Неразделенная любовь в Овальном кабинете

 — Вы занимаетесь изучением сериалов. Почему они стали таким важным медиа для современного мира?

— На самом деле, сериалы существуют давно, и то, что мы видим на телевидении, растет не из кино, а из радиоспектаклей, которые появились вместе с радиовещанием. Сериализованная форма развлекательного контента существовала и до этого. В XVIII–XIX веках многие романы выходили в виде журнальных публикаций по главам, так печатал свои произведения и Достоевский в России в девятнадцатом веке, и Лоренс Стерн в восемнадцатом веке в Британии. Можно предположить, что в такой подаче есть экономическая сторона: для распространителя информации, то есть для журнала, радиостанции или канала, — это источник гарантированного дохода. Если читатели, слушатели, зрители полюбят продукт, то они придут за ним еще раз, а если полюбят очень сильно, будут гарантированно включать свои приемники и покупать журналы. Авторы бульварного чтива писали очень быстро, чтобы поддерживать темп [выхода книг]. Им и издателям это давало гарантированный доход.

—  Достоевский тоже писал очень быстро.

— Да, так что мне кажется важным понимать экономический интерес. Второе условие популярности уже современных сериалов — развитие технологий. Большой скачок в распространении, прежде всего в Америке, произошел благодаря возникновению кабельного телевидения. Пик пришелся на 1995–1996 годы. Когда кабельные сети начали сильную атаку на эфирное телевидение, главное, что они могли предложить, — это как раз сериалы. Эфирные сериалы были обычно довольно легкомысленные, часто комедийные, которые, если обращаться к американскому контексту, не могли содержать открытые ссылки на алкоголь, курение и секс. В них нельзя было ругаться. С точки зрения закона ограничений было очень много. Так что у кабельного телевидения было больше возможностей сделать продукт интереснее и глубже, ввести в него каких-то персонажей с темным прошлым. Последний этап — стриминговые сервисы, которые сделали просмотр более удобным и, соответственно, повысили спрос на такие продукты.

Еще один фактор популярности — порог входа. Сериалы — это удобный формат, который состоит из коротких единиц развлечения [одна серия], так что если ты уже начал смотреть, то ты уже в теме и тебе не нужно каждый раз настраиваться на новых персонажей, новые сюжеты. Зрителям это удобно для ежедневного просмотра.

— Можем ли мы говорить о влиянии сериалов на нашу повседневность, в том числе и на ее политическую составляющую?

— Я немного вас разочарую, но конкретных данных о том, как сериалы влияют на политическую повседневность, нет. 

 Нам кажется, что этот процесс отзеркаливания очень гладкий, но на самом деле все сложнее. 

По сути, есть два компонента, которые соединяют реальность и сериалы. На входе — это производство сериалов. Тут мы сталкиваемся с очень сложным процессом создания продукта. С придумыванием идей, с экономическими интересами каналов и студий. Это уже рутинное производство, которое во всем мире отточено, как работа на заводе.

Кроме того, реальность соприкасается с сериалами, когда люди их смотрят. Тут тоже нет никакой линейной зависимости, хотя есть целое направление в науке, которая занимается исследованиями медиаэффектов. Но на самом деле никаких убедительных данных о том, как сериалы, допустим, влияют на политические режимы, нет. Да и найти эти данные и доказать их связь практически невозможно, потому что факторов влияния слишком много.

При этом анекдотические случаи все же есть. Скажем, Михаил Зыгарь в своей книге «Вся кремлевская рать» говорит, что один из его собеседников сказал, что якобы Владимир Путин советовал посмотреть «Карточный домик» (House of Cards — сериал о вымышленном политике Фрэнке Андервуде (Кевин Спейси), который с помощью интриг проходит путь от конгрессмена до президента США. — Ред.) Сергею Шойгу со словами: «Так работает американская политика». Но подтвердить эту историю мы не можем.

— Дмитрий Песков, кстати, потом несколько опроверг этот сюжет. Когда в 2015 вышел один из сезонов «Карточного домика», где был персонаж — русский президент, Песков ответил журналистам, что в Кремле нет времени на «Карточный домик». 

— Установить, как все было на самом деле, невозможно. Может быть, Путин смотрел, а Песков отрицал, может быть, Путин смотрел, а Песков не знал. Но, возвращаясь к вопросу о влиянии, на самом деле мы не знаем, как «Карточный домик» мог повлиять на Путина, даже если он его и смотрел.

— Но не может же все это вообще проходить бесследно. 

— Сериалы, как и любые медийные продукты, создают идеи. Эти идеи витают в воздухе, и люди часто на них ссылаются. Но здесь важно помнить, что многим людям нравятся сериалы про теории заговора, и это вовсе не значит, что они в эти теории начинают верить. Очень важный компонент медиапотребления — эффект удовольствия. Так что сериалы про теории заговора могут быть просто кайфовыми.

