«Это безумно дорогой психологический эффект по успокоению населения»

— Эффективно ли вообще использовать авиатехнику?

— Идея применения авиации в борьбе с лесными пожарами возникла довольно давно — в начале XX века. В этом году, кстати, исполняется 90 лет российской «Авиалесоохране». На самом деле первой страной в мире, которая применяла авиационные технологии и построила систему авиационной охраны лесов от пожаров, был именно Советский Союз. Потом многие страны копировали эти технологии и развивали их у себя. Здесь мы были своего рода первооткрывателями в отрасли борьбы с пожарами.

В 1930-е годы возникла конкуренция между двумя основными направлениями мысли — идеей доставки людей и идеей доставки воды. Идея доставки людей вылилась сначала в изобретение парашютистов-пожарных. С появлением вертолетов добавилась возможность высадки.
Для защиты лесов, которые расположены в труднодоступной местности, где дорожная сеть не очень развита, это оказалось находкой. Большинство стран мира используют авиацию для доставки людей, техники, оборудования на пожары. Без этого эффективная охрана лесов от пожаров сейчас невозможна просто потому, что есть территории, до которых слишком долго ехать по земле или водным транспортом. Для России есть норматив, который устанавливает, что территория должна быть обеспечена авиационной охраной, если доставка подразделений по земле занимает больше трех часов. Бо́льшая часть охраняемых лесов в стране находится в авиационной зоне, и туда людей и технику доставляют самолетами и вертолетами.

В те же 30-е годы возникло второе направление мысли: можно ли самолетом, а потом и вертолетами доставлять воду и сбрасывать ее прямо с воздуха? Сначала опыты были не самые удачные, но постепенно сформировалось авиатанкерная технология доставки и сброса воды. У этой технологии есть свои ограничения. Если мы доставили парашютистов, которые приземлились на каком-то удалении от пожара, свернули свои парашюты, переоделись в боевую одежду и пошли тушить возгорание, у них есть понятные технологии тушения. Они могут копать минерализованные полосы, у них есть с собой бензопилы, они могут использовать отжиг (встречный огонь от созданной ими полосы). Тогда сброс воды — штука очень ненадежная. Воздушное судно в любом случае идет достаточно быстро; понятно, что вода в каком-то виде летит до земли, превращается в капли, рассеивается и либо слишком компактно падает и не дает эффекта на большой площади, либо, наоборот, на слишком большую площадь размазывается. Эффект довольно низкий. Как правило, 

не дает гарантированной остановки пожара. Плюс он очень ограничен по производительности.

Для того чтобы потушить пожар, нам надо остановить его кромку, то есть горящую часть его периметра. Она довольно узкая, по ней трудно попасть с воздуха. Если это верховой пожар, над ним невозможно лететь. Мы должны понимать, что самолет сбрасывает воду, либо прямо попадая по огню не очень интенсивному, либо, если это интенсивный огонь, а особенно верховой, то самолет может смачивать водой какой-то участок перед пожаром, обеспечивая возможность работы наземных сил.

Если мы говорим о пожарах развившихся, то протяженность этой действующей кромки довольно большая. Например, в Якутии мы сейчас тушили пожар примерно на тысячу гектаров. Протяженность его кромки была около 20–25 км. И это далеко не самый крупный пожар, который там произошел. На крупных протяженность может быть и на сотни километров. Самый большой самолет может временно пригасить примерно 700–750 метров кромки. Соответственно, меньшие самолеты, те же Бе-200, могут успеть примерно в два раза меньше за один проход. 

Получается, что пожарная авиация, танкерная технология со сбросом воды — это временная мера оказания очень локальной, очень точечной помощи наземным группам.

Если воздушные суда не работают по сложной схеме взаимодействия с наземными группами, то, можно сказать, эффективность просто нулевая.

— Какой способ тушения с использованием авиации тогда считается эффективным?

