«Старались держаться поближе к милиции» 

В марте 2017 года 16-летняя Яна еще ничего не знала ни о протестном движении Беларуси, ни о постоянных стычках с милицией, ни о бело-красно-белой символике, теперь уже попавшей под фактический запрет. «Гуляли по городу с подругой, услышали странный шум и крики, пошли посмотреть, что происходит. Там было большое скопление людей с различной символикой и флагами. Я не знала, что это все означает, кто эти люди. По другую сторону мы увидели толпу милиции и ОМОНа. Старались держаться подальше от толпы и поближе к милиции, чтобы никто не подумал, что мы участницы этого мероприятия», — вспоминает Стасялович тот день. Через пару минут к ней подбежал боец ОМОНа и потащил ее в сторону автобуса. Когда Яна спросила, почему ее задерживают, 

Одно из них снял кто-то из очевидцев, второе Яна успела снять сама, положив телефон с включенной камерой в нагрудный карман. 

«В отделе милиции меня пытались опросить без родителей, сотрудники не раз угрожали сутками (арестом. — Ред.), а то и вообще уголовными делами. Когда мама приехала меня забрать, инспектор начала врать, что я кричала лозунги на площади и размахивала флагом, и что у них есть видео этого», — говорит Яна. В отличие от видео задержания, которые Стасялович отдала в СК, записей с «лозунгами» и «флагами» никто так и не увидел. «Что им показывать, если это выдуманная история?!» — возмущается девушка. 

После избиения Яна неделю проходила с головной болью и тошнотой, затем случился первый приступ эпилепсии. 

«Нет-нет, у вас наследственная» 

Сперва врачи диагностировали у Яны черепно-мозговую травму (ЧМТ), сотрясение головного мозга и судорожный синдром с тонико-клоническими припадками. «У меня ушел год на то, чтобы мне наконец поставили диагноз «эпилепсия». Это очень странно. Я часто общалась с людьми, у которых в подростковом возрасте был всего один приступ, и им сразу же выставляли этот диагноз, а я убила год на то, чтобы мне его поставили, хотя в анамнезе имела уже восемь приступов за год и частые миоклонии конечностей (непроизвольные кратковременные сокращения определенных мышц. — Ред.). В нескольких документах и моей медицинской карточке были записи о том, что эпилепсия — это последствия легкой ЧМТ. Заметила такую вещь: 

Откуда наследственная, если никто в роду эпилепсией вообще не болел?» — рассказывает Яна. 

Год на установление диагноза и постоянные судорожные припадки — все эти проблемы сперва не давали девушке заняться отстаиванием своих прав и поиском виновников инцидента. «Первое время мама запрещала мне говорить, что меня побили сотрудники милиции, потому что в Беларуси о таком открыто говорить страшно и опасно», — добавляет Стасялович. 

Уже после получения диагноза «эпилепсия» Яна вышла на правозащитную организацию «Весна». «Я даже не знала, что можно подавать заявление в милицию на милицию, но правозащитники мне все объяснили и помогали проходить этот путь», — говорит она. 

Через год родители девушки обратились в Следственный комитет Беларуси с заявлением о причинении Яне телесных повреждений сотрудниками МВД. Но следователи не увидели связи между нанесенными Стасялович ударами по голове и эпилепсией, несмотря на предоставленные справки и видеозаписи задержания. Никто не стал искать виновных. 

Юрист «Весны» Павел Сапелко рассказал, что правозащитная организация несколько раз публиковала историю девушки и организовывала процесс обжалования, однако постановление об отказе в возбуждении уголовного дела каждый раз выносилось заново после отмены. 

«Последний раз это было уже ближе к лету 2020 года, и, собственно говоря, август 20-го (когда в Беларуси начались массовые протесты на фоне президентских выборов. — Ред.) перечеркнул любого рода надежды на то, что там что-то будет изменено в этих решениях», — говорит Сапелко. 

Родители девушки действительно достаточно поздно обратились в СК, однако это не должно было препятствовать полноценному расследованию, отмечает юрист. 

 но я могу точно сказать, что если бы этого удара не было, то эту взаимосвязь и не надо было бы устанавливать», — считает Сапелко. 

По его словам, в итоге следователи предпринимали действия по установлению лица, которое могло бы стать подозреваемым, но они были неэффективными. 

8 отказов в возбуждении дела 

На днях Яне пришел уже восьмой отказ в возбуждении уголовного дела. Причем, по ее словам, следователь вынес отказ, не опросив ее дополнительно. 

Медицинскую карту Яны со всеми результатами исследований вернули из СК в поликлинику только через 8 месяцев после первого отказа в возбуждении дела. В итоге из документа пропали записи о полученных травмах в 2017 году, результатах КТ и ЭЭГ, а также заключение врача. А позже карту изъяли повторно и после этого больше не возвращали. 