Но ученые все же пытаются оценить влияние медиапродуктов на зрителей. Обычно исследования касаются здоровья и разных общественных проблем (курение, употребление алкоголя). В 80-е был знаменитый гарвардский проект Designated Driver (c англ. — назначенный водитель. Концепция разрабатывалась в Скандинавии. Позже была импортирована в Соединенные Штаты в 1988 году через Гарвардский алкогольный проект. — Ред.), который касался вождения в пьяном виде. Во время эксперимента создатели решили внедрить в сериал сюжет, согласно которому, в баре главный герой передает ключи от машины своему трезвому другу и просит довести его до дома. После этого замеры исследователей показали, что зрители таких сюжетов в итоге больше задумывались о безопасном вождении и сами начинали воспроизводить придуманную модель поведения. 

— Какие смыслы несут обычно политические сериалы для зрителя?

— Люди — сложные существа и интерпретируют вещи по-разному. Некоторые могут воспринимать House of Cards не как политический сериал, а как семейную драму. Интересная ситуация в свое время сложилась вокруг одного из классических американских политических сериалов The West Wing (с англ.— «Западное крыло»; сериал о работе вымышленной администрации президента США от партии демократов. — Ред.) Аарона Соркина, который выходил на эфирном канале NBC. Когда в 1999 году сериал вышел, некоторые телекритики восприняли его с восторгом, а другие — назвали «демократической либеральной пропагандой». [Так получилось из-за того что] создатели сериала изначально пригласили работать на съемки несколько консультантов — политиков-демократов. NBC — эфирный телеканал, который зарабатывает на рекламе для широкой аудитории. Из-за того что NBC не хотел терять республиканскую аудиторию из-за критики, создателям пришлось ввести прореспубликанскую линию.

Исследователь медиа Стюарт Холл предложил модель восприятия медийного, согласно которой любой политический контент (что угодно — сериал, фильм, музыка) может быть воспринят тремя способами. Первый — когда человек полностью соглашается с тем, что он или она видит или слышит, и поддерживает такое поведение. Второй способ восприятия по Холлу — скептическое отношение. Третий способ — это когда человек отвергает то, что видит, и говорит: «Ну это полная чушь, пропаганда, я в это не верю».

При этом, как я уже сказал, политический сериал всегда можно воспринять не как политический. Нам кажется, что вот изображен Белый дом, Овальный кабинет, президент, военные какие-нибудь, парламент… Но в этом всегда можно увидеть драму отдельных людей, семейную драму или драму на рабочем месте. Более того, некоторые сценаристы, когда говорят о своих сериалах, упоминают, что на самом деле они не хотели вложить в это политический месседж, а, к примеру, писали про людей с неразделенной любовью.

— Просто в Белом доме.

— Да, просто так случилось, что это в Белом доме. Там ведь тоже люди могут влюбляться. 

— В одно время вы изучали некогда популярный российский сериал «Глухарь». Чем могут быть интересны полицейские сериалы? 

— Полицейские сериалы говорят про один из ключевых источников власти. Полиция — источник именно непосредственного насилия. Согласно социологу Максу Веберу, именно монополия на легитимное насилие определяет государство. 

 Как раз тогда было записано обращения милиционера Алексея Дымовского, который рассказал про случаи коррупции в полиции на YouTube. Тогда был майор Евсюков, который вошел в супермаркет и расстрелял нескольких людей по непонятным причинам (в 2009 году начальник отдела внутренних дел района Царицыно Денис Евсюков в состоянии алкогольного опьянения убил двоих и ранил еще семерых человек, один из которых впоследствии скончался в больнице. — Ред.). Чуть раньше было дело «оборотней в погонах». «Глухарь» создавался еще до реформы [МВД России в 2011 году] и продолжился после. В нем все эти случаи были отражены. 

Сейчас «Глухарь», наверное, уже менее актуален — это просто культурный артефакт той эпохи. Многое изменилось с тех пор, и дискуссии о полиции уже ведутся в связи с митингами, обысками и репрессиями.

— Если мы видим, что в сериале изначально заложен политический смысл, можем ли говорить о том, что через него происходит легитимация того же политического режима? Как это работает? 

— В изучении медиа существует направление Entertainment-Education (с англ. игровое обучение). Ученые этого направления выделяют несколько параметров, которые точно повысят влиятельность сериала. Для начала некоторые идеи должны повторяться: человек должен периодически видеть одни и те же сюжеты или мысли. Кроме того, персонажи должны быть привлекательными или хотя бы кто-то из этих персонажей, чтобы с ним зрители могли себя с ними ассоциировать. Другой важный параметр — наличие персонажей, которые изображают альтернативную точку зрения и остаются наказанными судьбой, обстоятельствами или другими людьми. Если фантазировать: один человек в кадре пьет один бокал вина, а другой напивается и потом с ним что-то случается — он разбивает голову или падает с моста в реку. Ученые изучают, прежде всего, как повлиять на здоровье людей: как показать защищенный секс, вред курения или умеренное употребление алкоголя.

