового Союзного договора — это конец Союза ССР.

<…> Он взял на себя обязательство подготовить заявление по поводу переговоров в Ново-Огарево. Обещал оказать помощь при утверждении решений ГКЧП в Верховном Совете СССР на предстоящей внеочередной сессии, говорил, что это будет сложно сделать <…>». (Т. 62, л.д. 33.)

Из показаний Павлова В.С.: «<…> Лукьянов еще говорил о том, что лучше было бы сделать по-другому, пусть будет совсем плохо, валится и пусть все валится. Я сказал, что понимает ли он, что страна развалится и несет ли он какую-нибудь ответственность за страну. Лукьянов ответил, что ну вот они пусть начнут, а потом уже мы все сделаем. Лукьянов доставал проект Союзного договора, говорил, что он полностью согласен с моими замечаниями по нему, что у него тоже есть свои замечания, но лучше пусть нарушат все это другие, пусть это будут республики <…> 

<…> а когда все встанет на свои места, мы будем защищать Союз и Союзный договор». (Т. 54, л.д. 16.)

В своем заявлении на имя М.С.  Горбачева от 23 августа 1991 года Павлов, касаясь роли Лукьянова, писал: «<…> он со всем согласен и разделяет, но ему нужно вести будет в понедельник Верховный Совет по этому вопросу, если т. Янаев Г.И. подписывает свое вступление в должность Президента, а, поставив подпись вместе с другими, он этой возможности лишается и для дела ее лучше пока снять <…>».

Данное заявление изъято у него при обыске и приобщено к материалам дела. (Т. 56, л.д. 129.)

В своих показаниях Д.Т. Язов подчеркнул, что Лукьянов, оценив ситуацию, сказал: «Если мы хотим, чтобы он (Лукьянов. — Ред.) нам чем-то помог, то он напишет от своего имени Заявление по проекту Союзного договора, где выскажет свои замечания по этому поводу». (Т. 99, л.д. 60.)

Следствием установлено, что в 23.35 в кабинет Павлова в Кремле прибыл министр иностранных дел СССР А.А. Бессмертных, которому В.А. Крючков предложил войти в ГКЧП, но тот, сославшись на возможную негативную реакцию за рубежом, отказался сделать это и вычеркнул свою фамилию из списка. Тогда Янаев предложил ознакомиться с проектом подготовленного «Обращения к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН», высказать замечания, а затем вместе с ним подписать его. Сделав ряд поправок в документе, Бессмертных по тем же мотивам отказался его подписывать, но по просьбе Янаева согласился подготовить от его имени послания руководителям крупных государств для информирования их по поводу событий в стране.

Допрошенный в связи с этим в качестве свидетеля А.А. Бессмертных показал: «Меня доставили в Кремль, я зашел в комнату, там сидело много людей <…> Я вошел и тоже сел с краю стола, ожидая, что меня введут в курс дела. Крючков подошел ко мне и сказал, что хочет выйти со мной «на минутку». Мы вместе вышли в находящуюся рядом небольшую комнату и там он сказал: «Страна на грани катастрофы, будет вводиться чрезвычайное положение, и мне хотелось бы, чтобы Вы, Александр Александрович, вошли в этот комитет. Сразу же я спросил его о том, что это делается по решению Михаила Сергеевича Горбачева, вот это мероприятие? Он сказал, что Михаил Сергеевич серьезно болен. Тогда я сказал, что ни в каком комитете участвовать не буду. Он показал мне отпечатанный на листе бумаги текст, в котором была указана моя фамилия, должность, но я взял ручку и прямо на этом листе зачеркнул свою фамилию и сказал, что ни в каком комитете я участвовать не буду <…>» (Т. 124, л.д. 3.)

Среди находившихся в кабинете Бессмертных назвал Лукьянова, Крючкова. Шенина, Бакланова, Янаева, Павлова, Язова, Болдина, Плеханова, Грушко и незнакомого до этого ему Ачалова. По возвращении в кабинет, по словам Бессмертных, Крючков сразу же сообщил: «Бессмертных отказался».