«Недавно я начала получать препараты в местной поликлинике по месту жительства. Отдала на снятие копии оригинальный документ с принимаемыми препаратами и дозировками на данный момент, мне подписали консилиум на бесплатную выдачу лекарств плюс на препарат, который числится в списке наркотических в Беларуси, — клоназепам. Но в поликлинике потеряли эту карточку с оригинальными документами и подписанным консилиумом. Из-за этого я недополучила свой препарат», — объясняет девушка. 

Остановка сердца 

Ночью 7 июля 2021 года у Яны начались приступы эпилепсии, которые сопровождались проблемами с дыханием. Бригада скорой экстренно госпитализировала ее с эпилептическим статусом: это когда припадки следуют один за другим, а в промежутках между ними больной не приходит в сознание. 

— Обещали положить меня в обычное отделение, но потом из приемного отделения перенаправили в реанимацию, — вспоминает девушка. — Там уже я перестала самостоятельно дышать. Насколько я знаю, было интубирование, и до утра я потом пробыла на кислороде. Приступы не прекращались, и сердце в какой-то момент не выдержало и дало остановку. Но меня достаточно быстро вернули к нормальному ритму. 

Муж меня нашел в другой больнице. Тому реаниматологу позвонили и спросили, зачем он дезинформировал родственников. И тут все, как в анекдоте «ответ убил»: «Я думал, он спрашивает про события ночью и сказал, что было. Вообще я торопился, и у меня не было времени разговаривать». 

Утром меня перевели в обычное неврологическое отделение, где мне не выдавали даже мои ежедневные препараты, а также не давали возможность сходить помыться после реанимации. Когда меня нашел муж, то я просто сказала: «Делай что хочешь, но забери меня отсюда». 

За четыре года Яна, по ее словам, побывала у всех эпилептологов Беларуси. Окончательный диагноз — «фармакорезистентная эпилепсия». Это означает, что никакие препараты не помогут в лечении болезни. 

— Мы планировали сделать операцию по установлению двух стимуляторов: стимуляция вагуса («блуждающего нерва», который идет от мозга к брюшной полости. — Ред.) и глубокая стимуляция мозга. Планировали поставить четыре электрода: два — от синдрома Туретта и еще два — от эпилептических приступов. Эти операции не дают стопроцентной ремиссии, но могут снизить количество приступов. На данный момент у меня шесть-семь приступов в неделю, а когда проблемы со сном и я много испытываю стресса, то и больше десяти.

Инвалидное кресло 

В 2019 году Яна впервые столкнулась с парапарезом Тодда — временным побочным явлением после приступа эпилепсии. Каждый раз на восстановление требуется несколько дней. Но у девушки приступы происходили так часто, что из-за сильной слабости в 2020 году ей пришлось начать передвигаться на инвалидной коляске. 

— По дому я передвигаюсь без коляски, и когда с приступами становится легче, то могу с тростью дойти до магазина. Я жила и в столице, и в небольших городах. В Минске доступная среда только в центре, а стоит хоть немного отдалиться — нет почти никаких отличий от небольшого города. Довольно тяжело передвигаться в коляске, когда то и дело попадается дорога просто в ужаснейшем состоянии, высокие бордюры и пандусы под наклоном «в 90 градусов». 

Также я как эпилептик получаю бесплатно лекарства. Ну и как инвалид я могу взять рецепт у врача на белорусский препарат с 90%-ной скидкой, но за эти девять месяцев мне редко что-то выписывали по скидке. 

Помимо эпилепсии, Яна страдает синдромом Туретта — генетическим заболеванием, проявляющемся тиками. Оно передалось девушке по наследству. 

«Внучка скоро добегается» 

После избиения на митинге силовики приходили в квартиру Яны в ее отсутствие и без понятых проводили обыск в связи с «проверкой на суицидальные наклонности». Они изъяли политические и философские труды (в частности, книги анархиста Петра Кропоткина) и книги о различных субкультурных движениях. 

В тот же день Яне позвонил инспектор по делам несовершеннолетних и вызвал в школу на беседу. В кабинете директора у девушки вырвали из рук телефон под предлогом «изъятия» и предупредили: «Если будешь сопротивляться, мы поедем в РУВД, где с тобой уже будут по-другому разговаривать». 

«Во время опроса на предмет суицидальных мыслей были вопросы о задержании 25 марта, избиении, кто мои друзья в Минске и чем занимаются, кто мне пишет письма из России и Украины. В тему был вопрос только о том, состою ли я в группах по типу «Синий кит», а остальные вопросы были о политических взглядах», — вспоминает Яна. 

После попыток Яны добиться возбуждения уголовного дела против омоновцев кто-то взламывал ее страницы в соцсетях и оставлял номер в группах для интимных знакомств. Сама девушка уверена, что за взломами стоят оперативники управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОПиК). Похожие атаки оперативникам приписывают и активисты периода 2010-х годов, и задержанные после массовых протестов летом 2020 года. 

«В своих телеграм-каналах они распространяют клевету обо мне. Якобы я веду половую жизнь с 14 лет, я анархистка, живу на флэтах… Много всяких неприятных и лживых вещей, — говорит Яна. — В 2019 году был звонок с неизвестного номера телефона, и тогда мне сказали: «Сваливай из страны, иначе тебе *** [конец], ты поняла?!» 