— Эффективным сброс воды может быть в самой начальной стадии пожара: самолет летел прямо с водой, увидел начинающийся пожар, точно по нему попал и вызвал туда наземную группу, которая и затушила пожар после этого. Но самолеты у нас не летают просто с водой на патрулировании.

Второй сценарий — работа на крупных затяжных пожарах, когда есть идеальная координация воздушных сил, регулярные сбросы воды в большом количестве поддерживают работу наземных сил. Такого в России тоже практически не бывает, потому что у нас очень мало этих воздушных судов, они относятся к МЧС, а на земле лесники. Как правило, они плохо связаны между собой. Поэтому я бы сказал, что 

летный час тяжелого танкера может стоить несколько сотен тысяч рублей. Час Ил-76 стоит порядка 700 тысяч рублей. А на одном вылете он работает по несколько часов. То есть за сутки можно выкинуть несколько миллионов рублей, не дав никакого эффекта, если нет нормального взаимодействия с землей. А даже если оно есть, это всего несколько сотен метров притушенной кромки. В каких-то случаях это может быть важно — например, при спасении населенного пункта, но в большинстве случаев в российском исполнении это дорогая психологическая помощь населению.

— Зачем полетели в Турцию?

— На самом деле наша авиация, которую привлекают в других странах, оказывается гораздо эффективнее там, чем у нас. В Турции, например, море. Там наши Бе-200, при всей сложности их эксплуатации и высоком мастерстве, которое требуется от пилотов, могут прямо на месте забрать с моря воду и сбросить ее на пожар. Им не надо летать далеко, как в Иркутской области или в Якутии, с места, где они могут забрать воду. В Турции или Греции, где мы любим оказывать помощь, а там любят ее получать, это встраивается в систему большой группировки танкерной авиации. Там это не единичный вылет Бе-200, который куда-то сбросил воду в дымный лес и улетел, а хорошо поставленная плановая работа. Много самолетов летят такой вереницей и бросают эту воду по намеченной схеме, и потом это все отрабатывается наземными службами. Там, где самолетов много и есть большие источники воды, это неплохо работает. Там наши самолеты достаточно эффективны.

Нам часто звонят или пишут в соцсетях, что Россия отправила самолет в Турцию вместо того, чтобы отправить его в Якутию или спасать Карелию. Я бы сказал, что переживать надо не из-за этого. У нас очень не хватает применения авиации. Но не этих самолетов. 

Беда в том, что другой авиации, другой техники и денег, которые нам требуются на тушение наших пожаров, остро не хватает. Банальных вертолетов Ми-8, банальных самолетов Ан-2, этих кукурузников, которые обеспечивают раннее реагирование на пожары. Потому что пожар в первую очередь тушится не водой с воздуха, а людьми, которых надо туда доставить.

Все-таки танкерные технологии — бог с ними, пусть их применяют там, где их умеют эффективно применять. У нас их и не очень умеют применять, и не очень они спасут ситуацию при нынешнем раскладе.

— Почему Бе-200 не прислали на остров Путсаари в Карелии?

— Это крупный остров. Кстати, он выведен из Лесного фонда, потому что на нем строился скит (скит Сергия Валаамского. — Ред.). И лесники не могут там работать. Получается, что этот остров под пожарной охраной МЧС, хотя для МЧС это нехарактерная задача.

Пожар возник на побережье. Скорее всего — от оставленного костра, как и большинство пожаров на Ладоге в этом году. И начали работать на нем очень маленькими силами. Разные службы съехались, но сил был очень мало.

Когда люди работают в лесу, защищая населенный пункт и защищая лес, для них смертельно опасно, если над ними пройдет Бе-200 и сбросит воду.

Путсаари — остров с очень мелким слоем почвы (буквально несколько сантиметров), по которому распластаны корни деревьев. Деревья с трудом цепляются за камни, и просто сильный ветер их валит, а если в этот момент почва горит, деревья начинают вываливаться просто мгновенно. Как только территория пройдена огнем, деревья тут же начинают падать даже сами по себе. Если над ними проходит тяжелый реактивный самолет на маленькой высоте и из него еще летит несколько тонн воды, то практически гарантированно деревья в большом количестве одновременно падают от этого воздушного удара.