«Когда мы вошли в кабинет, — рассказал далее Бессмертных, — <…> я подошел к столу и стал задавать вопросы. Меня все это волновало. <…> я спросил о том, что они собираются добиться введением чрезвычайного положения. Они сказали, что надо обеспечить порядок, уборку урожая, чтоб «заработала» экономика. Как человек, занимающийся внешним миром, я сказал, что чрезвычайное положение вызовет серьезный кризис во внешней политике. И можно ожидать санкций блока НАТО, потому что всякое чрезвычайное положение есть ущемление прав человека, очень чувствителен на этот счет «запад», тем более мы достигли очень многого. Я сказал, что мы не получили ни зернышка из того зерна, которое должны закупить, закроются кредитные линии,

На вопрос Бессмертных, не вызовет ли введение чрезвычайного положения в стране забастовок шахтеров, железнодорожников, Шенин заявил, что «рабочий класс это поддержит».

«<…> Они дали понять, что они лучше меня знают внутреннюю ситуацию в стране <…>». (Т. 124, л.д. 4.)

«Потом мне дали посмотреть текст заявления, — пояснил Бессмертных. — Обращения к главам государств и Организации Объединенных Наций, которое было уже отпечатано. Это было необычно для меня, но я все же посмотрел очень внимательно текст этого обращения. Его внешнеполитическая часть была составлена профессионально, грамотно, Советский Союз обязуется выполнять все договоры, соглашения, выступает за стабильность, т.е. та часть, которая меня волновала как министра иностранных дел, вызывала тревогу, была изложена с точки зрения нашей внешней политики нормально». (Т. 124, л.д. 5.)

Показания Бессмертных подтвердил и обвиняемый В.А. Крючков: «<…> мы кратко ввели его в курс дела. Для него это была полная неожиданность. Он был очень расстроен, заметил, что обстановка в стране действительно сложная. Ознакомившись с составом ГКЧП, он возразил против своего участия в нем. <…> Этот вопрос обсуждался, и Бессмертных А.А. в состав ГКЧП не был включен. Деталей обсуждения не помню, т.к. находился в соседней комнате. Бессмертных поинтересовался вопросом о М.С. Горбачеве. Ему было сказано, что хватит искать виновных, что нет никаких намерений давать Горбачева в обиду. <…> Лично мною Бессмертных было сказано, что при введении чрезвычайного положения не будет допущено кровопролития. В конкретные планы по введению ЧП он не был посвящен и не интересовался этим». (Т. 2, л.д. 51–52.)

Обвиняемый В.С. Павлов дополнительно отметил следующее: «Бессмертных посмотрел текст Обращения и сделал несколько замечаний. На это Янаев сказал ему, чтобы тот делал так, как считает нужным. Но в конце концов Бессмертных не стал тоже подписывать это обращение, хотя его подпись там стояла в числе других.

Помню также слова Бессмертных А.А.: «Я не могу подписывать документы ГКЧП в связи с особой деликатностью введения чрезвычайного положения с точки зрения его восприятия зарубежными руководителями и мировым общественным мнением. Мне придется очень много работать с тем, чтобы их убедить, что наша политика остается неизменной и внутри государства, и за рубежом». С позицией Бессмертных все согласились. Причем без обсуждения, молча. Янаев Г.И. сказал Бессмертных А.А., чтобы он завтра послал все документы ГКЧП за рубеж совпослам, чтобы все узнали не из газет, а официально. Кроме того, он попросил Бессмертных связаться по телефону с Бушем, Мейджером, Колем, Миттераном. Бессмертных А.А. обещал Янаеву все это сделать». (Т. 54, л.д. 17; т. 124, л.д. 113.)

Из показаний обвиняемого Янаева Г.И. следует: «За столом при разговоре между членами ГКЧП зашел вопрос об ориентировке совпосольств в связи с введением в отдельных местностях СССР чрезвычайного положения. В связи с этим <…> я попросил Бессмертных подготовить от моего имени шифровки руководителям ряда крупных государств с информацией по поводу вводимых в СССР решений, принятых ГКЧП. О конкретных фамилиях руководителей государств разговор не шел. Бессмертных должен был сам определиться, кому конкретно должна была уйти подобная шифровка. Бессмертных с моей просьбой согласился. Никаких возражений с его стороны по данному вопросу не было. Бессмертных обещал данный документ подготовить к утру 19 августа 1991 года». (Т. 62, л.д. 61).

Деятельность МИД СССР и А.А. Бессмертных в этом направлении изложена в соответствующем разделе обвинительного заключения.