В марте 2020 года на телеканале «Белсат» вышло интервью с Яной. Через пару часов после этого по адресу ее прописки пришли силовики и заявили ее матери, что забирают Яну в психиатрическую больницу, рассказывает девушка. 

«В 2020 году моей бабушке писали на вайбер с иностранных номеров: «Ваша внучка скоро добегается». Ей поступали звонки с угрозами завести на меня уголовное дело, — продолжает Стасялович. — Был случай, когда задержали моего друга, и они передавали «приветики» от меня ему». Яна считает, что так силовики не только мстят ей, но и пытаются надавить, чтобы она отказалась от общения со знакомыми-анархистами. 

«Страшно ощущать себя слабой физически, пусть многие и пишут про моральную стойкость» 

Несмотря на угрозы, Яна активна в соцсетях: ей нравится рассуждать о феминизме, рассказывать о нюансах жизни с заболеваниями и показывать, с какими проблемами сталкиваются люди на инвалидных колясках в Беларуси. Она получает от подписчиков слова благодарности, так как посты помогают людям принять себя. 

— Если я хочу максимально подробно показать то, как живут люди с инвалидностью, то нужно показывать и отношение людей к таким, как я. Я хочу привлечь как можно больше внимания к ситуациям с подобным отношением к людям с ограниченными возможностями здоровья. Это случается не только в интернете, но и в реальной жизни, и порой страшно осознать, что, будучи одна на улице, ты не сможешь сбежать от агрессора из-за недоступной среды. Страшно ощущать себя слабой физически, пусть многие и пишут про моральную стойкость и выдержку.

«Ты же половина человека. Некомплект получается» 

В инстаграме Яна часто получает унизительные комментарии и сообщения о ее личной жизни, порой с угрозами, и просто выставляет их на всеобщее обозрение. 

«Отпусти парня, потому что по нему видно, как он страдает с тобой», — пишет один. «Вы третью девочку себе берете что бы трахаться полноценно? — дополняет галерею комментариев еще один читатель (орфография и пунктуация сообщения сохранены). — Ты же половина человека а мужику надо целую и некомплект получается» 

Стасялович считает, что «никакой негатив не перевесит добрые поступки». С силовиками уничижительные сообщения она не связывает: «Было бы ну очень смешно и странно». 

— Я знаю множество ребят с ограниченными возможностями, которые живут полноценной и самостоятельной жизнью, заводят отношения, семью или же преуспевают в чем-то — например, в искусстве, музыке, спорте. Многим кажется, что инвалид — это обязательно человек, которого нужно с ложечки кормить, слюнки ему подтирать и на туалет носить. Хотя я никогда не замечала каких-то отличий. Разве что сложности в передвижении из-за недоступной среды и запредельных цен на хорошие активные коляски или удобные коляски с электроприводом. Я первое время переживала за наши отношения с мужем, так как мне казалось, что если он обо мне заботится, когда у меня нет сил на какие-то элементарные вещи, то он обязательно начнет видеть во мне какую-то маленькую девочку, которой нужен только уход. На все это мне открыла глаза одна ситуация: моя подруга с мышечной слабостью — не может даже стакан воды поднять руками — приехала самостоятельно из Питера к нам в гости. Я взяла основную роль по уходу за ней, так как муж много работает. И не перестала видеть в подруге личность, прекрасного человека и верного друга из-за каких-то мелочей в плане рутинной заботы. Я понимала, что это просто ее потребности, как у любимого человека — в еде и воде. 

С мужем Яна познакомилась через общих друзей. Тогда она могла передвигаться с тростью: уставала быстро, но ходила сама. Затем девушка полностью пересела в коляску, но муж только похвалил ее за то, что она наконец-то перестала делать себе хуже, мучая организм попытками передвигаться самостоятельно. 

«Так продолжаться не может, белорусы заслужили хорошую жизнь» 

Еще в 2017 году 16-летняя Яна ничего не знала о политике в Беларуси. Как и многих подростков, ее больше интересовали личные увлечения. Но случайное попадание на митинг резко изменило всю ее жизнь. Сейчас она считает, что оставаться аполитичным человеком в стране «больше невозможно». 

так продолжаться не может, белорусы заслужили хорошую жизнь. […] Произошло слишком много ужасных вещей, чтобы продолжать оставаться в стороне. Я до сих пор вспоминаю со слезами на глазах все, что творилось в прошлом году. Как сейчас режим пытается задавить угрозами и уголовными делами людей, которые активно высказывают свою позицию. Как давят на СМИ и закрывают их, устраивают обыски и заводят уголовные дела на независимых журналистов. Насколько ужасно поступают с правозащитниками, которые становились на защиту белорусов. […] Я бы могла кое-что передать тем, кто защищает этот режим: а что, если однажды ваш ребенок будет проходить мимо митинга и его ни за что задержат и побьют? Никто от этого не застрахован. Вы защищаете бандитов и убийц.