Поэтому пока там работают люди, там нельзя делать сбросы воды. Если там требуются сбросы воды — значит, надо хорошо скоординироваться с людьми, с добровольцами, с лесниками, с МЧС на месте, вывести их всех оттуда, потом сбросить эту воду, которая, как мы помним, притушивает всего несколько десятков, может сотен метров, ну, Бе-200, может, метров 100–200 протушит, но пожар там сложный, по сложному рельефу, высокий довольно по подъему (от уровня воды примерно до 80 метров по скалам подъемы). Вода очень неравномерно упадет. Не самая эффективная технология для тушения острова, на котором есть скит, на котором работают люди, причем работают в условиях предельно тонкого слоя почвы и легко выпадающих деревьев. Поэтому применение Бе-200 на Путсаари я бы не назвал необходимым или даже осмысленным. Там гораздо важнее было бы прибытие на катерах людей, которые прямо водой из Ладожского озера могли бы тушить пожар прямо от береговой линии, что, собственно, и делалось. Плюс туда вызвали все равно два вертолета МЧС, и они работали водоструйными устройствами. Это гораздо более бережно с точки зрения безопасности людей и гораздо более точно в смысле попадания. Вертолет может работать на значительно меньших скоростях и высотах. Это тот редкий случай, когда сбросы помогли сдержать продвижение огня на определенном направлении, плюс пошел небольшой дождь, и в настоящий момент, насколько я понимаю, пожар локализован. Здесь примерно поровну заслуга сотрудников МЧС, которые работали на защите инфраструктурных объектов, авиации и добровольцев.

Пожар на Путсаари сложный в смысле административном, потому что это национальный парк, но земли не национального парка, поэтому он не может там тратить деньги. Это не Лесной фонд, поэтому лесники не могут там применять силы «Авиалесоохраны». Это юридически очень сложная конструкция.

Там еще явно на несколько дней (может быть, недель) предстоит работа по дотушиванию. И здесь уже никакая авиация даже близко не поможет. Как раз лучше туда ни на чем больше не летать, потому что при любом проходе сверху будут падать деревья, у которых все это время подгорают корни.

Критика насчет того, что Бе-200 не на Путсааре, а в Турции, понятна эмоционально, потому что хочется, чтобы у нас хватало сил. На Путсааре сил не хватало. 

Ну и вполне уместно там были применены вертолеты; может, если бы получилось пригнать их туда раньше, то на меньшей бы площади огонь удержали. Но Бе-200 там ситуацию бы точно не исправил, а мог бы даже ухудшить. И если он в это время спасет местность в какой-то даже Турции, (например, всеми любимый город Мармарис, к которому сейчас приближается лесной пожар и в котором любят отдыхать многие россияне), мне кажется, будет совсем неплохо.

Бе-200 — вообще не универсальная штука, работает хорошо только в хорошо налаженной системе авиационного тушения с применением многочисленных авиатанкеров. У нас такого нет. Выделять деньги на авиацию и людей, безусловно, надо больше, чем выделяется сейчас. Но это точно не вопрос про Бе-200 или Ми-6. И конечно, страны должны друг другу помогать. Но здесь парадоксальная история: Россия с удовольствием помогает другим, но когда у нас катастрофические пожары в той же Якутии, мы гордо отказываемся даже от финансовой помощи, которую предлагает Леонардо Ди Каприо. Это странно. Это такая ложная гордость, потому что пожары должны объединять людей и помогать преодолевать барьеры между странами. Настолько общая штука, настолько дым не знает границ между странами и пожары этих границ не знают, что это беда, против которой точно надо объединять все усилия. То, что Россия помогает другими странам, — это хорошо. То, что наша авиация там востребована, — это скорее хорошо. То, что у нас не хватает ресурсов на тушение своих лесов, — это плохо и стыдно. Но это не одна и та же авиация.