Описанные обстоятельства подтвердили обвиняемые и свидетели: Язов Д.Т. (т. 99, л.д. 130), Бакланов О.Д. (т. 21, л.д. 41), Плеханов Ю.С. (т. 5, л.д. 43–44), Ачалов В.А. (т. 109, л.д. 8), Майоров А.В. (т. 124, л.д. 137–139), Иванов А.С. (т. 124, л.д. 146–152), Борщев О.А. (т. 55, л.д. 39–42), Орлов В.И. (т. 55, л.д. 43–46), Коростелев Н.В. (т. 55, л.д. 77–79), Лебедев Н.К. (т. 26, л.д. 31) и другие.

Время прибытия Бессмертных в Кремль установлено записью в журнале № 136 регистрации пребывания охраняемых лиц в Кремле, согласно которой А.А. Бессмертных находился там с 23.35 до 2.30 19 августа 1991 года. (Т. 55, л.д. 98.)

В 23.43 А.И. Лукьянов, сославшись на то, что ему необходимо подготовить заявление, покинул кабинет Павлова и ушел к себе. Там вызвал к себе своих подчиненных Н.Ф. Рубцова и В.А. Иванова, которым сообщил об отстранении Горбачева от власти, введении чрезвычайного положения, создании ГКЧП, своем отказе войти в его состав, и в их присутствии написал текст Заявления о Союзном договоре, мотивируя невозможностью его подписания.

Около 24 часов по указанию Ю.С. Плеханова отредактированные документы ГКЧП с помощью привлеченных сотрудников общего отдела аппарата президента СССР Т.В. Комлевой, А.А. Кудрявцева и З.Д. Мироновой были перепечатаны и размножены на ксероксе, а затем подписаны членами созданного ГКЧП СССР. Указ вице-президента СССР о вступлении в исполнение обязанностей президента СССР и «Обращение к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН» подписал Г.И. Янаев, выступивший в роли и.о. президента СССР, «Заявление советского руководства» — Г.И. Янаев, В.С. Павлов и О.Д. Бакланов, «Обращение к советскому народу» и «Постановление № 1 ГКЧП СССР» — Г.И. Янаев, В.С. Павлов, О.Д. Бакланов, В.А. Крючков, Д.Т. Язов, Б.К. Пуго; отсутствовавшие на этом заседании А.И. Тизяков и В.А. Стародубцев поставили свои подписи уже 19 августа.

Допрошенный по этому вопросу обвиняемый В.С. Павлов показал: «Когда я подписывал документ, где после фамилии Янаева значилась фамилия Лукьянова, то она была перечеркнута. Кто ее вычеркнул, сам Лукьянов или кто-то другой, я не видел. Далее этот документ был передан Бакланову. <…> документ был подписан мною и Баклановым после того, как его подписал Янаев. Он еще перед тем, как подписать, обратился ко мне: «Экономику-то мы удержим?» Я ему ответил: «Да, удержим, если порядок будет в доме. Работать надо!» (Т. 54, л.д. 123.)

Свидетель Б.А. Авдеев, старший помощник коменданта по охране резиденции президента СССР, показал, что примерно в 23 часа 55 минут его вызвал к себе Плеханов, находившийся в приемной Павлова. Он приказал ему разыскать кого-либо из сотрудников общего отдела аппарата президента СССР и доставить к нему. Он нашел сотрудницу этого отдела Комлеву и привел ее к Плеханову, который поручил ей отпечатать какие-то бумаги. Отпечатанные листы она передала Плеханову, а он (Авдеев) вернулся в дежурную часть. Через некоторое время в Кремль прибыла одна из машинисток общего отдела. (Т. 76, л.д. 58–59.)

Эти показания подтвердила свидетель Т.В. Комлева, референт общего отдела аппарата президента СССР, которая сообщила, что 18 августа в 23.58, когда она по окончании дежурства готовилась сдать свой кабинет под охрану, к ней прибежал капитан Авдеев из охраны Кремля и сказал, что начальник охраны Ю.С. Плеханов срочно требует кого-нибудь из руководства отдела либо дежурного. На ее ссылку, что рабочий день уже закончен, Авдеев заявил, что отказываться нельзя — видимо, что-то случилось, и Плеханов срочно требует любого. Авдеев привел ее в приемную Павлова, где находился Плеханов. Тот, узнав, что руководство и машинистки отдела отсутствуют, сказал, что придется ей самой напечатать страницу текста. Когда она попыталась сослаться на то, что утратила навыки печатания на машинке, он потребовал: «Иди и печатай, и чтоб через одну-две минуты бумага была у меня на столе». В соответствии с действующей инструкцией она позвонила домой своему руководителю В.В. Бутину и доложила о возникшей ситуации. Он поручил ей оказать Плеханову всяческую помощь и предложил вызвать машинистку.