Даже если зрители видят на экране фантастику, где действие происходит в космосе или в другой стране, люди будут считать происходящее в сериале логичным, если это снято увлекательно, последовательно, есть персонажи, с которыми можно себя идентифицировать. Если люди в этом контексте увидят какие-то политические идеи, они смогут считать и полусознательно признать, что эти идеи являются нормальными. Именно это обычно понимается под легитимацией, когда человек начинает считать происходящее на экране естественным. 

В этом плане в большинстве сериалов мы видим капиталистические отношения между людьми, наличие государств, наличие военных и полицейских, наличие каких-то социальных проблем. Мы неизбежно видим привлекательных персонажей, которые включены в капиталистические отношения, в отношения власти. Так что в таком более глубинном смысле сериалы участвуют в легитимации социальных институтов и в целом в воспроизводстве социального порядка. Можно поставить мысленный эксперимент и попробовать представить: а что если большинство сериалов были бы про социалистические или коммунистические отношения? Это даже немножко смешно, потому что таких сериалов нет. Также сложно представить сериалы, в которых нет государств и частной собственности. Даже сериалы про людей, заброшенных на другую планету, где, казалось бы, можно было выстроить отношения иначе, к примеру, The Hundred (с англ. — «Сотня»; сериал, снятый в жанре постапокалипсис. В центре сюжета — группа осужденных подростков, которые отправляются на Землю спустя 97 лет после ядерной катастрофы. — Ред.), воспроизводят многие социальные отношения, которые существуют сейчас в современном, прежде всего — западном мире. 

— Работает ли это с более конкретными вещами? 

— Если смотреть, легитимируют ли какие-то сериалы какие-то конкретные политические режимы, например, автократию в целом или автократию в Беларуси, — я думаю, на уровне замысла этого нет. Большинство создателей и в Америке, и в других странах прежде всего преследуют экономические интересы и поэтому крайне осторожно относятся к прямой политической агитации, пропаганде (по крайней мере, в Америке). Это очень щекотливая тема, поскольку открытая пропаганда очень сильно бы повредила их репутации. Подспудно, конечно, политические предпочтения людей попадают в сериалы, и это видно, но явным образом никто не старается этого делать. Может быть, 

 — Как сериалы отображают культуру разных стран и зачем вообще нужны адаптации? Условно, у нас есть американский сериал Homeland, есть его израильский прародитель «Хатуфим», а есть вообще российский сериал «Родина». Что дает разница между ними?

— Главное — деньги. Прокат фильмов и сериалов на зарубежных рынках — большой источник дохода для правообладателей. Адаптация — просто один из вариантов получения прибыли через продажу на иностранные рынки. Правообладатели продают в другую страну некоторый набор параметров, которые сценаристы сериалов должны обязательно соблюдать. Можно предположить, что продюсеры считают, что адаптированный продукт будет лучше восприниматься аудиторией. 

При этом еще может быть интересен процесс адаптации к другим культурам через подключение к производству консультантов по этим культурам, особенно когда изображаются представители разных регионов мира. Можно предположить, что в будущем этого будет больше. Американская индустрия растет и глобализируется. «Нетфликс» в Европе открывает довольно много офисов — и в Испании, и во Франции, и в Нидерландах. Офисы открываются и за пределами Европы, допустим, в Индии — это огромный рынок. Компании пытаются создавать, условно, американский продукт, который содержит в себе элементы локализации для других рынков. Есть несколько возможностей это сделать: нанять консультантов или сделать производство собственно в тех странах, для которых это первичный рынок. 

— Как я понимаю, так снимали сериал Dark. С одной стороны, это был именно локальный немецкий сериал, но он стал популярен во всем мире.

— Я про него, кстати, не слышал. Есть еще третья стратегия, когда большая американская компания с международным присутствием отыскивает продукты, которые могут быть интересны другим ее аудиториям. В России мы уже видели «Эпидемию», которую «Нетфликс» купил за полтора миллиона долларов, и «Майора Грома». Создатели говорят, что они получили больше денег, чем «Эпидемия», но, правда, не разглашают сумму. 

Интересно, что брендом «Нетфликс» в России владеет «Национальная Медиа Группа» Ковальчуков. У других главных стриминговых сервисов в России в основном те же самые владельцы, что и у эфирных каналов, которые известны своей цензурой. Но при этом на стриминговых сервисах пока выходят довольно смелые работы, такие как «Чики», «Шторм» Бориса Хлебникова и «Обычная женщина» Хлебникова и Наталии Мещаниновой. То есть довольно смелые продукты, которые содержат в себе политическую и социальную критику. И очень интересно будет посмотреть, как дальше будет развиваться индустрия сериалов в России. Что-то мне подсказывает, что цензура придет и туда.