«Затем я начала печатать, — сообщила свидетель Т.В. Комлева, — это был первый лист постановления Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, страница была отпечатана на машинке и отксерокопирована. Перепечатывалась страница в связи с тем, что в текст вносилось дополнение «Впредь до рассмотрения и принятия Верховным Советом СССР…» Из текста я поняла, что в стране вводится чрезвычайное положение, и была уверена, что комитет создается по прямому указанию Президента СССР».

Отпечатав страницу, она отдала ее Плеханову, который предложил пройти в кабинет премьер-министра, где находилась группа мужчин из 8–10 человек, среди которых Комлева узнала В.С. Павлова. Плеханов провел ее через кабинет Павлова в комнату отдыха, где были В.А. Крючков и один из его заместителей. После того как они прочли документ, Плеханов попросил размножить его в пяти экземплярах, сказав, что это можно сделать в приемной Болдина. Находившийся там старший референт аппарата президента СССР А.А. Кудрявцев выполнил эту работу.

В последующем Плеханов неоднократно передавал ей для перепечатки листы различных документов с поправками. Печатала их специально вызванная машинистка З.Д. Миронова, А.А. Кудрявцев размножал на ксероксе. Этой работой они занимались до трех часов ночи. (Т. 76, л.д. 53–56.)

Допрошенные В.В. Бутин, З.Д. Миронова и А.А. Кудрявцев подтвердили эти показания Т.В. Комлевой. Кудрявцев, кроме того, дополнил, что, помимо нее, размножать документы приносил и сам Ю.С. Плеханов. В числе копируемых документов были «Обращение к советскому народу» и «Обращение в ООН». Поздно вечером и ночью в Кремле в кабинете у Павлова он видел Крючкова, Болдина, Бакланова, Янаева, Плеханова, Пуго. Только в начале четвертого часа утра его и женщин из общего отдела развезли по домам. (Т. 76, л.д. 5–9, 60–61, 76–70.)

Допрошенный по настоящему делу Ю.С. Плеханов первоначально отрицал не только свое участие в размножении документов ГКЧП, но и вообще свое пребывание на встрече в Кремле. Однако, понимая, что уличен приведенными доказательствами, вынужден был признать это.

Согласно заключению судебно-технической экспертизы (акт № 12/020 от 25 декабря 1991 года), вышеуказанные документы, а также их отдельные фрагменты, изъятые в КГБ СССР, общем отделе ЦК КПСС, ТАСС, Государственной телерадиокомпании СССР, отпечатаны на пишущих машинках «Триумф» № 41181797 из КГБ СССР, «Эрика» № 7177161 из приемной вице-президента СССР, «Ятрань» № 017063 из машбюро общего отдела аппарата президента СССР, «Олимпия» № 27-1267120 из группы выпуска документов общего отдела аппарата президента СССР. (Т. 6, л.д. 196–219.)

Допрошенный по этому поводу обвиняемый Д.Т. Язов показал: «Когда Янаев, Павлов и Бакланов поздно вечером 18.08.91 года на встрече подписали документ, а я и другие его завизировали, тогда речь зашла и о введении чрезвычайного положения в Москве и Ленинграде. А для обеспечения режима чрезвычайного положения необходимо было и осуществить ввод войск в Москву, с целью недопущения возможных беспорядков в городе. Я был согласен с принятым решением, возможно и высказывался на эту тему <…>

Для выполнения принятого решения я вместе с Ачаловым вышел из Кремля в 1 час ночи 19.08.91 года». (Т. 99, л.д. 203, 234–262.)

Эти показания подтвердил свидетель В.А. Ачалов: «На совещании у Янаева 18 августа в Кремле решался также вопрос о введении ЧП в отдельных районах страны, в т.ч. и в Москве. Когда Янаев сказал о введении ЧП, Пуго ему заметил, что у них сил и средств для этого мало. При этих словах Янаева <…> у меня «волосы встали дыбом», поскольку вопрос о введении ЧП им был поставлен настолько серьезно и категорично, что это вызвало беспокойство. На реплику Пуго Янаев, повернувшись к нам (мы сидели рядом с Язовым), сказал, чтобы мы, военные, помогли в этом и вводили войска, брали под охрану объекты, какие конкретно не говорилось. Я сразу и категорически возразил, обращаясь к Язову, как к своему начальнику, что вводить войска нельзя, при этом привел свои доводы: раньше чем к 4 часам утра войска не смогут выдвинуться, а к этому времени по всем дорогам будет интенсивное движение, что будет небезопасно. Язов с моими доводами согласился». (Т. 109, л.д. 9–15.)

Г.И. Янаев, отрицая причастность к этому, заявил следующее: «Инициатором введения в Москву войск и техники я не выступал. Думаю, что к моему прибытию 18 августа в Кремль такое решение уже было принято. В моем присутствии никто из членов ГКЧП не выступал на заседании с таким предложением. Я не знал параметры этого мероприятия, какие войска, откуда будут введены в Москву. Против введения войск в Москву на заседании в ночь с 18 на 19 августа я не выступал». (Т. 62, л.д. 52.)

Другие обвиняемые от дачи показаний по этому делу уклонились.

Оценивая показания Язова, Ачалова и Янаева, следует отметить, что утром 18 августа на совещании руководящего состава Министерства обороны СССР Язовым заблаговременно были отданы распоряжения по подготовке ввода в Москву конкретных воинских подразделений. Аналогичные меры были осуществлены по линии КГБ СССР. 

Ввод войск в Москву утром 19 августа был осуществлен в комплексе мероприятий, направленных на достижение целей заговора — захвата власти, — и объективно вытекал из коллективных решений, принятых в ночь с 18 на 19 августа 1991 года. При этом следствие считает установленным то, что непосредственное указание об этом Язову дал Янаев, выступавший в роли главы государства.

В 0.45 по вызову Крючкова в Кремль в кабинет В.С. Павлова прибыл его первый заместитель В.Ф. Грушко, который помог ему разложить отксерокопированные в нескольких экземплярах документы ГКЧП. По завершении этой работы Крючков и Грушко, забрав часть документов, в том числе и подлинники, в 2.30 уехали в КГБ СССР.

По этому поводу В.Ф. Грушко пояснил следующее: «Там находились Павлов, Янаев, Бессмертных. При входе в комнату отдыха стоял Крючков. Он сразу же позвал меня к себе. Поздоровавшись с присутствующими, я прошел с Крючковым в комнату отдыха. На диване лежали множество листов документов от имени ГКЧП с правками его членов. Я помог Крючкову разложить эти листы по экземплярам. <…> Когда я раскладывал листы, в комнату отдыха три или четыре раза входила женщина, которая приносила листы печатного текста и показывала Крючкову. Как я понял, какие-то листы перепечатывались…» (Т. 4, л.д. 108.)

Указанные обстоятельства также нашли свое подтверждение в показаниях офицеров охраны В.И. Орлова (т. 55, л.д. 43–46), В.И. Мызова (т. 55, л.д. 37–38), Б.А. Авдеева (т. 55, л.д. 47–49, т. 76, л.д. 58–59), С.М. Новикова (т. 7, л.д. 191–193), референта Т.В. Комлевой (т. 76, л.д. 53–56), обвиняемого Ю.С. Плеханова (т. 5, л.д. 54) и других.

Согласно записям в упомянутом журнале регистрации № 136, В.Ф. Грушко находился в здании резиденции президента СССР в Кремле с 0.45 до 2.30. До этого в 0.06 уехал В.И. Болдин, а за ним — Язов и Ачалов. (Т. 55, л.д. 98.)

Одновременно это опровергает утверждение Павлова и Язова о том, что В.Ф. Грушко вечером 18 августа 1991 года прибыл в Кремль вместе с Крючковым и наряду с другими участвовал в решении всех вопросов. По мнению следствия, давая показания об этом, они добросовестно заблуждаются.

По окончании встречи и после отъезда Болдина, Язова, Ачалова, Крючкова здесь же, в кабинете Павлова, Плехановым было организовано распитие спиртного.

И хотя основная часть его участников обошла молчанием данный момент, следствием установлено следующее.

Обвиняемый Д.Т. Язов, касаясь этого момента, показал, что на следующее утро от В.А. Крючкова он узнал, что по уходу его, Ачалова, и некоторых других из Кремля оставшиеся Янаев, Павлов, Бакланов, Плеханов и другие «практически до утра пьянствовали».

Это подтвердили в своих показаниях А.А. Бессмертных (т. 124, л.д. 196) и В.С. Павлов, который пояснил: «Когда уже были подписаны подготовленные документы, Плеханов предложил выпить кофе. Все согласились. Кто-то из присутствующих в шутку сказал: «Неплохо кое-что бы к кофе…» Вскоре появилось спиртное, по-моему, виски. <…> Времени было где-то около часа ночи <…> После этого я почувствовал себя плохо, ушел в комнату отдыха. Что происходило в мое отсутствие, я не знаю. В сознание меня уже привели врачи, вызванные на дачу на следующее утро». (Т. 54, л.д. 128, 133.)

Допрошенные в качестве свидетелей официанты из Службы охраны КГБ СССР А.Н. Галкин (т. 55, л.д. 60–62), И.В. Довиденко (т. 54, л.д. 271–273) и С.В. Пронькин (т. 55, л.д. 66–68) также подтвердили это обстоятельство, отметив, что в нетрезвом состоянии находились Янаев, Плеханов, Медведев и Павлов, которому затем стало плохо, на столе официанты видели бутылку виски.

Офицер охраны Павлова свидетель В.И. Мызов показал: «В течение совещания официанты несколько раз вносили в кабинет Павлова кофе и к нему коньяк или виски. Павлов, когда мы ехали в Кремль, был в нормальном состоянии, а когда возвращались — сильно нетрезвым <…> Плеханов, как и Павлов, к утру был абсолютно пьян. Павлова мне пришлось чуть не нести на себе в машину, а потом «выгружать» на даче». (Т. 59, л.д. 24–25, 38.)

Согласно справке № 200703/218 от 20.08.91 года Центральной клинической больницы лечебно-оздоровительного отделения при Кабинете министров СССР, у Павлова утром 19 августа диагностировано алкогольное опьянение. (Т. 59, л.д. 18.)

Это подтвердил и его лечащий врач Д.С. Сахаров, который также отметил: «Алкоголиком он не был, но отрицать его пристрастие к этому бессмысленно». (Т. 59, л.д. 16.)

Впоследствии этот неблаговидный для него эпизод Павлов попытался обратить в свою пользу, утверждая, что сделал это преднамеренно, с тем чтобы уклониться от дальнейшей работы в составе созданного комитета, поскольку «понял, что из этой затеи с ГКЧП ничего хорошего не выйдет». (Т. 54, л.д. 128, 139.)

Согласно упомянутой справке ЦКБ Лечебно-оздоровительного отделения, гипертонический криз у Павлова развился утром 20 августа. (Т. 59, л.д. 18.)

В течение 19 августа он, действуя как член ГКЧП, принимал участие в его работе, а вечером вместе с Тизяковым проводил заседание Кабинета министров СССР.

Об этом же свидетельствует В.А. Ачалов, показавший, что «самым активным в создании этого комитета был Павлов В.С.». По делу собраны и другие доказательства того, что Павлов был одним из организаторов и активных участников заговора. (Т. 109, л.д. 8.)

Поэтому утверждения Павлова о преднамеренности действий, которые привели его к заболеванию, следствие расценивает как стремление показать свою непричастность к совершенному преступлению.

Согласно записям в журнале № 136, А.А. Бессмертных покинул резиденцию президента СССР в 2.30, О.Д. Бакланов и Б.К. Пуго — в 4.[3]0, В.С. Павлов и Ю.С. Плеханов — в 4.40, Г.И. Янаев и А.И. Лукьянов остались ночевать в своих служебных кабинетах. (Т. 55, л.д. 99.)

Таким образом, основываясь на приведенных доказательствах, следствие считает установленным, что в ночь с 18 на 19 августа 1991 года в результате заговора группы лиц, занимающих важнейшие государственные посты, президент СССР М.С. Горбачев незаконно был смещен, власть в стране захвачена опиравшимся на военную силу антиконституционным органом ГКЧП СССР.

<…>